Реза Аслан - Нет бога, кроме Бога. Истоки, эволюция и будущее ислама

• Название: Нет бога, кроме Бога. Истоки, эволюция и будущее ислама
• Автор: Реза Аслан
• Жанр: Религия
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-389-16306-5

Религия – это не вера, а история веры. Позади четырнадцать веков неистовых дебатов о том, что значит быть мусульманином, различных толкований Корана, племенных междоусобиц, крестовых походов и мировых войн. В XXI веке ислам вступил в эпоху Реформации, ознаменованную столкновением между теми, кто отвергает модернизм и фанатично возвращается к «основам» своей веры, и теми, кто стремится примирить религиозные ценности с реалиями современного мира. По мнению Резы Аслана, одного из крупнейших в мире специалистов по библеистике и корановедению, именно последние определят будущее мусульманского мира. «Перед вами история ислама. Это история, закрепленная в воспоминаниях первого поколения мусульман и систематизированная самыми ранними биографами пророка Мухаммада… Прошлое уже позади, как и времена идеализированного и абсолютно мнимого представления о нем, сформированного пуританами и фундаменталистами, которые стремятся его воссоздать. Следующая глава в истории ислама будет написана исключительно теми, кто желает смотреть в будущее. Волну реформ нельзя остановить. Исламская Реформация уже здесь. Мы все живем в ее эпоху». ( )

---

В понимании Мухаммада только кахины, которых он презирал как достойных осуждения шарлатанов («Я не могу даже смотреть на них!» – однажды воскликнул он), получали послания с небес. Если то, что произошло с ним на горе Хира, означало, что он сам стал кахином и что соратники теперь будут рассматривать его в таком качестве, то лучше умереть.

«Никогда курайшиты не скажут мне об этом! – поклялся Мухаммад. – Я отправлюсь на вершину горы и сброшусь с нее, таким образом покончив с собой и обретя покой».

Мухаммад справедливо опасался сравнения с кахинами. Что невозможно не заметить в любом переводе тех первых строк откровения – это их изысканное поэтическое качество. Этот первый стих и другие, последовавшие за ним, были облечены в форму рифмованных двустиший, которые очень походили на экстатические высказывания кахинов. Это не было чем-то необычным: в конце концов, арабы привыкли слышать, как боги говорят поэтическими строками, что возвышало их язык к царству божественного. Но значительно позже, когда послания Мухаммада станут сталкиваться с интересами элиты Мекки, его враги ухватятся за сходства между изречениями оракулов-кахинов и Мухаммада, вопрошая с издевкой: «Разве мы в самом деле оставим богов наших из-за поэта одержимого?» (37:36).

Тот факт, что в Коране есть десятки стихов, опровергающих обвинение в том, что Мухаммад был кахином, показывает, насколько важен был этот вопрос для ранней мусульманской общины. По мере того как в регионе разрасталось движение сторонников Мухаммада, откровения постепенно становились все более прозаическими и в конечном итоге перестали напоминать пророческий стиль ранних стихов. Однако поначалу Мухаммад точно знал, что ему скажут, и сама мысль о том, что современники будут считать его кахином, была достаточным основанием, чтобы поставить его на грань между жизнью и смертью.

В конце концов Бог облегчил беспокойство Мухаммада, заверив его в собственном здравомыслии. Но можно с уверенностью сказать, что если бы не Хадиджа, Мухаммад мог бы воплотить свой план в реальность, и тогда история могла бы получить совершенно иное развитие.

«Через нее Бог облегчил бремя Своего Пророка, – пишет Ибн Хишам об удивительной Хадидже. – Пусть Бог Всемогущий помилует ее!»

По-прежнему напуганный и трясущийся от страха после произошедшего в пещере Мухаммад добрался домой, где буквально подполз к своей жене, плача: «Закутай меня! Оберни меня!»

Хадиджа немедленно накинула на него плащ и крепко прижала его к себе, не отпуская до тех пор, пока дрожь и судороги не прекратились. После этого Мухаммад разрыдался, пытаясь объяснить, что с ним произошло. «Хадиджа, – сказал он, – я думаю, что сошел с ума».

«Этого не может быть, мой дорогой, – ответила Хадиджа, поглаживая его по волосам. – Бог не станет к тебе так относиться, потому что Он знает твою верность, твою удивительную надежность, твой прекрасный характер и твою доброту».

Но поскольку Мухаммад оставался безутешным, Хадиджа облачилась в свои одежды и разыскала единственного знакомого ей человека, кто мог бы понять, что случилось с ее мужем, – своего двоюродного брата, христианина Вараку. Того самого Вараку, который был одним из первых ханифов, еще до того как перешел в христианство. Варака был достаточно знаком с Писаниями, чтобы распознать, что произошло с Мухаммадом.

«Он – Пророк этого народа, – заверил Варака свою двоюродную сестру, выслушав ее историю. – Вели ему быть добрым сердцем».

Тем не менее Мухаммад не был ни в чем уверен, он не знал, что ему предполагалось делать теперь, когда он был призван Богом. Ухудшало ситуацию и то, что, когда он особенно нуждался в заверении, Бог оставался немым. За откровением на горе Хира последовал длительный период молчания, после чего даже Хадиджа, которая никогда не сомневалась в действительности произошедшего, стала задаваться вопросом о его значении. «Я думаю, что твой Господь, должно быть, возненавидел тебя», – призналась она мужу.

