Мэтью Хьюз - Книга магии

• Название: Книга магии
• Автор: Мэтью Хьюз
• Жанр: Книги про волшебников
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-114969-7

Волшебники, чародеи, сверхлюди, обладающие воинственным, а порой и склочным характером и ведущие весьма странный образ жизни… Последний сборник Гарднера Дозуа (1947–2018), одного из величайших редакторов и энтузиастов фантастики, расскажет читателю: – о Джеке-попрыгунчике, неуловимом грабителе, попавшем в неожиданную ловушку, – о последних днях Умирающей земли, – о противостоянии Севера и Юга США, в котором ярчайшую роль играют магические модификаторы своих тел, поедающие кости волшебных созданий, – о том, как опасна может быть ничем не ограниченная власть – и в первую очередь для обладающего этой властью, – о спонтанных превращениях и хитроумных магических уловках, – о том, почему нельзя связываться с высшими силами, и о многом, многом другом. 17 любовно отобранных историй об интригах и приключениях в мире волшебства и магии!

---

Наверное, им было неловко. Взглянем-ка на происходящее их глазами: мальчишка, которого они походя шлепали по затылку, иногда лупили палкой, теперь стал ученым, волшебником, способным убить одним лишь взглядом или превратить кучу дерьма в чистое золото. Немудрено, что мы общались холодно-официально.

На собрании я не услышал ничего нового – возчик рассказал все что мог, да и собственное мое воображение довершило картину. Я произнес речь о том, как следует себя вести и какие беды ожидают ослушников в случае игнорирования моих инструкций. Потом встал, дав понять, что собрание завершено. Тогда Шап, мой дальний родственник – в деревнях все друг другу родные так или иначе, – спросил меня насчет племянника. Племянника? Тут меня осенило. Он спрашивал про Гнато.

– У него все хорошо.

– Он ученый? Как ты?

– Как я. Значит, он сюда не возвращался?

– Мы не знали, жив он или нет.

Ну да, насчет меня то же самое.

– Я расскажу ему про отца. Может, ему захочется… – Я замолчал, осознавая, что сейчас собирался сказать. Посидеть на могиле? Какой? Обычно останки четвертованного возвращенца захоранивают по границам прихода.

– Он захочет узнать.

Это была откровенная ложь, но должен признать, что мне хотелось рассказать ему. На моем месте он поступил бы так же.

* * *

Отец Гнато и на этом свете не был семи пядей во лбу. Мертвым он приобрел определенную хитрость и сметку, хотя, возможно, это свинья попалась умная. Я караулил его три ночи. Он не особо таился, и силищи у него осталось предостаточно. Когда я наконец справился с ним с помощью posuiadiutorem, то сам выдохся и дрожал как осиновый лист.

Должно быть, я ввел вас в заблуждение, назвав его свиньей. Нет, благостная картинка жирной розовой свинки, похрупывающей капусткой в хлеву, тут не годится. Дикие свиньи огромны, весят до полутонны, покрыты лоснящейся проволочной щетиной, здорово мускулистые. Настоящие, то бишь живые, известны подкупающей застенчивостью, они тихо сидят, притаившись в кустах. Если ты идешь по лесу, шумя как придурок, то никогда их не увидишь, пока случайно не наступишь на хвост. А как наступишь – тут тебе и конец. Доблестные охотники на чертовых кабанов с удовольствием расскажут тебе, что лесная свинья – самое опасное животное в Пермии, гораздо страшнее волков, медведей или лосей. Настоящие свиньи темно-рыжего цвета, а отец Гнато черен как смоль, и глаза у него красные, горящие, что уголья.

Когда завалишь возвращенца, с ним надобно поговорить. Я встал – ноги у меня подкашивались – и приблизился, тщательно соблюдая безопасное расстояние, даже после двойной дозы lorica.

– Здравствуй, – сказал я.

Парализованная туша уставилась на меня, подрагивая пугающе человеческими ресницами.

– Мы знакомы?

– Я сын кузнеца.

– Точно. Ты уехал в город учиться на волшебника.

– Я вернулся.

Он хотел кивнуть, но у него не получилось.

– Что со мной будет?

– Ты и сам это знаешь.

Я понял, что он смирился со своей участью, достаточно трезво восприняв ситуацию.

– Боль… Мне будет больно?

Неприятная тема, но сомнений на этот счет не было.

– Боюсь, что да. Ты ведь живой.

Я не стал добавлять: сам виноват, что вернулся. Не будешь же спорить с тем, кому предстоит пройти через адовы муки.

– А потом… Я умру?

Ненавижу такие разговоры.

– Нет, ты не умрешь. Ты просто не сможешь больше распоряжаться своим телом. Жить будешь, но… делать ничего не сможешь.

Я чувствовал, как его охватил ужас. Да мне и самому стало не по себе. Честно говоря, нет ничего хуже, чем лежать в черной земле без движения… вечно… Но увы – не тебе решать, быть возвращенцем или нет, обычно профессионалы предупреждают о возможном исходе. Что ж, бывает… Невезение. И, конечно, наследственность. А Месоги за тысячелетия кровосмешения давно уже превратилось в одну большую семью. Хорошо бы меня минула сия участь, но даже я не в состоянии этого предотвратить.

