Стивен Эриксон - Буря Жнеца. Том 2

• Название: Буря Жнеца. Том 2
• Автор: Стивен Эриксон
• Жанр: Зарубежное фэнтези
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-099680-3

Неспокойно в Летерийской империи. Рулад Сэнгар, Император Тысячи Смертей, попал под демоническую власть своего колдовского меча, который дарит ему бессмертие. Тайная полиция Патриотистов начинает чистки среди подданных. Пророки больше не могут видеть грядущее. Дворец полон заговорщиков, чиновники коррумпированы, и ими движут только личные интересы. Старая Империя на грани войны с окружающими королевствами, которые не забыли давние обиды. Великий флот эдур приближается к берегам древнего государства. Он несет бесчисленную армию со всех концов света. Среди них – два легендарных падших бойца, жаждущих скрестить мечи с проклятым Императором лично. Кровопролитие в таких масштабах не останется без ответа и может изменить судьбу мира. Брутальный роман о войне, интригах и темной, неконтролируемой магии. Самая захватывающая эпическая фэнтези, которую можно себе вообразить.

---

– Не поспоришь, – сказала она мертвенным тоном и, развернувшись, вышла из каюты.

– А вот раздумья – другое дело, – бормотал он, обращаясь к пустому стулу напротив. – Начнем с того, что ты сам выбираешь тему для размышлений. И необязательно что-то пессимистичное. Скажем, вмешательство богов в жизнь смертных… нет, плохой пример. Вот, кстати, кузнечное дело. Подковы. В подковах ничего пессимистичного нет… полагаю. Ну да, подковы – это хорошо, лошади с ними быстрее скачут. Прямо в гущу битвы, навстречу ужасной погибели.

Вифал нахмурился и замолчал.

Лицо Фейд – широкое, с высоким лбом и заостренным подбородком – было мертвенно-серым, цвета мутного сланца. Взгляд пустой, если только не наполнялся ядом – вот как сейчас, когда Фейд смотрела в спину Сандалат Друкорлат.

Краем глаза Нимандр Голит наблюдал за своей названой сестрой и в который раз задавался вопросом, откуда в ней неиссякаемый источник злобы. Она ведь с детства такая, начисто лишенная сострадания. В образовавшейся пустоте расцвело нечто холодное, вызывавшее в ней мрачное наслаждение каждой победой, реальной и вымышленной, явной и неявной.

Эта юная красавица состоит из одних противоречий. С первого взгляда она очаровывает и кружит голову неким врожденным шармом. Безупречное произведение искусства, поэма любви и красоты.

Но очарование быстро проходит – как правило, после первого же ненавязчивого вопроса, на который Фейд неизменно отвечает ледяным молчанием. Это молчание выворачивает поэму наизнанку, где место любви и красоты занимает неприкрытое презрение.

Те же, кто узнавал Фейд получше, замечали еще и злобу. Нимандр с содроганием понимал, что сестра способна на убийство. Горе проницательным наблюдателям, которым удавалось разгадать ее душу, увидеть внутри пульсирующий клубок темноты с прожилками невыразимых кошмаров, но которые забывали затем скрыть то, что поняли.

В общении с Фейд Нимандр давно научился притворяться наивным и улыбчивым, и это приводило ее в умиротворенное состояние. Увы, именно в такие минуты она охотнее всего делилась своими кровавыми замыслами, нашептывая изощренные схемы мести за каждую мелкую обиду.

Проницательности Сандалат Друкорлат не занимать, но это, впрочем, неудивительно. За долгие и долгие века она повидала все – от благородства до беспросветной подлости, – так что ей не составило труда определить, к какой категории относится Фейд. На холод она отвечала холодом; презрение отскакивало от нее, как камешки от щита, не оставляя даже царапин. Однако наиболее болезненным было то, что безмолвные выходки Фейд забавляли Сандалат, вызывая порой откровенную насмешку. Все это оставляло глубокие раны на сердце Фейд – раны, которые неизбежно начинали гноиться.

И Нимандр не сомневался, что прямо сейчас в высоком лбу сестры зреет мысль об убийстве Сандалат – женщины, заменившей им всем мать.

Он признавал и собственный раздрай – накатывавшую временами полную безучастность к происходящему. В конце концов, у него самого хватало внутренних демонов, которые так просто уходить не желали. Даже когда Нимандру случалось забыть о них, те продолжали играть в свои темные игры, и скромный куш – то есть Нимандрова жизнь – постоянно переходил из рук в руки, заставляя весы качаться из стороны в сторону без остановок. Возгласы победителей, ругань проигравших, звон рассыпающихся монет – все это сливалось в какофонию хаоса и раздора. Неудивительно, что он нередко чувствовал себя оглохшим и дезориентированным.

Возможно, такие качества отличали всех тисте анди. Замкнутость без стремления к самокопанию. Тьма в крови. Непонятные даже сами себе. Нимандр очень хотел разделять веру Андариста в то, что престол необходимо защитить, потому и без колебаний бросил своих подопечных в ту бойню. Возможно, тогда ему и правда удалось себя убедить.

Стремление к смерти. Чем дольше жизнь, тем меньше она ценится. Отчего так?

