Поль-Лу Сулицер - Зелёный король

• Название: Зелёный король
• Автор: Поль-Лу Сулицер
• Жанр: Литература 20 века
• Год: 2018
• ISBN: 978-985-15-2325-8

Один из ряда увлекательных романов, написанных финансовым экспертом с международной известностью, благодаря которым он получил всемирное признание и как мастер современных бестселлеров. Для широкого круга читателей.

---

Несколько раз он заходил в барак с намерением побеседовать с юношей. Лишь один раз Дэвид застал его бодрствующим. Странный, серьезный и мечтательный взгляд был немым ответом на все вопросы.

– Ты узнал меня? Это я вытащил тебя из могилы…

Молчание.

– Я хочу узнать твое имя и фамилию.

Молчание.

– Ты австриец и должен сообщить о себе своей семье.

Молчание.

– Где ты учился французскому?

Вопрос остался без ответа.

– Я очень хочу помочь тебе…

Юноша по-прежнему лежал лицом к стене, молча, закрыв глаза.

На следующий день, 8 мая, одновременно с сообщением о капитуляции Германии из Мюнхена в лагерь прибыл капитан Таррас.

Джордж Таррас жил в Джорджии, но родился не в Америке. Он родился в Грузии. Еще в Гарварде Сеттиньяз удостоверился, что Таррас – русский аристократ, эмигрировавший в США в 1918 году. В 1945-м году ему исполнилось сорок четыре года. Казалось, что в жизни он преследовал одну главную цель – убедить как можно большее количество жителей планеты в том, что он не самый серьезный и влиятельный человек на земле.

Он питал отвращение к сентиментальной чувствительности, даже абсолютно естественной, а не наигранной, считая ее проявлением элементарной человеческой глупости. Возможно, из-за этого на его лице постоянно присутствовало язвительное выражение, казалось, злая шутка готова была сорваться с уст в любой момент. Он превосходно знал английский, бегло говорил на многих других языках: немецком, польском, французском, русском, итальянском и испанском.

Едва появившись в лагере, он повесил на стенах своего кабинета стенды с самыми жуткими фотографиями, сделанными Блэкстоком в Дахау и здесь, в Маутхаузене.

«Когда мы будем допрашивать этих господ преступников, которые будут выкручиваться и нести нам чушь, мы сможем ткнуть их носом в свидетельства их гнусных преступлений» – примерно так рассуждал Таррас.

Абсолютно решительно он закрыл несколько расследований, проведенных Сеттиньязом.

– Это все мелочи, студент Сеттиньяз. Где дела серьезные?

Дэвид рассказал о вызволенном им лично из могилы юноше.

– Как, вы не знаете даже его фамилию? – удивился Таррас, выслушав известную историю спасения потенциального покойника.

Сведения о спасенном юноше были крайне скудными. Его фамилии не было ни в одном немецком списке узников, прибывших в лагерь в последние месяцы 1944 или первые месяцы 1945 года. В этот момент в Германию и Австрию начали свозить десятки тысяч заключенных, поскольку советские войска вели активное наступление. Многие факты свидетельствовали о том, что юноша находился в Маутхаузене не больше трех-четырех месяцев.

– Все понятно, – с улыбкой сказал Таррас. – Здесь все ясно и понятно. Высокие чины из СС привезли сюда своих юных любовников. Офицеров было несколько, ведь одному не нужно столько мальчиков. Они приехали сюда, в Австрию, чтобы держать оборону до конца. Они укрепили здесь гарнизон. Однако с приближением нашей VII армии они вынуждены были снова отступать, на сей раз в горы, в Сирию и даже в тропики. Следуя их знаменитому порядку, характерному для этой нации, они «позаботились» о бывших избранниках своего сердца, теперь уже абсолютно ненужных, превратившихся в обузу. Они тщательно утрамбовали мальчиков в могиле, засыпав негашеной известью и землей.

В Гарварде неизвестный почитатель Гоголя наградил Тарраса великолепной кличкой – Бульба. Она была очень точна и самого профессора ничуть не смущала. Напротив, он до такой степени гордился своим прозвищем, что подписывал им свои журнальные публикации и даже замечания в конце экзаменационных сочинений.

Его живые глаза в очках в золотой оправе скользили по многочисленным снимкам ужасов, развешанным по стенам.

– Знаете, малыш Дэвид, мы, конечно, можем бросить все дела и заняться этим вашим юношей. У нас ведь всего лишь несколько сотен тысяч военных преступников, которые с нетерпением ожидают нашего внимания. Но это мелочи. Не будем говорить о миллионах: мужчинах, женщинах и детях, которые уже умерли, умирают и еще умрут.