– Отпусти меня. Я уйду далеко, в те края, где нет людей. Обещаю никому не причинять зла.

– Прости, если Орден узнает – мне конец.

– Они не узнают.

Действительно, откуда им узнать-то? Вернусь в город, скажу, что не справился со свиньей, они пошлют еще кого-нибудь, а к тому времени отец Гнато уйдет далеко (хотя они всегда возвращаются, с этим ничего не поделать). Я испорчу свою репутацию идеального агента. Вот будет здорово! Я иногда задумываюсь о своем дедушке – живые куски в сырой земле. Как бы я себя чувствовал?

– Извини, – сказал я. – Работа есть работа.

* * *

Мы распилили его на куски поперечной пилой. Если вы не в курсе, пилить надо вдвоем. Один пилит с одной стороны, другой – напротив. Один толкает, другой тянет. Я тоже приложил руку к процессу, из чувства долга, но у меня никогда не получалось попасть в ритм.

* * *

Я покидал родную деревню не в самом радужном настроении. Как уже было сказано, если ты победил свои страхи, наступает легкая эйфория. Я вернулся, больше мне не придется этого делать, груз сброшен с плеч. Я поднимался по утомительно длинному холму и вдруг поймал себя на мысли: не важно, чего я добился, здесь мои корни, здесь сокрыта часть меня самого. Наверное, возвращенцы натолкнули меня на эту мысль.

Видите ли, возвращение – типичное для Месоги событие. Возвращенцы есть и в других местах, но, когда удается проследить линию предков, оказывается, что у них присутствует, хоть и капелька, крови Месоги.

Помоги нам Господи, мы не такие, как все. Из всех народов и рас мы единственные на Земле, кто смог достичь бессмертия, хоть и в таком вот неприглядном виде, возникшем от озлобленности и ведущем к бесконечной боли. Надежной статистики, конечно, нет, но мы считаем, что таких – где‐то один на пять тысяч, среди них могу оказаться и я, и Гнато, и Квинтиллий, и Сцевола, доктора наук и профессора чистой, незапятнанной мудрости, свирепствующие в ночи, ломающие ограды, хватающие путника за горло. Как я сказал, они всегда… мы всегда… возвращаемся, рано или поздно. Они… мы… И с этим ничего не поделать.

Гнато, гораздо больший оптимист, чем я, раньше хотел выяснить, как у нас это получается, почему избраны именно мы. Он намеревался сделать всех людей бессмертными. Гнато даже провел предварительные исследования, пока деньги не иссякли и он не занялся учительством, потом стал вникать в политику Ордена, что отнимает чертовски много времени и энергии. Возможно, он сохранил свои записи. Как и я, он ничего никогда не выбрасывает, и в его кабинете – настоящий свинарник.

* * *

Когда я добрался до Мачеры, река успокоилась, военные построили понтонный мост. Приятно видеть, как они делают для разнообразия хоть что‐то полезное. Небольшая прогулка – и я смогу уплыть домой с относительным комфортом.

Я предвкушал дополнительное удовольствие от этой утомительной миссии. Дорога проходит через Иденс, ничем не примечательный городок, но там живет старинный друг, с которым я переписываюсь и с которым много лет не виделся: алхимик по имени Дженсерик.

Когда я сдавал вступительные экзамены, он был уже на пятом курсе, но мы сразу нашли общий язык. В год моего выпуска он уехал из Академии, получив должность настоятеля в Эстолейте, и затем переходил с места на место, унаследовал от дядюшки небольшой капиталец и отошел от дел, занявшись независимыми научными исследованиями. Прекрасный особняк, парк с оленями и живописное озеро тоже являлись частью его наследства. Время от времени он просил меня скопировать для него какой‐нибудь текст или поискать справку. Я не силен в алхимии, но это не имеет значения. Возможно, это даже хорошо, что мы не являемся коллегами – нет конкуренции, не нужно красть чужую работу.

Дженсерик отнюдь не пользовался уважением. Во-первых, он оставил Академию, во‐вторых, о нем ходили сомнительные слухи, поговаривали о женщинах и незаконнорожденных детях. Но игнорировать ученого было невозможно, и с его стороны никогда не было недоброжелательного отношения. Из его писем было понятно, что он гордится тем, что окончил Академию, но при этом был рад оставить «клееварню», как он называл ее, уйдя в настоящий, живой мир. Ну что ж. У каждого свои недостатки.

Иногда твой затаенный страх оказывается на поверку вовсе не таким страшным, а предвкушение триумфа оборачивается горьким разочарованием. Я представлял себе нашу встречу: широкие улыбки, крепкие объятия, дружеская болтовня, хлещущая бурным потоком в попытке наверстать все то, что произошло за последние двадцать лет, когда он уплыл на корабле. Конечно, в реальности все было по-другому. Сначала мы смущенно молчали, думая про себя: «А приятель-то изменился, и не в худшую ли сторону, – с неизбежным размышлением: – Если он выглядит таким постаревшим, значит, и я тоже?» Потом чрезмерно широкие улыбки, приветствие с запинкой. Это словно клятвы, разрезанные пополам монетки, которыми обмениваются при расставании влюбленные, – по прошествии долгого времени разлученные половинки больше не соединишь.