Майкл Кеднам - Тропой Койота. Плутовские сказки

• Название: Тропой Койота. Плутовские сказки
• Автор: Майкл Кеднам
• Издательство: Литагент АСТ
• Жанр: Ужасы
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-112863-0

Добро пожаловать на страницы третьего тома серии антологий «мифической фантастики» от прославленных составителей Эллен Датлоу и Терри Виндлинг! В «Зеленом рыцаре» они исследовали лесной фольклор. В «Пляске фэйри» – наблюдали за феями, эльфами и прочими духами природных стихий. А сейчас обращают внимание читателей на трикстера – непредсказуемого и неугомонного персонажа, которого можно найти в сказках, мифах и легендах всего мира. Койот. Ананси. Братец Кролик. Лис Рейнард. Локи. Мауи. Тиль Уленшпигель. Истории о трикстерах – лукавых и могучих, беспринципных и мудрых, жестоких и обаятельных – испокон веков являются одним из основных сюжетов произведений фольклорной литературы. Теперь перед вами – двадцать шесть новых сказок и мифов о трикстерах от признанных корифеев современной фантастики – Холли Блэк, Чарльза де Линта, Патриции Маккиллипп, Джеффри Форда, Джейн Йолен и многих других.

---

Она поклонилась мне. Я поклонился в ответ и, вспомнив, что каждый вечер, отправляясь спать, говорила Лиз, сказал:

– Оясуми![41]

Мидори, направившаяся к отцовскому дому, помахала мне лисьим хвостом.

– Оясуми насай![42] – откликнулась она, и я побежал в противоположном направлении, чувствуя себя полным придурком.

Домой я явился почти в два ночи. Мама с папой меня заждались.

– Где же ты был? – осведомились они. – Мы заезжали за тобой, но в игровом центре тебя не оказалось. Тогда мы позвонили Колину, и он сказал, что ни в какой игровой центр с тобой не ходил.

«Вот тормоз этот осси, – подумал я. – Неужели не знает, что друг друга нужно прикрывать?»

Я слишком устал, чтобы врать, и потому рассказал все, как есть. Родители здорово рассердились на мой обман, но влетело мне не так уж сильно.

– Просто захотелось развлечься, – объяснил я. – А ездить поездом не так уж сложно.

С этим они поспорить не могли. И, прежде, чем отправиться спать, решили позволить мне раз в месяц ездить поездом в Токио, если захочу. Только чтоб больше не врать насчет того, куда собрался.

– Ведь если бы с тобой что-нибудь случилось… – сказала мама. Голос ее задрожал. Казалось, она вот-вот заплачет. – Если бы с тобой что-нибудь случилось, мы даже не знали бы, где тебя искать.

К несчастью, способы пробудить в тебе чувство вины и у американцев имеются.

На следующее утро я поднялся и отправился на пробежку. А по пути решил заглянуть на капустную ферму и спросить Мидори. Ну, то есть, вот что подумал: раз уж у нас с самого начала неплохо пошло, может, здорово будет, когда рядом друг, который объяснит, что люди говорят, а то и японскому немножко научит. А то и… как знать? Сколько ей лет, я понять не сумел, но рассуждал так: дружить – это, конечно, круто, но вдруг у нас и что-то большее получится? Не может же она быть намного старше, верно?

Раздумывая обо всем этом, добежал я до развилки, свернул к дому ее отца и постучал в дверь. Навстречу мне вышел низкорослый, тщедушный старик.

– Мидори дома? – спросил я.

В ответ он нахмурил брови, скрестил руки на груди и с неожиданной злостью заговорил. Из его речи я не понял ни слова. Тогда он во весь голос крикнул:

– Ноу Мидори! – и захлопнул дверь прямо у меня перед носом.

Что бы все это могло значить? В недоумении я повернул обратно и углубился в лес, но вместо того, чтобы направиться домой, свернул на тропинку, что вела к храму.

Храм стоял на своем месте. Усеянные монетами и разноцветными шнурками ступеньки еще не успели просохнуть после утреннего дождя. Я сунул руку в карман шорт, отыскал монетку в сто йен, опустился на колени, положил ее перед запертой дверцей и сказал:

– Большое тебе спасибо.

И повторил по-японски:

– Аригато годзаимас.

А когда поднялся на ноги, позади храма мелькнуло что-то рыжее.

Я наклонился и заглянул за угол, надеясь увидеть мою рыжую лисицу, но ее там не оказалось. На утоптанной земле лежал ком рыжей с белым ткани. Я подошел, осторожно поднял его двумя пальцами, встряхнул… Да, тот самый. Костюм Мидори. Я оглядел поляну, но самой Мидори нигде не было. В голове тут же возник образ: вот она, без костюма, мчится по лесу, нагая фигурка мелькает в бамбуковых зарослях, прячется за кустом, смотрит на меня, стоящего неподалеку с ее шкурой в руках, сквозь зеленые линзы. Миг – и вот ее уже нет, а там, за кустом, сидит рыжая лиса, покрытая настоящим мехом, и наблюдает за мной нефритовыми глазами – настоящими, без всяких линз. Вот она, ее настоящая шкура!

Вернувшись домой, я позвонил мистеру Фудзите и попросил помочь мне переговорить со стариком с капустной фермы. Конечно, он захотел узнать, зачем, и я рассказал, что познакомился с живущей там девушкой. Когда же мы с мистером Фудзитой явились туда, на стук снова вышел тот же самый тщедушный старик, и мистер Фудзита затеял с ним долгий разговор. Кончилось тем, что старик поклонился и закрыл перед нами дверь.

