Эмили Гиффин - Прежде всего любовь

• Название: Прежде всего любовь
• Автор: Эмили Гиффин
• Жанр: Современная русская литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-112485-4

Страшная автомобильная авария оставила неизгладимый отпечаток на судьбах сестер Джози и Мередит Гарланд. Пятнадцать лет спустя обеим уже за тридцать и у них очень разные жизни. Джози учительница первого класса, одинока и отчаянно мечтает стать матерью. Она устала от бесполезных свиданий и принимает решение взять исполнение мечты в свои руки. Мередит образцовая дочь, идеальная жена и мама. Однако в последнее время она втайне задается вопросом: сама ли она выбрала такую жизнь или всегда лишь реализовывала чужие ожидания? У Джози и Мередит много претензий друг к другу, к тому же перед годовщиной семейной трагедии начинают всплывать болезненные тайны прошлого. На пути к пониманию и прощению обе сестры обнаруживают, что нуждаются друг в друге больше, чем им казалось, и что в поисках истинного счастья любовь всегда стоит на первом месте.

---

– Это очень странно. Ненормально. Им пора жить своей жизнью.

Он поднимает брови и смотрит на меня. Я знаю, что он снова думает про Уилла. Я почти вижу у него над головой пузырь со словами «Чья бы корова мычала».

– Что? – защищаюсь я.

– Ничего, – невинно говорит он.

Я чувствую, что должна принять меры. Достаю телефон и быстро печатаю письмо.

От: Джози

Отправлено: 18 августа

Кому: Андреа Карлайл

Тема: На: Родительский комитет

Дорогая Андреа,

Спасибо вам за ваше замечательное письмо. Эди очаровательна, и я хотела бы познакомиться с ней поближе. Надеюсь, Зубная фея будет к ней добра. Я рада, что вы вызвались быть председателем родительского комитета. Конечно же, я согласна. Жду не дождусь встречи с вами. Действительно, мир очень маленький!

С любовью, Джози

Я быстро проверяю, не наделала ли ошибок, и отправляю письмо. Прислушиваюсь к свисту, с которым оно уходит. Мне кажется, что я сделала что-то необратимое.

– Смотри, – я показываю письмо Гейбу.

Он быстро проглядывает его, возвращает мне телефон и ухмыляется.

– Посмотрите-ка на мисс Держу-Себя-В-Руках.

– Я действительно держу себя в руках, – отзываюсь я и сама в это верю.

Ночью я просыпаюсь около двух часов и не могу заснуть. Я говорю себе, что просто нервничаю из-за начала учебного года, привыкаю к новому режиму, но приближается утро, и я понимаю, что причины лежат глубже. Я понимаю, что дело в Дэниеле, Софи, маме, Мередит, Уилле и Андреа. И, конечно, в Эди, которая наверняка крепко спит. Я представляю себе, как рассыпались по подушке ее светлые кудри. Думаю, что под подушкой лежит блестящая монетка, а девочке снятся волшебные сны. Думаю о своем разговоре с Гейбом, человеком, который знает меня лучше всех, который осведомлен о моих секретах, знает, о чем у меня болит сердце. Прямо сейчас я сожалею о допущенных ошибках, из-за которых мне приходится заводить себе парней на другом континенте. Парней не более реальных, чем Зубная фея.

Глава четвертая. Мередит

Вечером пятницы, за сорок пять минут до того, как мы с Ноланом собираемся выйти из дома и пойти ужинать с друзьями, няня присылает смс: «Извините. Я заболела и не могу присмотреть за Харпер сегодня. Отравилась ☹☹☹».

– Врет, – говорю я и кидаю телефон на стол с такой силой, что приходится проверять, не треснул ли экран.

Даже если бы я поверила, что она больна – а я не верю, – ее легкомысленное «извините» в сочетании с тремя смайликами вывело бы меня из себя.

– Кто врет? – спрашивает Нолан из гардеробной.

– Няня, – отвечаю я, – она не придет.

– А кто у нас няня? – спрашивает Нолан, выглядывая наружу. На нем боксеры, носки и новая светло-голубая льняная рубашка. Один из многих плюсов мужской жизни – по крайней мере, в нашем доме – в том, что Нолан не утруждает себя вопросами вроде найма нянь. Ему нужно только выбирать рубашки самому себе.

– Средняя дочка Тропперов. Спорим, ее просто мальчик куда-то пригласил.

– Она правда могла отравиться, – говорит Нолан, – это с людьми случается.

– Нет. Кто может отравиться в шесть сорок пять пятницы? И, кстати, тот, кто правда травится, обязательно придумывает себе другую болезнь. Потому что отравление всегда звучит как отговорка.

– Да, – смеется Нолан, – а почему?

– Потому что так обычно и бывает. Надо ей позвонить. Сказать, чтобы она все равно приходила, раз это не заразно.

– Нельзя присматривать за ребенком, если ты отравился, – Нолан как будто ничего не понял. Я смотрю, как он аккуратно расстегивает рубашку и вешает ее на мягкую вешалку в моем крае гардеробной.

– Ты что делаешь? Одевайся, – говорю я, – я попрошу маму или Джози присмотреть за Харпер.

– Правда? – разочарованно спрашивает он.

– Ты разве не хочешь никуда идти? – спрашиваю я, думая, что сама мечтала о встрече с Грэмами всю неделю.

– Хочу. Но и дома бы посидел с удовольствием. Можно заказать китайской еды и посмотреть «Родину», еще три серии осталось.

