Доминик Смит - Последняя картина Сары де Вос

• Название: Последняя картина Сары де Вос
• Автор: Доминик Смит
• Жанр: Зарубежные детективы
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-389-16497-0

Впервые на русском – новейшая книга от автора международного бестселлера «Прекрасное разнообразие». «Последняя картина Сары де Вос» – это «удивительный роман о судьбе, выборе и последствиях этого выбора, уверенно играющий на территории „Девушки с жемчужной сережкой“ Трейси Шевалье и „Щегла“ Донны Тартт» . Действие начинается в Нью-Йорке конца 1950-х годов, на благотворительной манхэттенской вечеринке. Когда гости расходятся, преуспевающий юрист Марти де Гроот обнаруживает, что картина «На опушке леса», хранившаяся в его семье более трех веков, заменена подделкой. Как считается, это единственное сохранившееся полотно кисти Сары де Вос – живописца голландского Золотого века и первой женщины, принятой в амстердамскую Гильдию Святого Луки (профессиональное объединение художников). Полиция оказывается бессильна, однако нанятый де Гроотом частный детектив вскоре выходит на след Элли Шипли – молодой бруклинской реставраторши родом из Австралии; по мнению сыщика, Элли может иметь отношение к подделке, и Марти де Гроот решает познакомиться с девушкой поближе… «Смит поражает читателя не только лихостью авантюрной интриги, но и виртуозным переплетением трех сюжетных линий, разворачивающихся в трех временных пластах и на трех разных континентах. Вынесенная в название романа картина буквально преображает судьбы героев…»

---

Молчание затягивается. Наконец Гретхен встает и говорит, что сварит ему кофе на дорожку. Чуть позже он в дверях целует ее в щеку и говорит: «Спасибо, что помогли отпраздновать». Закрыв за ним дверь, Гретхен закусывает нижнюю губу и смотрит на обшарпанный пол, немного смущаясь того, что приоткрылось начальнику в ее жизни.

Он идет на запад через тихую ночную Гринвич-Виллидж, потом на север вдоль Гудзона. На воде чернеют рыбачьи лодки и дробятся огни Джерси. На душе у Марти легко, как будто он чудом избежал чего-то ужасного. Эти улицы принадлежат чьей-то чужой карте города, но Марти испытывает к ним нежность. Мимо проезжают такси, однако он продолжает идти пешком из желания пройти как можно больше, прежде чем вернуться домой и приступить к следующей фазе жизни. Он проходит через цветочный район, где рабочие выгружают из грузовиков охапки цветов, а продавщицы готовят магазины к открытию. Марти просит у рабочего продать ему букет прямо в газетной обертке. В бумажнике нет денег меньше двадцатки, и Марти, протягивая ее, говорит: «Сдачи не надо» – и шагает дальше, вбирая непривычные виды Шестой авеню поверх пука гардений. Треснутое окно слесарной мастерской, витрина химчистки, в которой висит на плечиках одинокая белая рубашка. Марти на секунду останавливается, думая о ней и о ее бывшем владельце. Потом поворачивается и машет рукой проезжающему такси.

В дом он входит как можно тише, кивает ночному консьержу. В персональном лифте снимает ботинки и выходит на двенадцатом этаже, держа их в руке. В пентхаусе стоит тишина. Марти в одних носках поднимается по лестнице. Керреуэй не лает – наверное, свернулся на постели у спящей Рейчел. На верхней площадке лестницы Марти кладет цветы на тумбу одежной вешалки и направляется к спальням. Рейчел и впрямь спит, пес свернулся клубочком у нее в ногах. Марти чувствует, что она ждала его до последнего, и ощущает укол вины. Пусть он не переспал с Гретхен, у него на какое-то время возникло такое намерение, и с этим теперь жить. Когда он открывает дверь ванной, Рейчел вздрагивает и начинает говорить, не просыпаясь. Так действует на нее снотворное – вытаскивая слова из беспробудного сна. «Никому этот дом не нравится… Тут пахнет подгорелым хлебом», – говорит она. Марти стоит на пороге ванной и смотрит на лицо жены, пока та беседует с потолком. «И лестница никуда не ведет…» Он переводит взгляд на картину, на девочку рядом с березой. Это замершее зимнее мгновение всегда успокаивает его мысли. И тут он замечает что-то странное на внешнем краю рамы. Много лет он наблюдал, как древние медные гвоздики покрываются зеленой патиной, и волновался, что это может повредить полотно. Следом всегда приходила мысль, что надо бы заменить раму. Однако сейчас Марти не видит гвоздей. Внешний край рамы грубо обработан и забрызган позолотой, но там нет ни единой медной шляпки. Марти тихо снимает картину со стены и уносит в ванную, ставит на коврик, водит рукой взад-вперед по раме. Ему приходит мысль, что Рейчел тайно отдала полотно реставраторам – почистить и обрамить заново, а значит – он перед ней в ужасном долгу. Затем он поворачивает картину лицом к себе: она выглядит грязнее обычного, слои старинного лака – словно туман.

Сидней Июль 2000 г.