Концовка разговора была очень эффектной. У него была просто страсть или, точнее, садистская потребность к подобным финалам. Своим изощренным сарказмом он любил заткнуть рот собеседнику. Однако было заметно, что рассказ о юном австрийце заинтересовал Тарраса. Поэтому через два дня, 10 мая, он все-таки навестил мальчика. С теми, кто находился в этом бараке, он общался на разных языках: русском, немецком, польском и венгерском. На юношу он бросил всего лишь беглый взгляд. Так мне показалось, но для Тарраса и этого было достаточно.

Чувства, которые испытал Таррас, увидев юного австрийца, были точно такими же, какие испытал и Дэвид Сеттиньяз. Но была все же одна очень существенная разница: он был потрясен не меньше Дэвида и знал почему. Он увидел поразительное сходство глаз чудом уцелевшего незнакомого юноши с глазами знакомого ему человека – физика Роберта Оппенгеймера. С профессором Таррас обменялся несколькими фразами в Принстоне, на званом завтраке у Альберта Эйнштейна. Светлые зрачки в бездне огромных глаз, погруженных в какую-то неведомую глубину, в какую-то отрешенную грезу, непостижимую простому человеческому уму, простому смертному. Тайна гения – это была именно она, и Таррас увидел и узнал ее здесь, в концлагере.

«А ведь этому юноше не больше восемнадцати», – подумал про себя Джордж Таррас.

В последующие дни Джордж Таррас и Дэвид Сеттиньяз занимались непосредственно своими служебными обязанностями по расследованию преступлений в Маутхаузене. Основную часть времени отнимала работа с полицейскими, проводящими расследования по доносам. Они составляли списки тех, кто отвечал за функционирование лагеря. На всех лиц, вошедших в эти списки, нужно было составить досье, содержащие свидетельские показания. Позднее все это будет использоваться в военном трибунале, рассматривающем, в частности, военные преступления в лагерях Дахау и Маутхаузен.

Многие из бывших надзирателей лагеря в Верхней Австрии с приближением американских войск укрылись в ближайших окрестностях. Однако делали они это не особо тщательно, не скрывая своих фамилий и оправдывая свои преступления доблестным повиновением рейху. «Befehl ist Befehl»[3] – это выражение якобы оправдывало все их преступления.

Сотрудников не хватало, и Таррас взял на работу нескольких бывших заключенных. Одним из них был еврейский архитектор Симон Визенталь, прошедший через многие концентрационные лагеря.

По прошествии некоторого времени Дэвид Сеттиньяз напомнил Таррасу о вытащенном из могилы юноше. Его фамилия по-прежнему была неизвестна. Заключенные, выражавшие протест майору Стрэчену, больше не появлялись. Трое самых активных членов – французские евреи – уехали домой. Выдвинутые ими обвинения исчезли вместе с ними. Но дело было заведено, и необходимо было принимать меры. Таррас решил провести допрос лично.

Через многие годы, в совершенно других обстоятельствах он почувствовал устремленный на него взгляд Реба Климрода. Он сразу же вспомнил первое впечатление, которое оставила та их первая встреча в Маутхаузене.

3

Юноша окреп и начал ходить, прошла даже хромота. Он поправился на несколько килограммов, что было очень неплохо для чудом уцелевшего человека. Но он все равно оставался худым, только лицо немного посвежело, приобрело человеческое выражение.

– Мы можем поговорить на немецком языке, – предложил юноша Таррасу. При этих словах американца пронзил взгляд его серых, скорее даже цвета бледно-голубого ириса, глаз. Юноша медленно осмотрел комнату и продолжил по-немецки: – Это ваш кабинет?

В ответ Таррас кивнул. Он испытывал какое-то странное чувство, очень похожее на нерешительность и даже робость. Это новое ощущение его не тревожило, а, напротив, забавляло.

– Прежде здесь был кабинет оберштурмбаннфюрера СС, – рассказывал юноша.

– Вы ведь часто бывали здесь.

Парень продолжал пристально рассматривать фотографии на стене. Ко многим снимкам он подходил очень близко.

– Где сделаны эти снимки?

– Это в Дахау, в Баварии, – ответил Таррас. – Как ваше имя?

Парень стоял за спиной американца, по-прежнему молчал и рассматривал фотографии.

Внезапно Таррас догадался: «Это он специально не сел напротив и теперь хочет заставить меня обернуться. Таким образом он дает понять, что намерен вести разговор по своему усмотрению».

Спокойным и тихим голосом он продолжил:

– Я не получил ответа на вопрос.

– Я – Климрод, Реб Михаэль Климрод.

– Вы родились в Австрии?

– Да, в Вене.

– Когда?

– В 1928 году, 18 сентября.

– Я думаю, что фамилия Климрод не является еврейской.

– Фамилия моей матери Ицкович.

Таррас уже понял связь двух имен юноши. Одно его имя было христианским, а вот имя Реб было достаточно распространенным в еврейских семьях, особенно живущих в Польше.