Джон Джейкс - Любовь и война. Великая сага. Книга 2

• Название: Любовь и война. Великая сага. Книга 2
• Автор: Джон Джейкс
• Жанр: Исторические приключения
• ISBN: 978-5-389-16367-6

Соединенные Штаты Америки. 1860-е годы. На фоне Гражданской войны Джейкс продолжает рассказ о двух семьях: Хазардах и Мэйнах. С момента первых выстрелов у форта Самтер семьи оказываются на противоположных сторонах. Кому-то приходится испытать все ужасы войны на фронте, во время самых кровавых сражений… Кто-то отдаст жизнь за свои убеждения… Но все будут вовлечены в триумф и трагедию конфликта, уничтожившего наивность американцев и выковавшего новую нацию… Как и ставший классикой роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», сага Джейкса о войне между Севером и Югом имела грандиозный успех и до сих пор числится в списке мировых бестселлеров. В 1985 году Эй-би-си сняла по трилогии сериал, который имел огромный успех и до сих пор остается очень популярным. Главные роли исполнили Патрик Суэйзи («Грязные танцы», «Дом у дороги») и Джеймс Рид («Блондинка в законе», «Звездный путь: Вояджер», «Коломбо»). В сериале также снимались такие звезды, как Кирсти Элли, Дэвид Кэррадайн, Джин Келли, Роберт Митчем, Джин Симмонс, Оливия де Хэвилэнд, Джеймс Стюарт и Элизабет Тейлор. Впервые на русском языке!

---

Констанция ласково погладила его по руке, пытаясь успокоить:

– Не думаю, что это одно и то же.

– Да? Я что-то большой разницы не вижу.

– А что бы ты стал делать, если бы Союзу срочно понадобились пушки, но заплатить за них правительство не могло? Если бы тебя попросили производить оружие на таких условиях?

– Стал бы искать способы все-таки добыть деньги. У меня есть обязательства перед людьми, которые у меня работают. И они ждут свое жалованье каждую неделю.

– Но если бы ты смог решить вопрос с зарплатой, ты бы ответил согласием. В этом и есть разница между тобой и Стэнли.

Джордж с сомнением покачал головой:

– Ох, не знаю, так ли я свят. Но знаю точно, что наши пушки будут сделаны намного лучше, чем башмаки Стэнли.

Констанция засмеялась и обняла его:

– Вот поэтому-то Стэнли может превратиться в спекулянта, а ты всегда будешь Джорджем Хазардом. – Она поцеловала его в щеку. – За это я тебя и люблю.

В отеле Констанция с облегчением увидела, что их сын благополучно вернулся из военного лагеря, который ему очень хотелось увидеть. Констанция боялась отпускать его одного, считая, что Уильям еще слишком юн. Но Джордж убедил ее не проявлять излишней заботы. Мальчику полезно было набраться нового опыта.

– Макдауэлл уже на марше, – сообщил Уильям родителям с огромным энтузиазмом. – Дядя Билли сказал, что сражение с южанами, возможно, начнется в субботу или в воскресенье.

Стэнли за ужином объявил о том, что они ни в коем случае не намерены пропускать это зрелище. Перед сном Джордж и Констанция обсудили возможные риски такой поездки. Констанции хотелось поехать, и, рассчитывая на согласие мужа, она уже заказала большую корзину с едой у Готье. Джордж молча восхитился своей женой – за столь короткий срок пребывания в Вашингтоне она успела узнать массу полезных вещей, и в том числе то, что ни к какому другому, менее престижному поставщику обращаться просто не стоит.

– Ладно, – согласился он. – Поедем.

В тот вечер Билли написал в своем дневнике:

Сегодня из города приезжал мой племянник и тезка. Получив разрешение капитана, я возил его к зданию окружного суда Фэрфакса, чтобы посмотреть на движение войск. Зрелище было по-настоящему грандиозным – развевались знамена, сверкали штыки, грохотали барабаны. Добровольцы продемонстрировали высокий боевой дух перед предстоящим сражением. Некоторые подразделения – не инженерные, но выполняющие ту же работу, уже подверглись обстрелу скрытых батарей, когда расчищали дороги от поваленных мятежниками деревьев. Наша рота, к моему разочарованию, вместе с силами округа остается в тылу. И все же, должен признаться, я чувствую и некоторое облегчение. Бой может оказаться серьезным, хотя добровольцы ведут себя так, словно их ждет веселая прогулка. Мне рассказывали, что перед сражением солдаты обычно сильно нервничают и оттого много шутят. Теперь я вижу, что это действительно так, – такого количества прибауток и острот, как сегодня, я не слышал никогда. А еще все поют одну и ту же песню – «Тело Джона Брауна», и так увлечены музыкой и весельем, что забывают обо всем остальном. Старших по званию они вообще не слушают, устав не соблюдают. Неудивительно, что Макдауэлл не слишком-то им доверяет. Когда мы с Уильямом возвращались в лагерь – на своих двоих, потому что не нашли ни одной подводы, ехавшей в ту сторону, мы проходили мимо палатки капитана Ф. и услышали, как он молился во весь голос: «Вот, приходит день Господа лютый, с гневом и пылающей яростью, чтобы истребить с земли грешников ее». – «Что это?» – спросил мой изумленный тезка. Я ответил: «Думаю, стих из Книги пророка Исаии…» Но выяснилось, что мальчик спрашивал совсем о другом и просто хотел знать, кто это говорит. А потом он и вовсе сбил меня с толку, спросив, не отвернется ли Бог от наших друзей Мэйнов. Я ответил ему честно, как только мог, что, возможно, если судить с нашей стороны, то отвернется. Но тут же добавил, что наши противники рассчитывают на любовь Господа с неменьшей верой. Юный Уильям быстро соображает, как и его отец; уверен, он все понял правильно. Капитан Ф. пригласил его присоединиться к нашей молитве, был чрезвычайно сердечен с ним и хвалил за умные вопросы. Уильям оставался в лагере, пока в городке не зажгли костры, потом сел на свою лошадь и поехал обратно в Вашингтон, где, как мне говорили, тоже царит большое волнение. Когда я пишу эти строки, то все еще слышу вдали грохот подвод, топот копыт и пение добровольцев. Мне бы тоже хотелось быть сейчас там.