«Как все убого получилось», – думает Элли, замирая в кухне с подносом в руках. Оливки и миндаль, тонкие лепешки с выдержанной голландской гаудой. Элли огорчает не еда (с едой как раз все в порядке), а зрелище пяти человек, неловко стоящих на веранде. Формально они отмечают присуждение ей премии Женского совета по искусству и переиздание ее книги «Художницы голландского Золотого века». Две коллеги из Сиднейского университета, сестра Элли из Блю-Маунтинс, аспирант-искусствовед и подруга времен школы-пансиона. Три года в Сиднее, и это все, что она смогла наскрести. Они стоят с бокалами вина, обсуждают предстоящую Олимпиаду и смотрят на попугаев розелла в древесных кронах. По крайней мере вид тут замечательный.

Элли относит тарелку с едой гостям и говорит, что киш будет готов через несколько минут. Сама она не любит киш, но Кейт настояла и даже прочла по телефону рецепт их покойной матери.

Как она превратилась в женщину за шестьдесят, которая кормит кишем с ветчиной и сыром невольников своего званого ужина? Прием затеяла Кейт, но гостей звала Элли и теперь убеждена, что навязала им совершенно ненужное мероприятие. Час или два из своих выходных провести за рулем, добраться на пароме до Скотланд-Айленда, чтобы выпить каберне и повосхищаться видом с моей веранды и моими достижениями. Входя, она слышит, как Майкл, ее аспирант, пытается завязать разговор с Кейт, ее сестрой. Кейт – актуарий на пенсии и любительница бриджа. Все начинается и заканчивается вопросом: «Так вы тоже занимаетесь искусством?», потому что Кейт то ли не слышит Майкла, то ли пропускает его слова мимо ушей и уже начинает рассказывать одну из своих историй про розелл, которые как раз слетают с деревьев на поставленный для них лоток с птичьим кормом. Когда Элли закрывает стеклянную дверь, Майкл смотрит на гладь залива. Две дамы-искусствоведа колонизировали другой конец веранды, стоят спиной к виду, сложив руки на груди, и ведут умный разговор, а может, обсуждают последний факультетский скандал.

У нее порой мелькает мысль, что она купила этот дом с тайным намерением жить тут затворницей вдали от всех. Он стоит на сваях в песчаниковой лощине среди голубых эвкалиптов и высокого камыша, так что с веранды открывается вид на залив Питтуотер. Элли приобрела его три года назад, когда после развода уехала из Лондона и устроилась в Сиднейский университет. Все, включая риелтора, отговаривали ее от покупки. Он назвал Скотланд-Айленд уголком сиднейского рая, где недвижимость не продается. Однако Элли попросила составить себе расписание так, чтобы ездить в университет всего два раза в неделю; в эти дни она должна успеть на паром и от парома еще час добираться до кампуса. По большей части ей нравится жить одной. А сам дом – церковные своды и стеклянная стена с видом на залив – всегда поднимает ей настроение. Солнечным утром она любит стоять на веранде в халате и рассматривать в полевой бинокль берега и протоки, эстуарии и медно-красные мангровые ручьи, впадающие в залив. Прочный просторный дом и его непрактичное расположение ежедневно напоминают ей, что она свободна. Никому ничего не должна. И вот сейчас у нее на веранде точная имитация дружеского общения, только без дружбы и без настоящего общения.

Она снова направляется в кухню, и тут звонит телефонный аппарат на стене. Первая мысль Элли, что это завкафедрой с извинениями, но это оказывается Макс Калкинс, директор Художественной галереи Нового Южного Уэльса. Он в аэропорту, летит в Пекин. Хотя Элли – куратор выставки голландских художниц семнадцатого века, которая скоро открывается в его галерее, она не пригласила Макса на прием. Он искусствовед старой школы, специалист по средневековой Азии, до сих пор называющий себя ориенталистом, и носит щеголеватые серые костюмы в тонкую полоску. Элли представила его в одной комнате с Кейт и решила обойтись без такого столкновения миров.

Голос у Макса чуть запыхавшийся, и Элли вспоминает его нервическую привычку облизывать губы. Этим тиком размечены его лекции по искусству эпохи Мин.

– У меня скоро самолет, но я хотел поделиться хорошими новостями. Через старого коллегу в Метрополитен-музее мне удалось разыскать нынешнего владельца «На опушке леса». Я позвонил ему сегодня утром и попросил картину на выставку. Вот так просто, как будто такси заказывал.

У Элли перехватывает дыхание, как будто кто-то давит ей ребром ладони между лопаток. Она сглатывает. Киш в духовке подгорает – Элли чувствует запах, но не может двинуться.

– Замечательная новость, – говорит она наконец, но после чересчур долгой паузы и неправильным тоном. В мозгу полная пустота. На веранде ее старая однокашница взяла бинокль и разглядывает залив.

Месяц назад Элли узнала, что небольшое частное собрание в Нидерландах приобрело картину и готово предоставить ее для выставки. «На опушке леса» должна была прибыть на этой неделе. Это могло означать только одно: Марти де Гроот умер и либо его имущество ушло с торгов, либо вдова наконец решилась снять со стены прекрасное и зловещее фамильное сокровище. Целый месяц Элли жила с облегчением и благодарностью. Как Макс мог не посмотреть учетные документы к выставке и не увидеть, что голландцы везут им эту самую картину? Потом Элли вспоминает, как Макс выходит на кафедру без записок к лекции, или разгуливает в рубашке с оторванной пуговицей на манжете, или обращается к ней «Элла».

Макс говорит:

– Я немного рассказал ему про вас и про галерею, а потом он заявил, что со своей стороны все устроит сам. Американский филантроп, прошу любить и жаловать.