Михаил Зуев-Ордынец - Последний год

• Название: Последний год
• Автор: Михаил Зуев-Ордынец
• Жанр: Исторические приключения

Историко-приключенческий роман о русских колониях в Северной Америке.

---

Живолуп ухмыльнулся:

— Совсем ты плохой стал, барин. Скоро подохнешь. На, ешь!

Он бросил через костер вяленую рыбину, Шапрон был голоден, но, взглянув на тронутую тленью рыбу, почувствовал боль в желудке и тошноту. Все же он начал есть, разрывая рыбу грязными, обмороженными руками.

— Жри скорее, барин, да спать ложись. Завтра тебе порядком работки будет.

Шапрон загнанно посмотрел на Живолупа. В тоне гарпунера была зловещая угроза.

— Вишь, собаки под скалой норы себе копают? — указал Живолуп на пса, который, отфыркиваясь, рыл снег. — Буран чуют. Снег большой жди. И будешь ты завтра, барин, весь день тропу для собак пробивать.

Шапрона снова заколотила судорожная, крупная дрожь. Самую трудную в мире работу — утаптывать в глубоком снегу тропу для собак — Живолуп хочет свалить на него одного

— Тропу будем пробивать по очереди.

Шапрон старался говорить спокойно и твердо, но подбородок его дрожал.

— Один ты будешь, — равнодушно ответил Живолуп и повернулся спиной, стеля меховое одеяло.

Шапрон задышал со свистом, выхватил револьвер и, целя в равнодушную спину, заорал:

— Издеваешься, скот? Застрелю!

Живолуп спокойно обернулся.

— Стреляй. — Он подождал, вызывающе ухмыляясь — Ну, что не стреляешь, дохлик трухлявый?

Шапрон плачуще всхлипнул и опустил револьвер. Не может он убить Живолупа. Креол умел делать все, что недоступно Шапрону. находить топливо там, где, казалось бы, нет и щепки, разжигать костер при самом сильном ветре, разнимать зверски дерущихся собак, чинить порвавшуюся упряжь или поломавшуюся нарту и, — это, пожалуй, главное, — находить часто пропадающий след идущих впереди.

— И знай, барин, — снова повернулся Живолуп к одеялу, — завтра буду я тебя гнать, как собака крысу. Либо сдохнем, либо схватим наших лисиц за хвост!..

ТРУБЯТ ГОЛУБЫЕ ГУСАРЫ…

— Македон Иванович, не ешьте снег.

— Не могу. Во рту и горле сохнет.

— Потеть будете. Ослабнете..

— Знаю. А не могу.

Капитан дышал часто и шумно, широко раскрыв рот. Андрей смотрел на него страдающими глазами. Крутой подъем окончательно обессилил Македона Ивановича.

Сразу после ночевки они натолкнулись на непреодолимый барьер. Ручьи и речушки, замерзавшие при своем стремительном падении с высокого берега позднее Юкона, застыли на его широкой глади ледяными буграми. Прорубать в них дорогу топорами — заняло бы много времени. Выбравшись на высокий обрывистый берег, они остановились передохнуть под сосной.

— Что это вы сосну разглядываете? — отдышавшись, спросил капитан.

— Памятная! Встречался я с нею. Видите? — Андрей указал на затес, еще не заплывший смолой. — Мои инициалы, год и число Прошлой зимой я шел здесь с ттынехами. Значит, индейцы где-то близко, скоро встретимся.

— Пора бы! А теперь на собак поглядите. Волнуются, чуют что-то.

Андрей обернулся и внимательно оглядел собак. Псы действительно волновались, дергали беспокойно ушами, нюхали воздух и посматривали друг на друга, подавая только им понятные знаки. Андрей начал догадываться. Он окинул взглядом неясный мглистый горизонт и низкое тяжелое небо. От него падал вниз странный желтый свет, дрожавший и струившийся над снегами.

— Буран будет, — сказал он.

— Будет, — согласился капитан. — И скоро будет.

— Остановимся? Вон под тою скалой спрятаться можно, — указал Андрей на скалу, поднимавшуюся из сугроба.

— Спрятаться всегда успеем. А я считаю, надо идти, сколько можно. Я спиной чувствую, уткнулся кто-то в нее глазами. — И, не ожидая согласия Андрея, Македон Иванович крикнул на собак: — Кей-кей! Вперед, хромоножки несчастные!

Упряжка тронулась. Снова только скрипел снег под полозьями да слышалось тяжелое дыхание людей и собак. Снег, отбрасываемый лапами псов, стоял в воздухе радужной пылью

В долине, в которую они спустились с очередной сопки, их вдруг накрыла темнота. Она быстро двигалась с запада, она, казалось, летела тучей стального цвета. Все вокруг стало серым, туча опустилась на береговые сопки и покрыла их снегом. Снег падал косо, наверху ярился ветер, а на земле было еще тихо. Но вот по сугробам поползли длинные белые космы бурана. Долина сразу заговорила, потом запела, засвистела, завыла каждой скалой, каждой щелью. Ветер с ревом шарахнулся в скалы, словно пытаясь их свалить. С вершины сорвались камни и полетели в долину: Но порыв ветра стих так же неожиданно, как и налетел. Буран пробовал свои силы. Стало опять тихо, и тишину разодрал вдруг громкий трескучий удар.

