Зои Стейдж - Молочные зубы

• Название: Молочные зубы
• Автор: Зои Стейдж
• Жанр: Триллер
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-111164-9

Страдающая от генетического заболевания Сюзетта Йенсен всегда знала, что материнство станет для нее серьезным испытанием. Тем не менее, она дарит жизнь малышке Ханне, полагая, что теперь у них с Алексом будет настоящая семья. Чувствуя обиду на собственную мать, Сюзетта твердо намерена воспитывать дочь в любви и заботе, которых она была лишена. Но Ханну с уверенностью можно назвать трудным ребенком: в свои семь она умеет читать и писать, но еще не произнесла ни слова. Отличаясь дурным нравом, девочка не задерживается надолго ни в детском саду, ни в школе, вынуждая Сюзетту перевести дочь на домашнее обучение. Презирая установленные мамой правила, девочка с каждым днем становится все агрессивнее. И только с отцом Ханна ведет себя как ангел: для Алекса она его lilla gumman. Сюзетта уверена, что их дочь – первоклассный манипулятор и ненавидит мать. Она одна замечает ревность и ненависть в глазах Ханны. И чем больше усилий прикладывает девочка, чтобы разлучить родителей, тем больше Сюзетта начинает бояться за свою жизнь…

---

– И… тебе так и не стало лучше? – спросил Алекс.

– Я перестала считать это состояние болезненным, приняв его как норму.

Но то, что они с матерью называли нормой, другие именовали болезнью Крона.

Она отгородилась от мира и стала бояться пищи: если перестать есть, может, желудку станет лучше? Но лучше не стало. В ночь накануне семнадцатилетия она лежала без сна, а ее внутренности переворачивались, вопя о своих проблемах. Время от времени ей в голову приходила мысль набраться смелости и остаться лежать, приняв медленную, мучительную смерть. Но вместо этого она разбудила мать.

По приезде в больницу та проделала свой лучший трюк: превратилась в самую заботливую мать года, не забыв прилично одеться и нацепить на лицо выражение родительской тревоги. Когда медсестра в приемном покое спросила, как давно у Сюзетты начались боли в животе, она ответила, что ночью. Мама в своем благопристойном образе согласно кивнула и заявила, что ей это показалось необычным.

– Я тут же привезла ее сюда.

Сюзетта не пожелала, чтобы мать присутствовала во время осмотра.

Пытаясь установить диагноз, врачи проникли во все девственные отверстия в ее организме. Подозревая аппендицит, сделали срочную операцию и обнаружили, что кишки в нижней части брюшной полости переплелись в узел. Когда она пришла в себя в темной комнате с трубкой в носу, с болью в области живота, не поддававшейся описанию словами, матери рядом не было.

Несколько недель спустя, когда она, казалось, поправилась, у нее развилась фистула – узкий канал, тянувшийся от разреза на кишечнике до надреза на коже. Она снова оказалась на операционном столе с повязкой на глазах. Они вторглись в не зажившую до конца рану и без всякой анестезии поставили центральный катетер.

– Молодые в состоянии терпеть боль, – объяснил хирург какому-то невидимому ей собеседнику. Она не закричала (хотя и хотела). Но так и не забыла (хотя и старалась). А через несколько минут ей дали наркоз и опять вскрыли брюшную полость.

Идея сводилась к тому, чтобы не зашивать надрез и дать фистуле затянуться самой. Дерьмом и мочой из этой дыры несло добрых четыре года. Все это время ей казалось невозможным когда-либо вновь вернуться к обычной жизни или совершать банальные поступки, например, целоваться с мальчиком или ходить на работу. Сюзетта не раз подумывала о самоубийстве, но вместо этого разработала план карьеры и в конечном счете поступила в школу искусств. А там познакомилась с Алексом.

– Если бы я тебя не встретила… то мое дурацкое непредсказуемое существование могло бы продолжаться до бесконечности.

Тогда он со слезами на глазах ее поцеловал. А несколько месяцев спустя признался, что влюбился в нее как раз на том втором свидании, увидев, какая она ранимая, но в то же время вдохновившись ее поразительной решимостью и внутренней силой.

Кто-то задергал дверную ручку с обратной стороны.

Сюзетта заиграла желваками и закрыла глаза. Уходи. Уходи. Прошу тебя, уходи.

Тук-тук-тук.

– Минутку.

Она выпустила подол платья из рук, и оно соскользнуло обратно на колени. Потом ласково погладила правый бок, чтобы поспособствовать заживлению.

Тук-тук-тук.

– Маме нужна минутка.

Тук-тук-тук. Тук-тук-тук.

Она рывком распахнула дверь и оскалила зубы.

– Что ты долбишься, черт бы тебя побрал? Не могла подождать?

Дочь казалась такой маленькой. Прямо загляденье: хорошая девочка в красивом платьице. У нее слегка отвисла челюсть, может, от страха, может, от потрясения. В левой руке Ханна держала учебник, в правой с силой сжимала карандаш. Она пришла всего лишь задать вопрос, хотела, чтобы ей помогли. Хорошая мать это поняла бы или как минимум смогла бы держать эмоции под контролем.

В груди у нее будто что-то надорвалось: даже самые простые обязанности и то оказались не под силу.

– Я буду через минуту. Прости. Сейчас спущусь и помогу тебе.

Она закрыла дверь и тут же заперла ее, чтобы Ханна не увидела слез.

