Эндрю Ллойд Уэббер - Снимая маску. Автобиография короля мюзиклов Эндрю Ллойд Уэббера

• Название: Снимая маску. Автобиография короля мюзиклов Эндрю Ллойд Уэббера
• Автор: Эндрю Ллойд Уэббер
• Жанр: Биографии
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-095512-1

Автобиография короля мюзиклов, в которой он решил снять все маски и открыть читателям свою душу. Обладатель премии «Оскар», семи премий «Грэмми» и множества других наград, он расскажет о себе все. Как он создал самые известные произведения, которые уже много лет заставляют наши сердца сжиматься от трепета – «Кошки», «Призрак оперы», «Иисус Христос – суперзвезда» и другие. Остроумно и иронично, маэстро смотрит на свою жизнь будто сверху и рассказывает нам всю историю своей жизни – не приукрашивая и не скрывая. Он анализирует свои поступки и решения, которые привели его к тому, где он находится сейчас; он вспоминает, как переживал тяжелые периоды жизни и что помогло ему не опустить руки и идти вперед; он делится сокровенным, рассказывая, что его вдохновляет и какая его самая большая мечта. Много внимание обладатель премии Оскар уделяет своей творческой жизни – он с теплотой вспоминает десятилетия, в которые театральная музыка вышла за пределы театра и стала самобытной, а также рассказывает о создании своих главных шедевров. Даже если вы никогда не слышали об Эндрю Ллойд Уэббере раньше, после прочтения книги вы не сможете не полюбить его.

---

С ТОГО МОМЕНТА ВИЛЛА ТЕТУШКИ ВИ СТАЛА МОИМ ВТОРЫМ ДОМОМ. И неудивительно, что прибытие на Вестминстерский борт серым осенним утром было шоком для меня. Хуже того, из-за того, что мальчики в моем новом месте обучения были объединены в группы по возрасту, я потерял свое преимущество. Я провел в школе два года, столько же, сколько ученики, которых определили в старшую группу. Я протестовал до последнего. Это казалось ужасно несправедливо. Но через несколько недель разочарование забылось. В октябре 1962 года произошел Карибский кризис. Несколько ночей подряд мы смотрели в окно нашей спальни на здание Парламента и гадали, последний ли это раз, когда мы видим его. Среди нас не было ни одного, кто все эти тринадцать ночей не мечтал бы оказаться в объятиях родителей. Единственным утешением было то, что расположение Вестминстера означало бы наш быстрый конец.

Мое понижение – определение меня в младшую группу – вызвало большие проблемы с репетициями. Первый кризис был вызван репетициями рождественского представления в моей старой школе. Оно уже превратилось в мюзикл под названием «Socrates Swings», и дуэту Робина Бэрроу и Ллойда Уэббера было ради чего жить. Только потому, что я поменял учебное заведение, я не мог бросить свое прошлое. Проблема была в том, что репетиции обычно проходили после отбоя младших мальчиков, а я снова был среди них. Робин, сам будучи старостой, договорился со старостой в моем общежитии, и тот неохотно согласился отпускать меня после отбоя. Впрочем, он заставил меня заплатить за эту привилегию, избивая меня за то, чего я не делал.

В общем, я аккомпанировал нашему «Socrates Swings», сидя на высоченной подушке. Мама и папа были тогда на представлении, и, я думаю, тогда-то они наконец поняли, что я не собирался быть образцовым ученым-историком.

За пару недель до первого показа «Socrates Swings» в Вестминстерском аббатстве состоялась лондонская премьера «Военного реквиема» Бенджамина Бриттена. Несколько королевских стипендиатов были выбраны на роли капельдинеров. И одним из них был я. Это был настолько туманный вечер, что даже в Аббатстве невозможно было увидеть ничего дальше вытянутой руки. Чудом музыканты видели дирижера. Еще большим чудом было то, что зрители добрались до Аббатства, продемонстрировав, как лондонцы были приспособлены к густому туману до введения дней контроля над загрязнением воздуха.

Концерт произвел на меня неизгладимое впечатление. «Военный реквием» – это соединение захватывающей дух театральности, военной лирики Уилфрида Оуэна и католической заупокойной мессы. Традиционно оркестровки Бриттена – это высший пилотаж, но в наибольшей степени именно эта, поскольку здесь он использует три элемента: большой симфонический оркестр, камерный оркестр и позитив (орган с особым звучанием, который часто задействовали композиторы раннего Барокко, как, например, Пёрселл) для аккомпанирования нежному хору мальчиков. Именно этот концерт привел меня к операм Бриттена: «Питеру Граймсу» и «Повороту винта». То, как Бриттен использовал всего лишь один удар по малому барабану, чтобы воспроизвести звук буксира в «Смерти в Венеции», – олицетворяет гениальность в своем естестве.

В конце той же недели, когда проходила премьера «Военного Реквиема», состоялся еще один дебют. Тем рождеством песня под названием «Love Me Do» относительно неизвестной ливерпульской группы The Beatles появилась в поп-чартах. Она заняла всего лишь семнадцатое место, но стала предвестницей 1963 года, когда The Beatles впервые возглавили хит-парады, положив начало чреде бесконечных побед, а поп-музыка изменилась навсегда.

