Амита Траси - Небо цвета надежды

• Название: Небо цвета надежды
• Автор: Амита Траси
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-86471-814-8

Индия, конец 1980-х. Мукта еще совсем мала, но уже почти достигла того возраста, когда должна пройти обряд, посвятить себя богине Йелламме, как делали все женщины в ее роду, – и стать храмовой проституткой, усладой для мужчин. В попытке избежать судьбы Мукта оказывается в Бомбее, в услужении у благополучного семейства. В новой жизни у нее появляется не только безопасность, но и Тара – подруга и названая сестра, которая знакомит ее с неведомым миром: мороженое и стихи, полночные разговоры и книги. Но одной роковой ночью Мукту похищают… 2000-е годы. Прошло больше десяти лет после исчезновения Мукты. Тара уже давно живет в Америке, но воспоминания никак не отпускают ее, она винит себя в случившемся. Каждый прожитый день для нее окрашен печалью. И однажды она решается – возвращается в Индию, чтобы найти Мукту, разобраться в секретах своей семьи и искупить свой давний поступок. Эмоциональная, драматическая и полная оптимизма история двух девочек вызывает в памяти знаменитый роман Халеда Хоссейни “Бегущий за ветром”. Кажется, что судьбы Мукты и Тары предопределены вековыми традициями и социальной пропастью между ними, но дружба, любовь и стремление искупить вину помогают им сохранить надежду и преодолеть невозможное.

---

Долгое время я не знала, что моя мама – храмовая проститутка и что наша семья принадлежит к касте, по давней традиции посвящающей своих дочерей богине Йелламме[8]. Сакубаи рассказывала, что, когда нашей страной правили англичане, нам покровительствовали раджи и заминдары[9]. Люди относились к нам с почтением, как к жрицам. В храмах мы исполняли священные танцы и молитвенные песнопения, а во время невзгод селяне просили нас о благословении. Традиция осталась прежней. Вот только раджей среди наших благодетелей больше нет, и нам покровительствуют всего несколько мужчин, принадлежащих к высшей касте. Когда девочкам из низшей касты исполняется восемь лет, они проходят церемонию посвящения Богине. В нашей маленькой деревушке на юге Индии нас еще называют девадаси[10] – «служительницы Богини».

На протяжении многих поколений женщины в моей семье становились девадаси, так что мне суждено было повторить их судьбу. Однако в детстве я не знала об этом. Не знала о том, что мое тело мне не принадлежит. Порой я забываю, что когда-то была ребенком и мир представал передо мной радостным и наивным. Все вокруг напоминало сон – светлые утренние часы, пробуждение в деревенском доме под безоблачным небом, откуда тянулись столь щедрые лучи солнца, что, казалось, для жизни ничего больше и не нужно. У нас в деревне выращивали рис, кукурузу и просо, и со всех сторон к домам подступала буйная зелень. Когда ветер ласково гладил меня по лицу, амма говорила, что это Бог решил потрепать меня по щеке. Она говорила, что Бог наблюдает за каждым моим движением, а я ей верила и, срывая с чужого дерева плоды манго, боялась Божьего наказания. В детстве, когда я не знала о моем предназначении, жизнь была иной.

Моя амма была красавица. Однажды я сказала ей, что ее медового цвета кожа похожа на золото, а белки ее глаз – будто алмазы. Она засмеялась. Я на нее была совсем не похожа. Сакубаи говорила, что для девочки из низшей касты кожа у меня чересчур светлая, так что я, очевидно, унаследовала внешность и зеленые глаза от отца, принадлежавшего к высшей касте брахманов[11].

Думая о тех временах, я вспоминаю нежные темные глаза аммы, вспоминаю, как она рассказывала мне сказки и пела песни. Как глаза ее менялись по ходу развития событий в сказке и как преображались с песней. Голос у нее был мягкий и мелодичный – порой я и сейчас его слышу.

Ветер дует над лесом,
Над горами и морями,
И я ясно слышу его,
Как он нашептывает мне на ухо,
Поет песни о королевствах и храбрых королях,
О прекрасных принцессах и благородных рыцарях.
О, это ветер говорит со мною.

Слушая ее, я и сама седлала ветер и взмывала вверх, над деревней, над горами, оставляя позади камни и скалы, задевая ветви деревьев, пролетая мимо птиц, я мчалась в город, где жил мой отец. И я думала об отце: интересно, что он сейчас поделывает? Может, глядит в окно, высматривая в толпе мое лицо, или переходит улицу, думая обо мне, или едет сюда, чтобы познакомиться со мной?

Отца я никогда не видела, а то немногое, что знала о нем, услышала от Сакубаи. Амма почти никогда про него не говорила, и если вдруг вскользь упоминала о нем, то на лице у нее появлялось мечтательное выражение – отблеск любви. Иногда, когда мы с аммой ходили в деревню, я видела на базаре другие семьи и понимала, что в нашей чего-то не хватает. Я видела девочек, таких же, как я, но они держали за руку своих пап или же сидели у них на плечах. Они казались мне такими счастливыми и спокойными. Амма говорила, что отец на все готов, чтобы защитить своих дочерей. По ее словам, со мной все было иначе, но она знала, что когда-нибудь и на моей улице будет праздник. Все, что нам оставалось, – это ждать! Я никогда не спрашивала амму, где мой отец или кто он, хотя спросить ужасно хотелось. Я боялась пробудить в ней воспоминания, но порой все же осмеливалась спросить и видела в ее глазах отчаяние. Поэтому я слушала ее сказки и никогда не перебивала: а хочет ли вообще мой отец меня увидеть? Что ж, подождем, говорила я себе.