Видимо, это и называется самокопанием? Вот только найти ответы – задача сложная. Куда проще следовать чужим приказам. Покорность. Еще одно качество тисте анди? Если вдуматься, на кого в его племени положено равняться? Вовсе не на юных воинов вроде Нимандра Голита. Не на таких, как Фейд, поглощенных злобными стремлениями. На Аномандра Рейка, который всех бросил. На его брата Андариста, который остался. На Силкаса Руина… Что за семейка! Среди потомков Матери они выделялись больше всех. Их жизнь была полна великих свершений, она звенела, как натянутая тетива. Они не боялись говорить жестокую правду в лицо друг другу, и именно это навсегда развело их в стороны. Даже уход Матери Тьмы не стал таким ударом. В прошлом их жизнь являлась одой величию и доблести. А что же мы? Мы – ничто. Мягкотелые, запутавшиеся и забытые. Утратившие простоту и чистоту. Одна тьма и ничего больше.

Сандалат Друкорлат – свидетельница тех древних эпох, в чьей душе наверняка живет скорбь по павшим тисте анди, – повернулась и поманила за собой разношерстную группу беженцев с Плавучего Авали. Выйдя на палубу («Нимандр, у тебя волосы цвета звезд»), они увидели захолустный портовый городишко, которому полагалось стать их новым домом. На следующую долю вечности, как язвительно отметила Фейд.

– Когда-то этот остров был тюрьмой. Здесь одни душегубы и насильники. – Она вдруг заглянула брату в глаза, будто что-то в них искала, затем улыбнулась – точнее, оскалилась – и добавила: – Отличное место для убийства.

Тысячелетия назад такие слова могли вызвать гражданскую войну или того хуже – гнев самой Матери Тьмы. Теперь же они едва ли всколыхнули спокойное безразличие Нимандра.

«У тебя волосы цвета…» Но прошлое не вернуть. Плавучий Авали. Наша собственная тюрьма, в которой мы узнали смерть.

Ужасную цену слепого подчинения.

Узнали, что любви нет места в этом мире.

Глава четырнадцатая

Каменную чашу взял
обеими руками
и вылил свое время
из нее на землю
Тонули в нем насекомые,
питались им травы,
а затем взошло солнце
и жарким светом своим
высушило все.

Глядя на чашу сию
в мириадах трещин,
я вспоминаю весь путь,
что до сих пор прошел.
Каждый мой след на нем –
утраченное воспоминание.
Кто бы ни сотворил сию чашу,
глуп был, но все же глупее
тот, кто ее несет.

«Каменная чаша»Рыбак кель-Тат

Пологий ледяной склон, по которому они шли, видно, много раз замерзал и оттаивал, от чего земля была вся в рытвинах и буграх, напоминая кору исполинского дерева. Ветер, то теплый, то холодный, задувал в ложбинки и уныло завывал на сотни голосов. Валу казалось, что каждым шагом он навеки давил чей-то одинокий крик. От этой мысли становилось не по себе, а разномастный мусор, усеивавший ледяную пустошь, только усугублял мрачность происходящего.

Повсюду, будто неубранные с поля камни, следы яггутов – предметы обихода, по которым можно восстановить историю и быт целого народа. Если бы только Вал разбирался в этом и мог связать увиденное воедино. Призраки, как он теперь понимал, жили в вечном смятении: бескрайние просторы, усеянные бессмысленной шелухой. Никаких истин не открывалось, загадки так и оставались неразгаданными. Призрак мог дотянуться, но не мог коснуться, мог на что-то повлиять, но сам выпадал из хода событий. Сопереживание также теряло свой смысл. Хотя нет, не сопереживание. Переживать-то он мог, почти как при жизни. Чувства по-прежнему пронизывали все его существо. А вот физических ощущений – уверенности, которую давало взаимное противодействие, – недоставало.

Вал сам выбрал себе это тело, в облике которого тяжело шагал рядом с Эмрот – обтянутым кожей скелетом. Теперь он ощущал себя частью физического мира вокруг. Лед хрустит под ногами, пальцами можно коснуться древних черепков. Вот только не было ли это ощущение иллюзией, не находился ли он среди таких же призраков, как и он? Увы, глаза не могли дать ответа на этот вопрос, слуху и осязанию верить нельзя, и Вал казался себе отзвуком заблудившегося эха.

Они с трудом пробирались по плато, а высоко над головой, на темно-синем своде, зажигались звезды. Казалось, ледяному миру нет конца. Все вокруг было усеяно мусором: куски ткани, одежды или, может, вышивки, осколки горшков, столовые приборы, загадочные орудия из дерева и камня, обломок музыкального инструмента со струнами и выпуклыми ладами, отломанная ножка стула или табуретки. Лишь в самом начале путникам попалось оружие – древко копья, – да и то оно принадлежало имассам.

Эти льды стали для яггутов могилой. Была бойня, поделилась Эмрот, но куда делись тела – не сообщила. Вал предположил, что их унесли – возможно, кто-то из выживших. Устраивали ли яггуты похороны? Неизвестно. Сколько Вал ни путешествовал, он ни разу не слышал рассказов о яггутских гробницах или кладбищах. Даже если они и существовали, их местонахождение не разглашалось.