Ливерпульский Mersey Sound прорвался наружу и родился Свингующий Лондон. Вестминстер был в самом эпицентре происходящего: в шаге от музыкальных издателей на Tin Pan Alley[5], клубов и концертных площадок, где происходило все самое интересное. Все, чего я желал, – быть частью этой новой музыкальной сцены и быть там, где она, всего лишь в прыжке и небольшой пробежке напрямик через Аббатство от нашего уединенного порога. Я отчаянно хотел доказать, что и я – не только Джон Лилл – могу добиться успеха.

Возможно, потому что отец увидел разгромное рождественское представление «Socrates Swings», и подумал, что мне нужна помощь, или, потому что мы нашли что-то общее на Английском променаде в Ницце, весной 1963 года, во время школьных каникул, он решил на время послать меня в специализированный музыкальный колледж. «Колледж» на самом деле был местом, где музыкально безграмотных композиторов учили выражать свои мысли в нотной тетради. Им управлял парень по имени Эрик Гильдер, которого, как оказалось, папа знал в студенческие годы.

Отец думал, я усвою несколько практических уроков. Действительно, мистер Гильдер показал мне довольно изящный трюк с изменением регистра, которым я до сих пор иногда пользуюсь. Он заключается в изменении обычного полутона по восходящей. Но самым ценным знанием, которое я получил от Гильдера, было то, как подготовить партитуру для фортепиано для мюзикла. Пробой пера было произведение, которое я начал, основываясь на одной из худших идей, которые когда-либо были придуманы для сцены. Помимо, конечно, мюзикла о гуманитарной работе Чингисхана. Оно называлось «Westonia!» и было пародией на руританские небылицы, которые так любил Айвор Новелло. Даже почти спустя шестьдесят лет мое смущение таково, что никто, включая моих самых близких людей, не знает, где я спрятал эту партитуру.

«Westonia!» родилась из моего отчаяния. Робин Бэрроу поступил в университет, а в Вестминстерской обители не было других начинающих поэтов. К тому же стремительный подъем великолепной четверки The Beatles понизил интерес моих сверстников к мюзиклам с нуля до минус бесконечности. Единственным человеком, который согласился написать слова к моему «шедевру», была Джоан Колмор, наглая австралийка, бывшая актриса и подруга моей тети. Так появилась «Westonia!».

Благодаря мистеру Гильдеру партитура этого кошмара была оформлена довольно-таки профессионально. Так что, когда я послала ее самому известному продюсеру Вест-Энда, Харольду Филдингу, сопроводив письмом с пометкой, что мне всего четырнадцать, ее заметили. Продюсер «Half a Sixpence» и «Ziegfeld» дал понять, что считает мою музыку многообещающей. Каким-то образом его слова распространились достаточно, чтобы несколько агентов обратились к отцу с вопросом, нужен ли мне представитель. Конечно же я думал, что за этим последует неизбежная премьера в Вест-Энде, и количество моих прогулов ради встреч с издателями и всего такого достигло своего предела.

В конце концов я получил достаточно милое письмо от Харольда Филдинга, в котором говорилось, что я должен продолжать заниматься музыкой, но не было ни слова о том, что «Westonia!» скоро окажется на сценах Вест-Энда. В тот короткий период меня представляло топовое агентство Noel Gay Organisation, которое отказалось от меня, как только Филдинг умерил мой пыл. Я спустился с небес на землю с огромным разочарованием. Я решил, что мюзиклы – это дохлый номер. Особенно, если знаменитейшие продюсеры не видят очевидное преимущество таких передовых работ как «Westonia!». Настало время превратиться в сочинителя поп-музыки. Но на пути к славе встал неизбежный факт, что я застрял в школе-интернате, а также то, что дома по-прежнему господствовала одержимость Лиллом.

К концу пасхальных каникул я находился в глубокой депрессии. Мамино увлечение Джоном Лиллом делало ее все более угрюмой и непредсказуемой. Дом превратился в котел бурлящих чувств, который все больше подпитывались папиным пристрастием к алкоголю. Надо мной дамокловым мечом навис очередной школьный семестр. И мои подростковые гормоны сказали, что с меня достаточно.

Одним утром я украл из ванны упаковку веганина, отправился на почту и снял все свои сбережения – все 7 фунтов. Затем в двух разных аптеках я купил аспирин и направился к метро. В то время «подземка» ходила до Онгара в Эссексе, тогда еще глубокой деревне. Я купил билет в один конец. Доехав до конца ветки, я еще немного побродил по городу, купил еще аспирина и бутылку сладкой газировки и отправился к автобусной станции. Я планировал сесть на первый попавшийся автобус, отъехать на нем на приличное расстояние и проглотить весь свой арсенал таблеток за какой-нибудь укромной изгородью.

Первый автобус, который я увидел, отправлялся в Лавенем. Что-то подсказало мне сесть именно на него – название города вызывало ассоциации с древней архитектурой. Старый автобус медленно ехал по сельским окрестностям Эссекса, и к тому времени как мы добрались до Саффлока, пасмурное утро превратилось в славный весенний день.

Лавенем! До того момента я никогда не видел такую нетронутую современностью английскую деревню. Озарение снизошло на меня в местной церкви. Все что я помню сейчас – то, как я сидел в ней на протяжении, наверное, двух часов и благодарил бога за существование Лавенема. Я вернулся в Лондон с мыслью, что в конце концов все не так уж и плохо. Однако таблетки я не выкинул.