— Что это? Гром, что ли? Зимой? — удивленно взглянул на небо капитан.

Он упал на нарты, сбитый толчком в спину. Упряжка рванула и понеслась. Привстав на нарте, Македон Иванович удивленно оглянулся. До жути близко увидел он мчавшуюся упряжку а на нарте Шапрона и Живолупа, поднимавшего карабин для второго выстрела. Но снежные вихри скрыли преследователей.

Андрей бежал рядом с нартой, держась за короткий ремень, привязанный к «барану». Он задыхался и отворачивал от ветра, сколько было можно, окровавленное лицо. Буран нес колючие кусочки твердого снега, песок, мелкие камни, сорванные с сопок, и сек его лицо. В буране было злобное упорство и яростная настойчивость смертельного врага. Он душил, сбивал с ног, обрушивал сугробы снега. В его белой бушующей стене иногда появлялись разрывы, и Андрей видел каменистые овраги, курившиеся снежной пылью скалы, согнутые ветром деревья, и снова все закрывала белая, клубящаяся стена.

Капитан что-то закричал, но буран сорвал слова с его губ и унес их в сторону. Македон Иванович крикнул снова:

— Садитесь!.. Я побегу!..

— Молчите! — крикнул свирепо в ответ Андрей.

— Что?.. Говорю… садись… я…

— Молчите! Берегите дыхание!..

Будто ссорясь, они кричали друг на друга зло и хрипло.

— Те… далеко? — крикнул снова Македон Иванович.

— Отстали… не слышу их…

Андрей ответил неправду. Минуту назад, сквозь вой бурана, он услышал лай догоняющих собак и знакомый голос, исступленно вопивший:

— Allez… allez!.. [80]

Упряжка влетела в узкое ущелье. Здесь ветер был тише, здесь и Македон Иванович услышал близкий собачий лай и людские крики. Держась одной рукой за «барана», капитан приподнялся и оглянулся.

В какой-нибудь сотне шагов сзади их нарты мчалась упряжка из двенадцати громадных псов. Могучий вожак шел ровными прыжками, по-волчьи подвывая, волнуя и яря своих собак. Набившаяся в их шерсть снежная пыль придавала им вид летящих по воздуху белых привидений. Рядом с нартой бежали два человека. Видно было, как буран парусил их парки. Македон Иванович молча погрозил им кулаком, застонав от бессильного, унизительного бешенства

В лицо его вдруг ткнулось что-то обжигающе холодное. Это Андрей на бегу совал ему свой Ляфоше. Капитан обрадованно схватил револьвер, поднялся на колени и медленно, не торопясь, выпустил в преследователей последние четыре пули. Затем запустил туда же ненужный револьвер. Попал ли он в кого-нибудь, понять было нельзя. Снова все скрыл буран.

— Мы еще поборемся! — крикнул Андрей, и крик его прилетел, казалось, издалека. И оттуда же, из буранных глубин, донеслась веселая, задорная песня. Македон Иванович прислушался, удивляясь и не веря: пел Андрей, задыхаясь от ветра:

Трубят… голубые гусары…
И едут… из… города… вон…
А завтра…

Андрей не допел свою песню веселого отчаяния, бесшабашной удали и дерзкого вызова. В двух шагах от морды Молчана он увидел провал.

— Пропасть!.. Тормози!.. — закричал он.

Македон Иванович пропасти не видел, но, повинуясь неистовому крику Андрея, сунул осгол между перекладинами нарты и навалился на него, тормозя упряжку. Собаки с ходу осели на хвосты, но остол с треском, похожим на выстрел, переломился, и нарта снова скользнула вниз по крутому уклону. И тогда из буранных смерчей выскочила оскаленная морда вражеского вожака. С клокочущим воем он кинулся на Молчана, пытаясь свалить его, сцепились, подражая вожакам, и остальные собаки обеих упряжек, а на рычащих, озверевших псов налетела вторая нарта с Шапроном и Живолупом, лежавшими на ней. Затем люди, собаки, нарты сорвались в провал и понеслись вниз под уханье и торжествующий свист бурана…

Андрей больно ударился обо что-то спиной. Падение кончилось. Ошеломленный ударом, он с минуту лежал без движения, поеживаясь от ледяных струй бурана, продувавших сквозь меха и шаривших по вспотевшему телу. Голова его кружилась замедляющейся каруселью. Он чувствовал, что, может быть, сию же минуту потеряет сознание.

— Нет, нельзя!.. Карта!.. Карту надо спрятать!..

Рывком поднявшись, он сел. С головы и шеи опали толстые слои снега. Сдернув рукавицы с обеих рук, он вырыв в снегу яму, одеревеневшими пальцами сорвал с груди ладанку, уложил в яму и заровнял ее. Он хотел рукавицей размести снег, скрыть всякий след, но почувствовал, что лежит, омертвев всем телом.