Я скрещиваю руки на груди и смотрю на него:

– Мы никуда не ходим.

– Неправда, – говорит он, – мы ходили ужинать в прошлую субботу.

– Да, но это были люди с работы. Они не считаются, – отвечаю я, зная, что, если мы останемся дома, Нолан будет смотреть телевизор, пока я буду укладывать Харпер – адское выматывающее занятие, порой занимающее несколько часов.

Я удерживаюсь от признания в том, как сильно я мечтаю о паре бокалов и вечере со взрослыми людьми, без дочери, и вместо этого снова говорю, что позвоню маме и Джози – вдруг кто-то из них свободен.

– Ты же знаешь, что Джози занята. Разве бывало так, что ей нечего делать вечером в пятницу? – спрашивает Нолан, так и не надевший рубашку.

Он в еще более лучшей форме, чем обычно, потому что готовится к очередному триатлону. Его утренняя тренировка очень удачно приходится на то время, когда нужно собирать Харпер в школу.

Я пишу обеим, на всякий случай, но, как и предсказывал Нолан, Джози сразу отвечает, что у нее уже есть планы. Мама говорит, что с удовольствием бы нам помогла, но она собирается пойти в кино с Кеем, своим приятелем из церкви.

– Черт, – бурчу я себе под нос.

– Мы могли бы позвать Грэмов в гости, – предлагает Нолан.

Я качаю головой и страшно злюсь.

– У нас бардак и есть нечего.

– И что? Пиццу закажем.

– Не хочу, – отвечаю я, понимая, что укладывать Харпер придется все равно мне, – и вряд ли Грэмы станут платить няне своих детей, только чтобы провести вечер с чужими.

– Ну ладно, – говорит он, – наверняка мы сможем придумать что-нибудь интересное.

Он подмигивает мне и делает вид, что стреляет в меня из пальца. Я знаю, что он пытается развеселить меня, но одновременно явно кое-что предлагает.

Я уклончиво фыркаю, прикидывая, на каком месте в списке моих любимых развлечений теперь стоит секс с мужем – до укладывания дочери или после.

Я знаю, что это звучит ужасно. Как будто я жуткая мать и жена. Или по крайней мере неблагодарная. Совсем не похоже на тот имидж, который я пытаюсь создать в «Инстаграме».

Тег «#счастливаяжизнь». Тег «#красиваясемья». Тег «#счастье».

Иногда – например сегодня – я никак не могу понять, что хуже: притворяться счастливой, когда ты несчастна, или постоянно злиться из-за того, что ты должна быть счастливой. Эми, мой психолог, говорит не относиться к себе так сурово. Наверное именно поэтому я к ней и хожу. Она говорит, что все люди создают воображаемую версию своей жизни и пытаются в нее поверить. Другими словами, в социальных сетях врут все. Или хотя бы выставляют напоказ лучшее. Эми еще говорит, что, хотя мне есть за что благодарить судьбу, мой брат действительно погиб в ужасной катастрофе, которая разрушила мою семью, привела к разводу родителей и оставила мне только одну сестру, которая одновременно эгоистична и жестока к себе. Короче говоря, я имею право на грусть и фрустрацию, несмотря на то, что с того ужасного дня произошло много хорошего.

Кроме того, мне нравится еще одна точка зрения Эми (ей самой за сорок). Она утверждает, что тридцать – это серьезный рубеж для многих, а материнство – вовсе не бесконечное счастье, как воображают девушки, разглядывая голубые, розовые или желтенькие ползунки. Она клянется, что все становится легче, когда дети вырастают и делаются самостоятельными, и что материнство в любом возрасте тяжело. Очень тяжело. Матерям, которые сидят дома, сложно, работающим матерям сложно, работающим неполный день тоже сложно, хотя первые два лагеря постоянно настаивают, что уж мы-то берем все лучшее от обоих миров. Лично мне кажется, что мы получаем худшее. Черт. Я снова это сделала. Черт. Черт. Черт.

Кстати, я люблю дочь сильнее всего на свете. Она – лучшее, что я сделала и сделаю в жизни. Просто необходимость заботиться о маленьком ребенке сводит меня с ума, в чем я могу признаться только Эми, которой я плачу за час абсолютной честности. Я не могу сказать об этом мужу, который недавно сказал, что у меня нет материнского инстинкта. Я не могу сказать друзьям, потому что это обесценит мой идеальный образ в «Фейсбуке». Не могу сказать сестре, которая отчаянно хочет ребенка. И не могу сказать матери, потому что знаю, что она отдала бы все, чтобы вернуть своего старшего сына и снова пережить с ним даже те моменты, которые кажутся мне омерзительными. Я нужна маме. Ребенок, о котором не нужно волноваться. Единственный ее ребенок, который не умер и не разрушил свою жизнь.

Еще сильнее на меня давит то, как я отношусь к Нолану, моему мужу на протяжении последних семи лет (конечно, скрываю я это еще тщательнее). Я не знаю, откуда начать, разве что с начала, с ответа на вечный вопрос «И как вы познакомились?». У каждой пары есть на это ответ. История, которую рассказывают раз за разом. Иногда главным рассказчиком становится муж, иногда жена. Иногда они говорят вместе, превращая историю в крошечный спектакль. Грустный взгляд, радостный смешок, неожиданный поворот сюжета. «Он тогда сказал… А я тогда… и вот мы… долго и счастливо».