Глава 31

Бретт скучала по Констанции, и тоска ее росла еще и оттого, что в Бельведере сейчас жила совсем другая женщина, которая ей очень и очень не нравилась.

После отъезда Констанции с детьми Бретт несколько раз пыталась вовлечь свою родственницу в вежливую беседу и каждый раз получала лишь односложные ответы. Вирджилия больше не вела себя надменно, не произносила обвинительных речей, как до войны, но она нашла другой способ быть грубой.

И все же Бретт чувствовала себя обязанной проявлять доброту. Вирджилия была не просто ее родственницей по мужу, она была еще и сломленным существом. На следующий вечер после того дня, как Джордж с Констанцией ужинали у Стэнли, она решила повторить попытку.

Однако Вирджилии нигде не было. Когда Бретт стала расспрашивать слуг, одна из девушек с откровенной неприязнью сказала:

– Я видела, как она поднималась в башню с газетой, мэм.

Бретт поднялась по железной винтовой лестнице, которую делали на заводе Хазардов по проекту Джорджа. Пройдя через маленький кабинет, заставленный книжными стеллажами, она открыла дверь на узкий балкон, опоясывающий башню. Внизу, в летних сумерках, горели огни Лихай-Стейшн, за темной лентой реки виднелись горы, очерченные догорающим вечерним светом. С севера доносился шум, тянуло дымом и гарью – завод в эти дни работал без передышки.

– Вирджилия?

– А… Добрый вечер.

Она даже не обернулась. Пряди неприбранных волос трепало ветром, и в полутьме ее даже можно было принять за горгону Медузу. Под мышкой у нее Бретт увидела газету «Новости Лихай-Стейшн», которую ее владелец недавно в порыве патриотизма переименовал в «Новости Союза».

– Есть что-нибудь важное?

– Пишут, что сражение в Виргинии начнется через несколько дней.

– Может быть, после этого наступит мир.

– Может быть, – равнодушно откликнулась Вирджилия.

– Ты идешь ужинать?

– Вряд ли.

– Вирджилия, окажи любезность, хотя бы посмотри на меня.

Сестра Билли медленно повернулась, и когда в ее глазах отразился свет неба, Бретт показалось, что она увидела прежнюю Вирджилию – яростную, непримиримую, страдающую. Но уже через мгновение ее глаза снова потускнели. Бретт заставила себя быть мягкой, хотя ей этого совсем не хотелось.

– Я знаю, ты перенесла ужасные испытания… – сказала она.

– Я любила Грейди, – перебила ее Вирджилия. – Все ненавидят меня за это, ведь он был цветным. Но я любила его.

– Я понимаю, как тебе должно быть одиноко без него.

Это была ложь – любовь белой женщины к негру оставалась за пределами ее понимания.

– Здесь мой единственный дом, но никто не хочет, чтобы я тут жила, – упиваясь жалостью к себе, проговорила Вирджилия.

– Ты не права. Констанция ведь пустила тебя… И я тоже хотела бы тебе помочь. Знаю, – как же трудно давались эти слова, – мы никогда не станем близкими подругами, и все же нам не стоит вести себя так, будто мы совсем чужие люди. Мне было бы очень приятно сделать тебя хоть чуточку счастливее…

– И как же это? – язвительно спросила Вирджилия, наконец-то возвращаясь к себе прежней.

– Ну… – В отчаянии Бретт ухватилась за соломинку. – Прежде всего мы должны что-то сделать с этим платьем. Оно тебе не подходит. Вообще-то, оно просто ужасно.

– Ну и что? Мужчины на меня все равно не смотрят.

– Никто и не собирается тащить тебя к алтарю или на бал… – (Вирджилия никак не отреагировала на ее шутливый тон и по-прежнему смотрела мрачно), – но ты наверняка почувствуешь себя лучше, если снимешь это платье, примешь горячую ванну и приведешь в порядок волосы. Ты позволишь мне заняться твоей прической после ужина?

– В этом нет никакого смысла.

Как глупо было надеяться, что она примет помощь, с досадой подумала Бретт. Все так же чудовищно неблагодарна, как и…

Она вдруг взглянула на Вирджилию, и все ее раздражение куда-то вмиг исчезло. Перед ней стояла уже немолодая женщина с растрепанными в беспорядке волосами, сгорбленной спиной и обвисшей, как у старухи, грудью. А ее глаза, в которые снова проник свет угасающего дня, выражали такую жуткую боль, что Бретт содрогнулась.

– Ну же, идем… – ласково сказала она, – давай попробуем! – Словно мать, уговаривающая ребенка, она взяла Вирджилию за руку и, не почувствовав сопротивления, мягко потянула ее за собой.