Эдуард Веркин - Звездолет с перебитым крылом

• Название: Звездолет с перебитым крылом
• Автор: Эдуард Веркин
• Жанр: Прочая детская литература
• ISBN: 978-5-04-100122-3

Эдуард Веркин – один из ярких современных российских авторов, лауреат престижных литературных премий, настоящий наследник традиций Чехова, Платонова, Лема, братьев Стругацких, Дика, Брэдбери. В 2012 году роман Веркина «Друг-апрель» был включен в список выдающихся книг мира «Белые вороны», составляемый Мюнхенской международной детской библиотекой. В своих книгах Э. Веркин с необыкновенным вниманием к мелочам показывает становление личности, переживание героями первой любви, упрямую борьбу с обстоятельствами и «непреложными законами», абсурдность и хрупкость жизни. Он говорит с читателем на своем, уникальном, узнаваемом языке. Книга состоит из двух частей «Звездолёт с перебитым крылом» и «Каникулы что надо», и в этом виде издается впервые. Это очень важно, потому что в первой части мы видим один мир, во второй другой, но только прочитанная целиком история позволяет читателю увидеть третий мир, намеренно скрытый автором.

---

– Рядом, дальше что? Если «Яву» исключить, что-нибудь подозрительное видел?

– Загорали в одежде, – тут же ответил Дюшка. – И Анна… Анна на гитаре играла. Снова странно.

Кажется, это серьезно, подумал я. Зацепился Дюшка за эту девчонку. Влюбился, что ли?

А вообще Дюшка прав, странное это дело. Пришли в магазин, купили леску, купили поплавки, крючки, а потом раз – и решили купить «Яву». Заодно, чтобы уже два раза не заходить. И деньги на «Яву» есть в рюкзаке.

– И еще кое-что, – Дюшка огляделся. – Я тут посмотрел…

Дюшка достал из кармана карту, развернул.

– Вот смотри, – Дюшка стал показывать. – Вот тут подрывное поле, где мы были, вот где эта точка. А здесь крестиком пляж. Тут всего…

По карте между точкой и крестиком бежала тонкая пунктирная линия.

– Семь километров! – со значением произнес Дюшка.

– О, семь километров! Это да…

– Та черная яма на подрывном поле – это место высадки, – сказал Дюшка.

– Да. Место высадки. Как я раньше не догадался.

– Может, они и не пришельцы, не знаю. Но они тут явно высадились. Ты заметил там срезанные пеньки? Вокруг, по периметру?

– Да-да, пеньки по периметру…

Пеньки на самом деле по периметру ямы были. Сама яма не глубокая, не яма, а впадина, словно с высоты грохнулся огроменный такой каменный шар, отскочил, а след остался. И обгорел немного еще. Или вымерз. Не понять.

– Пеньки – это очень важно, – стал рассказывать Дюшка. – Понимаешь, при подпространственном переходе есть некоторый шанс оказаться внутри массы материи, поэтому, прежде чем завершить переброску, надо расчистить точку назначения. Обычно это делают с помощью плазмы, она похожа на шаровую молнию…

Я стал демонстративно не слушать, но Дюшку это не смутило, и он мне еще долго и вкрадчиво рассказывал. Про особенности нуль-транспортировки, искажения пространства, про глубинные сканеры материи, и квантовые эффекты, и какой-то миноносец американский, про который в «Уральском следопыте» писали, – не хотел ведь слушать – про одну старушку из Коткишева, которая пошла по грибы, а вернулась через тридцать лет ни на день не постаревшей, а нейтрино вообще на своем пути ничего не замечает.

– Смотри, рубль олимпийский! Сегодня на сдачу дали, – ткнул меня Дюшка в бок.

Я очнулся от его галактических мечтаний. А Дюшка продемонстрировал рубль, действительно олимпийский.

– Повезло, – сказал я.

– У меня уже почти все есть, – сказал Дюшка. – Собираю потихоньку.

– Зачем?

– Пригодятся. Сейчас на сдачу дают, а потом подорожают.

Дюшка убрал рубль и спросил:

– Что делать-то будем?

– То есть?

– Они не туристы, они здесь уже живут. И ситуация не очень хорошая.

Тут я не спорил, Дюшка прав. Это уже не просто странно, это опасно. Конечно, про пистолет Дюшка завирает, про пришельцев я лучше молчу, но вот «Ява»…

В конце концов, это опасно. Для этих ребят в первую очередь опасно. Ладно, мы знаем, так и продавщицы тоже знают. И вот они наверняка разболтают про «Яву», слух-то пойдет, а у нас на Восьмом заводе две бригады химиков, между прочим. Они вполне могут посчитать эту парочку легкой добычей, прибьют, в старицу бросят, ищи потом.

– Надо все-таки сообщить Кондратьеву, – сказал я.

– Ты же сам говорил, что он нас на учет поставит, – напомнил Дюшка.

– Учет не учет, а положение нехорошее. А если химики их решат ограбить? Сейчас по городу болтовня про мотоцикл пойдет, кто-нибудь да решит их пощупать…

– Точно, – сказал Дюшка. – Это может быть, может. Папка говорил, что Бачурин как раз с зоны откинулся… Да я сам его видел, ходит как волк, зыркает по сторонам, весь в наколках…

– Вот я и говорю, надо Кондратьеву рассказать, пока не поздно.

– Как? Вот так просто прийти… Или по телефону? Можно из автомата позвонить, у меня звонилка как раз есть…

– Не знаю, как сообщить.

– Давай так, – начал Дюшка. – Давай мы сообщим Кондратьеву. Но не завтра, а послезавтра.

– Почему послезавтра?

– А завтра мы сами за ними посмотрим.

Дюшка подмигнул.

