Валерий Золотухин - На плахе Таганки

• Название: На плахе Таганки
• Автор: Валерий Золотухин
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-01858-1

"На плахе «Таганки» — уникальный по своей откровенности и драматизму документ, повесть о небывалой популярности любимовского театра в 60-80-е годы, история его раскола и заката, рассказ о его звездах — В.Высоцком, А.Демидовой, Н.Губенко, Л.Филатове, о Юрии Любимове и Анатолии Эфросе. О чем бы ни писал В.Золотухин — о взлетах и падениях Учителя-Мастера, об ошибках Друга-соратника, заблуждениях Друга-соперника, слабостях партнеров, — он всегда искренен и честен перед ними и самим собой.

---

Губенко советовался, спрашивал: можно ли соглашаться на два-три спектакля в день. Дополнительный гонорар получаем и на троих делим. Согласился, семь бед — один ответ.

Губенко говорил о неготовности «МТ», о том, что не надо торопиться выпускать. Он будет говорить с Любимовым...

Любимов:

— Свиньи родятся без глаз, коровы — без ног. Какие же дети могут получиться?! У женщин берут подписку, чтоб они не рожали. У родственников их не прописывают, и они возвращаются в свои зараженные места.

Вчера похоронили Товстоногова. Ушел на 76-м году замечательный мастер. Царство ему небесное! И о нас, «Таганке», успел доброе слово сказать. Господи! Как не хочется падать с «Маленькими трагедиями», но, кажется, это придется сделать.

«День шестого никогда» — пришли гранки. По первому прочтению немного расстроился, какое-то неудобное, некомфортное ощущение, но сейчас успокоился. Нормально. Эта корявость имеет свой смысл. Пусть будет так. А вообще-то можно с этого света уходить. Лучшего я ничего не сыграю, да и не хочу. Сына бы еще одного родить и внуков дождаться. И все дела мои земные на этом закончить можно. Что может помочь мне в Дон Гуане? Трезвое понимание, что это простая ординарная, ежедневная работа, что это не подвиг Самозванца, что это не кузькинская вершина. Это рядовая, черная работа, которую надо выполнять честно, в меру отпущенного для этого мероприятия таланта. И готовиться к провалу и нехорошим рецензиям — смешают они с дерьмом меня. А те, кто обрушился на меня за Гамлета, восторжествуют. «И он смел претендовать на роль принца Датского!» К этому надо спокойно подготовить свою голову, сердце, душу, ум. Я делаю это ради Любимова, я ему многим обязан, и я разделю с ним успех и неудачу, и свою и его. Я, наверное, выпью сегодня с Фоминым. Хочется проститься с учителем славно. Димка отвезет. Или такси заказать? Но выпить надо. Фомина я люблю и обязан ему многим. Поводырь!

Любимов резко начал утро. По мнению Демидовой, Катя узнала и недовольна решением президиума о гражданстве. Мне же его настроение показалось результатом беседы с ним Николая о неготовности и преждевременности премьеры.

5 июня 1989 г. Понедельник

Чуть не забыл, что Денису завтра 20 лет. Это уже серьезно.

После первого акта шеф сказал: «Лучше, намного лучше». Потом был банкет, и Любимов с Катей были мрачны. Петька сказал, что у них дома итальянская еда — она вкуснее.

После этого все трое покинули банкетный зал. Утешал я себя все эти «премьерные» дни тем, что выпивал и играл Дон Гуана. Если я выпивши его играю, то трезвый тем более...

8 июня 1989 г. Четверг

Что меня ждет в Москве, в театре? Надо с Любимовым контакт наладить. Я знал, на что шел.

Губенко успокаивает меня:

— Хорошо, Валерий, в самом деле хорошо! Наглей, наглей все делай — и будет еще лучше.

Уж куда наглей: Золотухин — Дон Гуан!

9 июня 1989 г. Пятница

На рынке человек, продающий курагу, сказал, что вчера вечером киргизы начали войну с таджиками. Так, кто следующий?

Втянут Россию — и понеслась новая гражданская. Господи, не карай ты народ мой! Сотвори, и примири, и подскажи выход к хорошему, хорошие пути.

Совершеннейший сумбур в голове — как и где провести отпуск, что делать, что писать главным образом. Надо за июнь с писаниной разобраться.

Но что делать, если я был занят Кузькиным и Дон Гуаном?! Или это не засчитывается? Я сделал фильм про себя и про песни! Ну, покажут осенью, ну и что? Если Любимов не выкинет чего-либо.

Что я суечусь? Завидую, что Ленька будет снимать фильм по своему сценарию, а у Шахназарова играть царя нашего последнего.

Ну и дай Бог ему удачи! Зато у меня есть грустный мальчик Сережа, у меня есть душа, еще не совсем заросшая мхом... Я еще держу ремесло в руках, и мне повинуется мое тело.

Еще Бог не забыл про меня. Значит, мне жаловаться и горевать нечего. Надо работать и быть веселым. «Сохраняйте веру в себя при самых плачевных обстоятельствах — всегда будете в хорошем настроении».

Губенко хочет постепенно сдать театр Любимову, а тот не хочет брать.

Желдин по поводу Губенко:

— Вы театр 60-х реабилитировали, этот театр кончился, вам из него надо уйти.

