Эмили Гиффин - Прежде всего любовь

• Название: Прежде всего любовь
• Автор: Эмили Гиффин
• Жанр: Современная русская литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-112485-4

Страшная автомобильная авария оставила неизгладимый отпечаток на судьбах сестер Джози и Мередит Гарланд. Пятнадцать лет спустя обеим уже за тридцать и у них очень разные жизни. Джози учительница первого класса, одинока и отчаянно мечтает стать матерью. Она устала от бесполезных свиданий и принимает решение взять исполнение мечты в свои руки. Мередит образцовая дочь, идеальная жена и мама. Однако в последнее время она втайне задается вопросом: сама ли она выбрала такую жизнь или всегда лишь реализовывала чужие ожидания? У Джози и Мередит много претензий друг к другу, к тому же перед годовщиной семейной трагедии начинают всплывать болезненные тайны прошлого. На пути к пониманию и прощению обе сестры обнаруживают, что нуждаются друг в друге больше, чем им казалось, и что в поисках истинного счастья любовь всегда стоит на первом месте.

---

Иногда мне кажется, что причина моих проблем с Ноланом в том числе в этой самой истории. Потому что, даже если я озвучу приглаженную, сокращенную и приличную версию, не упоминая сентиментальных деталей вроде «Нолан был одним из тех, кто нес гроб моего брата», мы все равно упремся в Дэниела.

Сколько я себя помню, Нолан был лучшим другом моего брата, хотя, при почти пятилетней разнице в возрасте, я не обращала внимания ни на одного из них, разве что в самом раннем детстве. Он просто был данностью, как обитый твидом диван в гостиной или отцовский верстак в гараже. Фоном, на котором проходило мое детство. Старшим мальчиком, который обменивался с братом бейсбольными карточками, играл в футбол во дворе или оставался ночевать у нас на раскладушке, вытащенной из-под односпальной кровати Дэниела.

Когда я дожила до средней школы, игнорировать Дэниела и его друзей стало сложнее, хотя бы потому, что Джози говорила только о них. Особенно ее интересовал Нолан, и я вынуждена была согласиться, что на него приятно смотреть. У него были волнистые светлые волосы, ярко-голубые глаза, и он очень легко загорал. В общем, он так походил на спасателя Малибу, что Дэниел его так и звал.

К тому же он был самым спортивным другом Дэниела и добивался успеха в любом виде спорта. Правда, ему не хватало трудолюбия и энтузиазма Дэниела, и это уравнивало их шансы на поле. Но больше всего мне нравилось в Нолане чувство юмора, его спокойное отношение к жизни, что так не походило на моего брата-отличника. Они во многом были противоположны друг другу, и с годами это стало еще заметнее. Дэниел стал лучшим выпускником Ловетт-скул и уехал в Гарвард, а Нолан выбрал девушек, вечеринки и университет Миссисипи. Средний балл у него еле-еле дотянул до двух (как раз чтобы вернуться в Атланту и работать в семейной типографии). Несмотря на то, что их пути разошлись, они оставались друзьями. За несколько дней до смерти Дэниела я подслушала, как он говорит Софи, что Нолан будет его шафером.

Поэтому, когда наутро после аварии мы вернулись из больницы и обнаружили «тахо» Нолана перед своим домом, это показалось нам одновременно уместным и ужасным. Пока мы с родителями вылезали из машины и шли к нему, он мог бы сказать что-нибудь совсем жуткое, но вместо этого только спросил:

– Где вы были? Где Дэнни? Мы собирались поиграть в баскетбол в десять, – он жевал пончик и, пока ждал ответа, успел облизать пальцы.

Я задержала дыхание и посмотрела на отца, который все еще не снял мятый костюм после командировки, только сунул красный галстук в карман. Он хотел ответить, но опустил голову и побежал в дом. Мама схватила его за руку. Нолан вылез из машины и перестал улыбаться.

– Мередит, – непонимающе сказал он, – что случилось-то?

Мне было всего двадцать, я еще даже не могла покупать пиво, но было очевидно, что именно мне придется сообщить лучшему другу Дэниела о его смерти.

– Дэниел вчера попал в аварию, – сказала я кое-как, хотя у меня сдавливало горло, а в ушах шумела кровь.

– С ним все в порядке? – спросил Нолан, как будто подталкивая меня к правильному ответу. – Он же поправится? Да, Мередит? – он распахнул глаза.

Я сделала глубокий вдох и впервые сказала это вслух:

– Дэниел погиб.

Нолан смотрел на меня пустыми глазами, как будто не услышал моих слов или не сумел их понять.

– Грузовик врезался в его машину на углу Мурс-Милл и Нортсайда, – пробормотала я. Я сама еще толком ничего не понимала. – Он был пристегнут, но повреждения внутренних органов оказались слишком сильны. Они сказали, что это произошло очень быстро… Что ему не было больно.

Я повторила то, что мама сказала бабушке: «Ему не было больно». Мне очень хотелось верить, что это правда, но я всегда в этом сомневалась, всегда пыталась представить последние мысли Дэниела. Понял ли он, что происходит?

Нолан рухнул на переднее сиденье, оставив ноги снаружи. На нем были незашнурованные высокие кроссовки. Я задохнулась в ужасе, когда он простонал:

– Черт, только не это. Мать твою. Срань какая.