Наконец, когда Мухаммад совсем уже отчаялся, с небес ему был послан таким же мучительно жестоким образом второй стих, возвещающий, что, хочет он того или нет, отныне он – посланник Бога:

Клянусь письменной тростью и тем, что пишут!
Ты по милости Господа твоего не одержимый,
и, поистине, для тебя – награда неистощимая,
и, поистине, ты – великого нрава.
И вот ты увидишь, и они увидят… (68:1–5)

Теперь у Мухаммада больше не было другого выбора, кроме как «встать и предупреждать».

Ранние стихи, которые Мухаммад явил жителям Мекки, можно разделить на два основных тематических блока – религиозный и социальный, хотя используемый язык в обоих случаях был одинаков. В первом случае в потрясающе красивых стихах Мухаммад воспевал силу и славу Бога, который «из капли» (80:19). Это был не тот могущественный и далекий Верховный Бог, о котором большинство людей в Мекке уже знали. Это был хороший Бог, который глубоко любил свое Творение. Это был ар-Рахман, «милосердный» (55:1), аль-Акрам, «щедрейший» (96:3). Это был Бог, достойный благодарности и поклонения. «От скольких милостей вашего Бога вы откажетесь?» – вопрошал Мухаммад.

В ранних стихах отсутствуют идеи о силе и добре Бога, авторитарные заявления о монотеизме и критика политеизма. Поначалу Мухаммад, казалось, больше беспокоился о том, чтобы показать природу Аллаха, а не о том, сколько богов существует. Возможно, это объясняется тем, что, как ранее отмечалось, Мухаммад обращался к сообществу, которое уже обладало некоторыми чертами монотеистического мировоззрения – по крайней мере в нем присутствовали генотеистические тенденции. Курайшитам не нужно было объяснять, что есть только один Бог; они ранее слышали это неоднократно от евреев, христиан и ханифов, и необязательно, что они не соглашались с этим. В тот момент духовной миссии Мухаммада у него появилось гораздо более важное послание.

Это сообщение, отражающее вторую тему ранних стихов Мухаммада, было направлено на решение вопросов племенной этики в Мекке. В самых сильных выражениях Мухаммад осуждал плохое обращение со слабыми и беззащитными и их эксплуатацию. Он призывал покончить с ложными контрактами и практикой ростовщичества, приводившей к попаданию бедных людей в рабство. Он говорил о правах непривилегированной части населения и угнетенных и сделал поразительное заявление, что забота о таких социальных группах – это обязанность богатых и наделенных властью. «Сироту ты не притесняй, – гласит Коран, – а просящего не отгоняй» (93:9–10).

Это не дружеский совет, а предостережение. Бог видел жадность и нечестивость курайшитов и более этого не потерпит.

Горе всякому хулителю-поносителю,
который собрал богатство и приготовил его!
Думает он, что богатство его увековечит.
Так нет же! Будет ввергнут он в…
Огонь Аллаха воспламененный (104:1–6).

Более всего Мухаммад считал себя посланником, предупреждающим тех, кто в его общине продолжал угнетать сирот, кто не призывал других давать еду нуждающимся, кто молился богам, забывая о своем моральном долге, и кто утаивал блага общего пользования от других (107:1–7). Его послание было простым: Судный день придет, «когда небо раскололось, и послушалось своего Господа, и обязалось, и когда земля растянулась» (84:1–3), и те, кто не «отпустит раба или не накормит в день голода сироту из родственников или бедняка оскудевшего», будут охвачены огнем (90:13–20).

Это было радикальное заявление, которое никогда ранее не слышали в Мекке. Мухаммад еще не устанавливал новую религию, он призывал к проведению социальных реформ. Он еще не проповедовал монотеизм, он требовал экономической справедливости. Но это революционное и принципиально новое по своему смысловому наполнению послание Мухаммада так или иначе другими игнорировалось.

Отчасти в этом была вина самого Мухаммада. Все предания повествуют, что поначалу он поверял откровение только своим ближайшим друзьям и членам семьи. Первым человеком, принявшим его послание, была, по понятным причинам, Хадиджа, которая с того момента, как его встретила, и вплоть до своей смерти всегда была рядом с ним. Особенно в то время, когда он находился в самом бедственном положении. Хотя между мусульманами ведутся межпарадигмальные споры о том, кто стал вторым человеком, которому Мухаммад поверял сообщения, можно с определенной долей уверенности предположить, что это был его двоюродный брат – Али, сын Абу Талиба. Поскольку они росли вместе с Пророком в одном доме, именно он был ближайшим человеком для него после жены.

То, что Али стал принимать откровения Мухаммада, оказалось для него большим облегчением, ведь Али стал уже не только его двоюродным братом, но и его ближайшим соратником – человеком, которого Пророк часто называл «братом». В конечном итоге Али, возмужав, превратится в самого уважаемого воина в исламе. Он женится на любимой дочери Мухаммада Фатиме и подарит Пророку легендарных внуков – Хасана и Хусейна. Почитаемый как источник эзотерического знания и отец исламской метафизики, Али однажды вдохновит своих последователей на создание нового течения в исламе. Однако в тот момент, когда он впервые стоял среди членов Бану Хашим, чтобы ответить на призыв Пророка, ему было только тринадцать лет.