«Пригласить в другое помещение». «Сохранить для русского искусства». «Чистка Авгиевых конюшен». «За три месяца он впервые сел в свое кресло».

10 июня 1989 г. Суббота

Ну вот. Мать с Тоней не приедут, не собираются, а я вздумал планы свои с их приездом связывать. Думать надо. Они еще купили дачу — тесовый дом трехкомнатный, стол точеный. Мать боится — в Москву увезу. Она рада-радешенька, чуть ли не пляшет у телефона. «На природе побываю — вылечусь. На диване лежу — на портрет твой гляжу, супротив на стеночке. Книжечку возьму твою почитаю, газетку разверну, где тебя хвалят, а ты там так напиваешься, я ведь горжусь тобой. Не надо, сынок».

13 июня 1989 г. Вторник

В театре идет бурный худсовет — обсуждают уход Губенко. Выскочил совершенно потерянный, панически расстроенный Ефимович: «Он уходит! Что это такое? Сделайте что-нибудь!!» Нет уж, теперь делайте вы. Надо было для этого выкручивать руки Дупаку! А Коля уходит вовремя... для себя. Биографию себе он сделал — великий гражданин, положил два года на возвращение гражданства Любимову. Теперь давай, дядя Юра, запрягайся по 24 часа в сутки и вытаскивай свое детище. А то тебе за границу хочется, а то тебе заграничной пищи не хватает и условий жизни... Так, дорогой мой, все здесь к твоим услугам, и над тобой не только Демичева, а и Дупака нет.

11-го были в Барановичах. Отказались работать на этом дурацком стадионе — холод, ветер. Мы вернулись бы калеками. Вместо того мы сидели у меня в номере, пили коньяк и давали Веньке урок морали и нравственности. Но с Веньки как с того гуся вода, и больше ничего. Хоть согрелись коньяком и какой-то славной бастурмой или ветчиной. Обратно ехали все вместе, в одном купе. Я на верхней полке.

Это ничего, что я кручу своей жизнью так, что непонятно, чем я в ней пребываю и как гляжусь со стороны. Бог со мной. Со мной ли? Хотя с другой интонацией записано это... «иронически подан Золотухиным Дон Гуан» — вот и все, что я заслужил от критика за свою игру. Но еще не вечер. Еще не сыграл я свою игру. Завтра попробую. Спектакль оценивается по первым откликам как явление художественное. Это главное. Я ведь и шел в него, зная, что не сорву славы дополнительной, а исключительно за-ради Любимова. Помог ли я ему? Не знаю, но как умею, так и играю, по-другому будет завтра. Господи, сподобь! И партнеров моих.

Вечер. Смотрели «Последний император». Гулял. Звонил. Волнуюсь перед завтрашним днем. А чего волнуюсь? Вперед и с песней понаглей, да повеселей, да позадиристей-похулиганистей. Подумаешь, не Боги горшки... И дуй до горы. Говорю то, во что сам не верю.

15 июня 1989 г. Четверг

Нас обокрали. «Маленькие трагедии» продолжались дома. Но настроение гадкое из-за спектакля, роли и пр.

Приехали домой — квартира на цепочке. Позвонили, покричали: «Мама!» Я понял, что это кража. Побежал за дом к окну кабинета-спальни — окно настежь. Пошел в милицию напротив. Много приехало милиции, старшина залез в окно, впустил в квартиру — видео на полу, в шубный шкаф не лазили. Собака довела до Профсоюзной. Мы выложили грабителям все на блюдечке, оставив фрамугу в кабинете открытой — свежий воздух нужен. Взяли магнитофон, кассеты, деньги, где обычно они у нас лежат, злато-серебро, магнитофон «Тошиба», адаптеры. Не так жалко, как мерзко и противно на душе. Мы их, очевидно, спугнули. Ничего, конечно, у нас не застраховано — Тамаре все некогда домом заниматься. Хорошо, я днями отнес 2000 в кассу. А на душе осадок от Гуана, от разговора с Тамарой, Таней Гармаш. «Ваня понравился, Лена очень понравилась, очень понравилась ваша сцена с Лаурой, очень». После первого акта меня хвалила Галина: «Лихо работаешь!»

22 июня 1989 г. Четверг. Цюрих

И над постелью висит Ирбис. Ну надо же, а?! Судьба. Леопард? Господи, спаси и сохрани!

23 июня 1989 г. Пятница, отель «Флорида», № 409

18-го я отменил премьеру «МТ» — шел «Борис» без меня, я гулял. День рождения встретил в самолете, между Любимовым и Губенко. Год сумасшедшей жизни и в театре, и в личной ситуации, и в стране. Грядет мой апокалипсис. «Годунов» — самый трудный спектакль для меня. Как-то незаметно мне исполнилось 48 лет. Как-то так незаметно, что обидно, черт возьми.

Накануне отъезда звонил мне из санатория Дупак. До того жалко мне мужика и нас, пешек в этой ситуации.

Привычки. Дурные они или хорошие, мне жаль с ними расставаться. Я люблю женщин, люблю остроту обладания, свидания, риска, преодоления страха, стеснения и пр. Я люблю пить портвейн и растворимый кофе. Люблю дерзить начальству и люблю смирение. И болтаюсь между тем, кто я есть, в кого играю и кем хочу казаться.

Ирбис — это снежный барс. Над кроватью висит леопард или гепард. Но это, в общем, неважно — из той же породы.