Меня тянуло убежать, чтобы не видеть и не слышать Нолана. Но я не могла его бросить. Поэтому я обошла его машину спереди, открыла дверь и залезла к нему. И только тут поняла, как я замерзла, и вспомнила, что оставила куртку в больнице.

– Включи, пожалуйста, печку, – тихо попросила я.

Нолан заерзал на сиденье, закрыл свою дверь и повернул ключ. Радио заорало, и он выключил его кулаком, потом треснул по приборной панели, разбил пальцы. Я достала из сумочки платок, но он не взял. Кровь стекала по ладони и запястью. Он сказал, что уезжает.

– Уже? – в ужасе спросила я, не готовая идти домой. Я боялась увидеть Джози и осознать, что брата у нас больше нет. Что нас только двое.

– Ну, так надо, наверное, – сказал он.

Я замотала головой, глядя на пакет с пончиками.

– Нет. Пожалуйста, пойдем к нам.

– Ты уверена? Это же… семейное дело, – голос Нолана дрогнул, и по лицу потекли слезы.

– Ты тоже член семьи. Дэниел хотел бы, чтобы ты зашел.

Почти все люди описывают свое состояние после смерти близкого одинаково – все кажется им нереальным. Особенно самым близким, которые вынуждены всем заниматься. Я видела, как люди приходили и уходили. Друзья, соседи, родственники. Многих из них я раньше вообще не знала. Они приносили еду, выражали соболезнования, плакали. Мама и папа выбрали гроб, разработали сценарий похорон вместе с дамой из похоронного бюро, заказали службу у Джона Симмонса, нашего старого священника. Папа сидел в кабинете, писал речь и пил виски.

Кстати, я не помню, чтобы Нолан уходил, хотя он наверняка ездил домой спать и мыться. По просьбе родителей он сидел в гостиной с компьютером Дэниела и писал и звонил всему списку контактов, друзьям и однокурсникам. Он даже позвонил Софи, всего через пару часов после того, как приземлился ее самолет. Я слышала их разговор и не понимала, откуда он берет правильные слова. Он рассказывал, как Дэниел ее любил, как важна она была для него. Он перекопал все семейные альбомы и сделал коллаж, который должны были демонстрировать на похоронах. Он сидел рядом со мной и напряженно молчал, когда мы начали понимать, что это все навсегда.

Нельзя сказать, что он нас утешал. Вряд ли что-то могло нас утешить в тот момент. Но все же от его присутствия делалось немного легче. Он не был моим братом, зато был его близким другом. Я прекрасно поняла, за что Дэниел так его любил.

Примерно через неделю после похорон, за день до моего возвращения на север Нью-Йорка, в колледж, Нолан заехал поздороваться и, как он выразился, «проверить, как вы». Стоя в прихожей, он смотрел на лестницу, а я говорила, что мама уже легла, у нее мигрень, а папа в офисе, работает.

– А Джози? – спросил он. – Она уже уехала учиться?

– Нет. Она уедет на следующей неделе… Я не знаю, где она сегодня, – сказала я, думая, что ее частое отсутствие стало совершенно нормальным еще до аварии, а после нее только усилилось.

Я никогда не знала, где она, с кем она общается, и иногда не видела ее по нескольку дней. Между прочим, родители никогда не придумывали для нее никакого комендантского часа, и обычно она возвращалась домой уже после полуночи или вообще не возвращалась. Мы так и не поговорили о том вечере, о том, где она была и как все узнала, и я начинала подозревать, что этого никогда не случится. Что смерть Дэниела окончательно оттолкнет нас друг от друга.

Нолан сунул руки в карманы и долго смотрел на меня, а потом спросил, не хочу ли я перекусить. Приглашение меня удивило и одновременно польстило, так что я согласилась. Следующий час мы катались по Бакхеду, выбирая, куда пойти, и отвергая ресторан за рестораном. В конце концов мы сели в «ОК кафе», ярко освещенном дайнере, где подавали простую южную еду. Мы сели в дальний угол, ели барбекю и макароны с сыром, пили сладкий чай и говорили обо всем, кроме Дэниела. Вместо этого Нолан задавал мне вопросы, как будто не знал меня всю мою жизнь. Я начала догадываться, что не знал.

– Почему ты выбрала Сиракузский университет? – спросил он. – Я не знаю ни одного человека из Атланты, который бы туда уехал. Кроме тебя.

– А это недостаточная причина? – парировала я.

– Серьезно? – улыбнулся он, и на щеках у него появились ямочки.

– Ну да. Типа того, – я тоже улыбнулась, – к тому же у них отличная школа актерского мастерства.

– А, точно. Ты же из театра. Ты играла в куче пьес в Пейсе, да?

Я кивнула и сказала, что это одна из причин, по которой я выбрала другой университет. Не тот, что брат и сестра.

– Дэниел тобой гордился.

Я опустила взгляд, стараясь не заплакать, и Нолан отвлек меня новыми вопросами:

– Ты хочешь стать актрисой?

Я кивнула.

– Но ты такая застенчивая, – сказал он. Это говорили мне очень многие, узнав, чем я занимаюсь.

– Ничего я не застенчивая. Я просто интроверт, – я начала объяснять разницу. Говорить, что люди меня немного напрягают и я предпочитаю быть одна. – Дэниел тоже был интровертом. Он очень тщательно выбирал, с кем проводить время. С тобой например.