– Как это? – спросил я.

– Понаблюдаем, – пояснил Дюшка. – Не посмотрим, а понаблюдаем. Пойдем на реку, я возьму бинокль, чего сложного?

– Некрасиво, – возразил я. – Подглядывать.

– Подглядывать – некрасиво. А мы же не подглядывать собираемся, а оберегать их. Защищать.

– Защищать? От химиков, что ли? Или от Бачурина?

Дюшка голову почесал, посмотрел на черемуху, на топор.

– Топор возьму, – сказал он. – И винтовку. Ты же хорошо стреляешь.

– Из воздушки? Воздушка, конечно, Бачурина остановит. А ты его топором запугаешь…

Я сам Бачурина не видел, но про его подвиги в нашем городе все знали. Ограбил винно-водочный, потом «Запорожец» угнал и с моста свалился, восемь лет отсидел. А в первую ходку еще и избил кого-то до полусмерти. Человек, одним словом, выдающийся.

– В ухо ему стрельнешь, – посоветовал Дюшка. – А я крикну, что следующий раз в глаз пуля уйдет. А потом нас много будет, четверо, куча свидетелей, Бачурин не сунется. Да не бойся ты, Вадь, все продумано.

Вот уж не знал, что Дюшка такой авантюрист. Не, явно книжек перечитал. Я представил, как буду простреливать ухо рецидивисту Бачурину…

– Давай лучше все-таки Кондратьеву расскажем. Прямо сейчас.

Я закинул топор в гущу черемухового куста. Лучше участковому не звонить, а домой сходить, он тут за две улицы живет, на Пионерской в зеленом доме.

– Погоди, Вадь! – Дюшка схватил меня за руку.

– Что еще?

– Погоди! – Дюшка замотал головой. – Да успеем мы Кондратьеву все рассказать…

Я направился в сторону Пионерской.

– Это ведь тайна! – зашептал Дюшка. – Настоящая тайна, ты понимаешь? Ну, вот мы живем и живем, одно лето скучное, другое лето еще скучней, и тут вроде бы тайна. А ты собираешься Кондратьеву все разболтать?

Я спорить с Дюшкой не собирался, я все уже решил.

Вообще-то стоило родителям, наверное, рассказать, прежде чем к участковому идти, но родители разохались и распричитались бы. Мама стала бы по стенам бегать, отец по столу ладонью стучать и шептать, что это все из-за Дюшки, из-за его вредного влияния, он охламон, даром, что мать в школе работает. Начались бы разговоры, разговоры – что не надо водиться с Дюшкой, что это сомнительное знакомство, что ничему хорошему он не научит и так далее…

– Зря я тебе все рассказал, – бормотал Дюшка. – Надо было одному идти. Я думал, что ты нормальный, а ты как все, лишь бы чего не случилось…

Всю дорогу до дома Кондратьева Дюшка уговаривал меня. Опять бубнил про тайну, про то, что такое бывает раз в жизни, про то, что нельзя упускать возможность, вот он читал книжку – там один человек побоялся и упустил возможность, ему надо было встать во весь рост, а он остался сидеть, и с тех пор ничего в его жизни хорошего не случилось, только морось дождевая, да мокрицы по углам, Кондратьев подождет.

– Нельзя так жить, – продолжал Дюшка. – Ты как премудрый пескарь, все в норе сидишь…

Я ему напомнить хотел – про то, как нас на Новый год возле деревяшки пэтэушники остановили, мы с Ванькой Строговым копейки в кулаках зажали и по шее стали зарабатывать, а Дюшка тихом за угол, да и сбежал. Но не стал напоминать.

Дюшка даже попробовал меня постращать немного, сказал, что дружить со мной не станет, если я расскажу все Кондратьеву. Этого я особо не опасался, если я не стану с Дюшкой дружить, то и остальные не станут, так что меня этим не запугать.

Но тот день был Дюшкиным днем. Мы выбрались на улицу Пионерскую к зеленому дому участкового, но оказалось, что самого Кондратьева дома нет. А рассказывать о том, что случилось, его жене, было глупо. Поэтому мы отправились обратно.

На обратном пути Дюшка доказывал, что это неспроста. Вроде как судьба подсказывает нам, шепчет в ухо. Я ответил, что судьбе не доверяю, и вообще это предрассудки, Дюшка напирал, что не предрассудки.

– Об этом же все говорят! Во всех книгах героев ведет судьба! Это легко проверить!

– Как же?

– Давай загадаем – встанем на перекрестке и если первый встречный будет наш знакомый, то мы завтра идем на реку. А если незнакомый, то к Кондратьеву.

– Чушь, – сказал я.

– А чего ты боишься? – спросил Дюшка. – У нас в городе десять тысяч человек живет, шанс, что нам встретится именно знакомый, мал. Ты ничем не рискуешь. Соглашайся, Вадь!

Я согласился.

Мы установились на углу Пионерской и Кировской и стали ждать. Долго не пришлось, сегодня ведь был день Дюшки, через три минуты со стороны школы показался Котов.

– Я же говорил! – торжествующе сказал Дюшка. – Завтра с утра на реку.

Подошел Котов, посмотрел на нас со своим обычным пренебрежением и выплюнул:

– Заплесневело выглядите.

– Пойдем завтра на реку, – предложил Дюшка. – Есть одно важное дело.

Это мне в нем тоже не нравится. То есть больше всего не нравится. Я думаю, что это качество – самая отрицательная его черта. Вот мы с ним говорим о каких-то серьезных вещах, спорим, что-то сделать планируем. И вдруг появляется человек, к делу совсем не относящийся, и Дюшка в три секунды выкладывает ему все планы и приглашает немедленно идти в экспедицию вместе.