По дороге домой я спросил мистера Фудзиту, о чем они говорили, и он ответил:

– Хозяин дома был очень расстроен твоим вопросом. Когда-то у него была дочь, да. И звали ее Мидори, да. Но она умерла много лет назад. Покончила с собой.

– Что? Покончила с собой? – не веря собственным ушам, переспросил я. – Почему?

– Он не сказал, – ответил мистер Фудзита. – У нас не принято говорить о таких вещах, Э-ри-я. Пожалуйста, пойми.

Конечно, такой ответ меня не удовлетворил, и на следующий день я снова побежал в лес, но, добравшись до храма, обнаружил, что лисий костюм тоже исчез. Постоял я какое-то время, не понимая, что, собственно, все это могло означать, а когда понял, почувствовал себя полным идиотом.

Ну да, это вправду была она! А я просто позволил себя одурачить, увидев, что ее зеленые глаза – контактные линзы. Оказался так глуп, что не поверил в истинную правду.

– Я знаю, это была ты, – прошептал я, повернувшись к поляне.

Но ответом был только легкий ветерок. Ни ее. Ни даже ее голоса… Она стала для меня невидимой.

* * *

Никогда никому об этом не рассказывал, но в голове у меня сложился вот такой собственный образ, и я нередко о нем вспоминаю. Этот образ лишен всяких черт. Просто гладкая круглая физиономия, вьющиеся темно-русые волосы да невнятные кривые на месте ушей. Даже не образ, а антиобраз какой-то. Когда бы я ни вспомнил о маме, папе или Лиз, их лица возникают в памяти без заминки. Длинные черные волосы мамы, острый носик Лиз, папины уши с большими мочками – жена мистера Фудзиты называет их «ушами Будды».

– Ухо Будды – добрый примета, – как-то раз сказала она.

Да, мочки ушей у папы такие большие, что он может удержать на них зернышко риса.

Ну, а я сам… Никогда в жизни не мог увидеть, как выгляжу на самом деле.

После встречи с Мидори я много размышлял об этом и часто вспоминал ее слова, что образ Кицунэ подходит ей гораздо лучше, чем образ Мидори. Что, только превращаясь в Кицунэ, она чувствует себя собой. Думаю, я ее понимаю. Может, даже понимаю, отчего она покончила с собой. Видно, просто решила сменить фальшивую шкуру на настоящую, в которой чувствовала себя много уютнее.

Не стану врать, будто после встречи с ней для меня все изменилось. Мне и сейчас одиноко. К тому же, теперь я острее прежнего чувствую, что знаю самого себя не так хорошо, как надо бы. Если вдуматься, именно это и было истинной причиной нежелания переезжать в Японию. Похоже, чуял я, что вне американских декораций, без помощи американской бутафории, перестану понимать, кто я. Пару недель назад я рассказал об этом Лиз, и та ответила, что волноваться тут не о чем.

– Меняться – это же окей, – сказала она. – Для человека это естественно.

По-моему, она умнее всех ребят в нашем квартале. Я этому жутко завидую, однако очень рад, что Лиз – моя сестренка, а не чья-то еще.

Что до Кицунэ, я много думаю о ней. Жалею, что не могу спросить, почему она решила сменить кожу таким ужасным образом и навсегда. Постоянно вспоминаю ее слова: «Надеюсь, ты будешь здесь счастлив. Как я… сейчас». И не могу понять, как она может быть счастлива и ни в чем не раскаиваться, зная, каково придется отцу, когда он найдет ее старую шкуру.

Мне до счастья пока далеко, но на душе стало спокойнее. На будущий год поеду домой, поступать в колледж, и там, наверное, снова стану кем-то другим. Придется привыкать к этому – к смене одной шкуры на другую. Как говорит Лиз, иногда без этого не обойтись.

Еще я должен кое за что извиниться. В начале этой истории я предупреждал, что никакого смысла во всей этой грустной картине не будет. Однако это был обман. Наживка, чтоб зацепить тех, кто, как и я сам, зациклен на недостатках нашего мира. А если по правде, некоторый смысл в этой печальной сказке имеется. Вот вспоминаю я о Кицунэ, сбросившей старую шкуру, и вижу: жить в этом мире можно и по-другому, не только той жизнью, с которой я не желаю расстаться. Нет, я не стану менять жизнь так, как она, однако ее трагедия меня кое-чему научила. Даже все иллюзии Японии больше не кажутся мне иллюзиями. Или же весь остальной мир кажется точно такой же подделкой. Правду сказать, это – своего рода свобода.

На свете нет ничего реальнее масок, которые мы надеваем, чтоб показать друг другу, кто мы такие. Маска – она реальней тебя самого. Будь ты девчонкой в лисьем костюме или солидным бизнесменом, будь ты парнем-готом в пирсинге с головы до ног или японской домохозяйкой, что катит по улице на трескучем мопеде, не сняв кухонного передника, все это – наши маски. Что с этим можно поделать? Лучше всего – полюбить их.

Кристофер Барзак

* * *

Кристофер Барзак вырос в сельском районе Огайо и два года прожил в Японии, преподавая английский язык в одном из пригородов Токио. Его рассказы публиковались в антологиях «Лучшее фэнтези и ужасы года», Salon Fantastique, Trampoline, Realms of Fantasy, Twenty Epics и прочих журналах и антологиях. Недавно Крис вернулся из Японии и теперь преподает английский в Янгстаунском Государственном Университете, штат Огайо. Его дебютный роман One for Sorrow был удостоен премии имени Уильяма Кроуфорда за 2008 г. В 2009 г. в свет вышел его второй роман, The Love We Share Without Knowing.