Потом пару минут походила по комнате, с шумом вдыхая и выдыхая воздух, словно бегун в конце дистанции. Взять себя в руки. Взять себя в руки. Взять себя в руки. Под надрезом на коже электрическим разрядом вспыхнула боль. Вот что творили с ней гнев, недовольство и стресс: переводили организм в форсированный режим, давали солдатам сигнал выходить и убивать, и все, во что они стреляли, считалось сопутствующими потерями. Жить, страдая аутоиммунным заболеванием[6]. Сюзетта не могла позволить себе длительные душевные страдания и беспокоилась об отрицательном влиянии, которое оказало на ее организм мрачное внутреннее осознание того факта, что быть матерью Ханны – сплошная мука.

Илеостомический мешок над ней насмехался: «Благодаря мне ты станешь отвратительнее, чем когда-либо. Тебе придется иметь дело со средоточием собственных кишок и заботиться о том, чтобы пакет не переполнялся». Как изменить сложившуюся ситуацию, чтобы она не стала ее неизбежным будущим? Решение сидеть дома с ребенком не предполагало особых стрессов, и приняла она его отнюдь не из-за недостатка энергии или таланта.

Когда они только познакомились, еще до того, как у Алекса появилась собственная компания, она занималась дизайном интерьеров и была не меньшим экспертом в своем деле, чем он. Они на пару работали над одним проектом – два новичка, обожающих экологически чистые материалы, – потом подружились, стали партнерами и больше уже не разлучались. Но ненормированный график и вечные дедлайны сделали свое дело. Это были первые шаги в карьере Сюзетты. Когда ее жалкие внутренности стали вести себя непредсказуемо, амбиции начали улетучиваться как дым. Дерьмо, дерьмо и еще раз дерьмо.

Когда они обручились и Сюзетта переехала к нему, потребность в работе отпала. Сначала она надеялась понемногу работать из дома, но в основном лишь готовила, убирала и ждала возвращения Алекса. Болезнь Крона отпустила. Она вновь взялась рисовать – не просто элегантные и функциональные интерьеры, а более абстрактные порождения ее воображения. Основав компанию «Йенсен & Голдстейн», Алекс устроил ее консультантом на неполный рабочий день и позволил выбирать проекты, казавшиеся ей привлекательными. Она связала это с его стремлением вернуть ей здоровье.

А потом Сюзетта забеременела.

Она ожидала какого-то духовного откровения, но вместо этого беременность стала демаркационной линией, за которой ширилось ощущение потери. Потери себя. Потери Алекса как единственного и милого сердцу человека. Потери вновь обретенного здоровья.

Организм все больше истощался, с каждым днем она узнавала его все меньше и меньше. Ближе к середине срока, когда ей полагалось набирать вес и расти вширь, все его системы взбунтовались. Ее до такой степени измучили судороги и понос, что она прилагала героические усилия, чтобы во время беременности достаточно набрать в весе. Доктор Стефански посоветовал ей ежедневно принимать двойную дозу «Имодиума», но с этим средством, которое, по его словам, должно было здорово помочь, пришлось повременить: таблетки были слишком опасны, чтобы подвергать риску растущий плод. Истощение настолько ее изнурило, что они даже стали подумывать нанять постоянную сиделку на случай, если после родов ее здоровье не улучшится. Она надеялась, что ребенок появится на свет преждевременно – ничего страшного, если чуть раньше положенного срока. Она остро нуждалась в облегчении и медикаментозном лечении без оглядки на степень его токсичности.

В худшие моменты Сюзетта вспоминала их самые первые удивительные дни, когда они с Алексом лучились ослепительным светом. Их любовь породила живое, дышащее существо, которое когда-нибудь будет удивленно таращить на все глазки, пытаясь охватить взором вселенную. Но, увеличившись в размерах и заявив о себе в ее чреве, оно стало восприниматься не столько ребенком, сколько некоей бесформенной массой. А потом они совершили ошибку, еще раз посмотрев фильм «Чужой», и она разразилась слезами, подумав, что ее дитя тоже вот так явится на свет – чудовищем, которое разорвет ее на куски.

– Это всего лишь болезнь Крона, с малышкой все в порядке, – ворковал Алекс, вытирая ей слезы и поглаживая выпирающий живот. – Сразу после ее рождения мы подберем тебе лечение.

Как ни пытался муж ее утешить, она не могла избавиться от своих видений. Этому мешала сама беременность, в конечном итоге ставшая не духовным пробуждением, а тяжелым физическим испытанием для всего организма.

Она с ужасом воспринимала все необходимые предписания врачей, предлагавших ей жертвовать своими потребностями и забывать о страхе перед мукой ради ребенка. Будто ее тело больше ей не принадлежало, и запросы малыша полностью вытеснили ее собственные. В минуты, когда ее одолевали обида и эгоизм, она думала: вот как все начиналось, вот как ее мать возненавидела свою родительскую ответственность. Но потом мысли устремлялись совсем в другом направлении, и она представляла, как обнимает это бесценное хрупкое создание, понимая, что обязательно сделает ради него все, что потребуется. Стерпит оскорбительные инвазивные обследования – ведь ее ребенок в ней нуждался – и докажет, что обладает сильными инстинктами, хотя и не смогла ничему научиться у собственной матери. Разве что узнала, как не надо поступать. Сюзетта поклялась – настолько пылко и неистово, что в глазах Алекса даже промелькнул страх, – что как мать никогда не отнесется наплевательски к страданиям своего ребенка. Никогда не будет им пренебрегать. И никогда не проявит к нему безразличия.