Дом, в котором жили мы с аммой и Сакубаи, стоял на самой окраине нашей деревушки Ганипур, а сама деревня лепилась к подножию гор Сахьядри, неподалеку от границы со штатами Махараштра и Карнатака. Когда-то давно этот дом выстроил для Сакубаи ее покровитель-заминдар, владевший окрестными землями. Дом был небольшой, всего-то две комнаты, в одной жила Сакубаи, а в другой по ночам спали мы с аммой. В углу нашей комнаты ютилась кухня, просто маленький, обложенный закопченными камнями очаг. Когда-то дом был обнесен деревянным забором, но с одной стороны он прогнил и обвалился, задолго до моего рождения, так что теперь задний двор стоял пустой и открытый.

Однажды Сакубаи достала из старого сундука потрепанную черно-белую фотографию. На ней дом выглядел иначе и был совсем не похож на тот, в котором мы жили. Когда она показала мне снимок, я ахнула и не поверила, что вижу наш дом.

– Это не наш дом, – упрямо заявила я.

– Наш! – возразила Сакубаи. Она посмотрела в окно, словно мир за ним вдруг стал другим, и я проследила за ее взглядом. – Вон там, – показала она, – был сад. Видишь розы у калитки и белые цветы кое-где по эту сторону забора?

Я вглядывалась, но ничего не видела. По крайней мере, все это не шло ни в какое сравнение с домом на снимке. По словам Сакубаи, на доме – том, с фотографии, – была прекрасная черепичная крыша, свежевыкрашенная, сливочного цвета. Мне казалось, будто я и вправду чувствую запах той краски. Дом же, в котором мы жили сейчас… Его крыша обветшала и протекала, а стены выцвели от старости. Глядя на дом издалека, я видела тянущиеся к крыше усы вьюна, трещины, привычным орнаментом расчертившие стены.

Наш дом почему-то всегда казался мне очень печальным. Мне никак не удавалось представить тот, другой дом из рассказов Сакубаи. Окно, выходившее на улицу, было разбито, да еще и перекосилось, отчего стена напоминала грустную рожицу, а во время дождя мы подставляли ведро под щель в крыше. В детстве я смотрела, как капли, словно слезы, падают в ведро, и думала, будто крыша плачет. Оно и неудивительно – видно, она чувствовала себя никому не нужной и заброшенной.

Разговоры о доме всегда печалили Сакубаи.

– Он оставил меня ради более молодой девадаси, – вздыхала Сакубаи, а когда я пыталась поймать ее взгляд, она опускала глаза и утирала слезы краешком паллу[12].

Амма говорила, что наш ветхий домишко напоминает Сакубаи о былой, давно утраченной любви.

Когда я думала об этом, мне тоже становилось грустно.

Я никогда не говорила амме, что вечер стал для меня самым ненавистным временем. По вечерам на наш порог падала тень – это приходили мужчины из высших каст, всегда разные. Они приносили амме мешок зерна или одежду, у некоторых были с собой сладости, или бидончик с какой-то жидкостью, или несколько кокосов. Мне казалось, что никто из них не видит амму такой, какой ей хочется предстать перед ними. Они были чересчур пьяны, чтобы заметить ее струящиеся по плечам волосы, браслет из жасминовых цветов на запястье или благоуханные лотосы, которые мама разбрасывала по полу.

В такие вечера Сакубаи уходила на всю ночь. Она говорила, что идет в деревню в гости к подруге и что мне с ней нельзя. В дом заходить мне тоже запрещалось. Оставалось лишь сидеть на заднем дворе, и моей постелью на эту ночь становилась холодная бетонная плита. На ней я ела и там же спала. Взбунтоваться мне и в голову не приходило – другой жизни я не знала. Вот только, сидя под луной, одинокой, подобно мне, я чувствовала, как в мое сердце вползает боль. По утрам мне разрешалось войти в дом, когда амма позовет меня, что бывало лишь после ухода мужчины. Но однажды, просто из любопытства, я открыла дверь и замерла. С порога я видела всю комнату – разобранную кровать со смятыми простынями, рассыпанные по полу цветы жасмина, слышала запах духов и спиртного. И еще я видела мужские ступни и волосатые голени, а рядом – ноги аммы. Что именно мне думать и чувствовать, я не знала. В каком-то оцепенении я повернулась и вышла во двор, где сидела, пока амма не позвала меня в дом. Как обычно, постучав в заднюю дверь, она с порога окликнула меня. Я бросилась к ней, а она обняла меня, поцеловала и попросила прощения за то, что мне пришлось провести ночь на улице. Обычно этого бывало достаточно – через мгновение моя боль уходила, а злость и вопросы рассеивались. Сейчас же вопросы никуда не делись, но, так как смелости задать их амме у меня не было, я решила выяснить все у Сакубаи.

В тот вечер амма сбивала на заднем дворе масло. В деревянном чане, полном молока, крутились лопатки, прямо как мысли у меня в голове. Сакубаи ушла к себе в комнату, где теперь играла на танпуре[13] и пела, прославляя Бога:

Ночное небо молчит,
И мир уснул,
Но мы в нашем скромном доме
Слышим голос моего Бога,
Моего Парамешвары[14].

Я на цыпочках прокралась к ее комнате и остановилась у двери. Иногда, слушая музыку, я думала, что слышу сердце нашего дома, звуки лились мне в уши, наполняя тело ритмом. Но сегодня я лишь понуро стояла, дожидаясь, когда песня закончится.