Джо Р. Лансдейл - Бог Лезвий

• Название: Бог Лезвий
• Автор: Джо Р. Лансдейл
• Жанр: Ужасы
• ISBN: 978-5-17-110217-3

Бекки и Монтгомери Джоунсы пытаются выстроить жизнь заново, после того как на Бекки было совершено жестокое нападение. Теперь ее преследуют жуткие видения смерти, и она уверена, что напавший на нее преступник снова придет за ней, хотя он повесился в камере после ареста. Муж, уверенный, что это всего лишь посттравматические галлюцинации, решает увезти жену из города. Он еще не знает, что они едут навстречу настоящему кошмару, что зловещие предзнаменования, преследующие Бекки, – не просто фантазии измученного разума, а преступники, с которыми предстоит встретиться этой семье, одержимы Богом Лезвий, древним чудовищем, и оно с незапамятных времен требует жертв и крови от своей паствы. Книга содержит нецензурную брань

---

Рванувшись вниз, Брайан схватил Клайда за лодыжку и вонзил в нее зубы. Парень завопил и рванулся назад, таща его за собой по коридору.

Остальные смотрели на них во все глаза – когда еще увидишь подобное. У кого-то смешки застряли в горле, но смельчаков, готовых ржать в открытую, не нашлось.

Свободной ногой Клайд засандалил Брайану по лицу, и тот отлип от него… но ненадолго. Рванув навстречу Клайду, он врезал ему головой по животу. Когда тот согнулся, Брайан толкнул его на стену с оглушительным криком:

– Педрила!

И тут прибежал директор школы, стал разнимать их и что-то визжать. Тогда Клайд ударил директора, и тот покатился по полу. Клайд с Брайаном встали плечом к плечу и стали выбивать из тупорылого мужика дерьмо прямо посреди клятого главного коридора. Делали они это на диво слаженно, как напарники – удар сыпался за ударом: один, другой, третий, с левой и правой, их ноги ходили вверх-вниз, словно поршни жестокой механической сколопендры.

3

Конечно, за них взялись всерьез. Потащили в участок, а потом в суд. Дрянное вышло дельце. Мать Брайана сидела за длинным столом вместе с адвокатом и стенала на все лады, как расстроенная скрипка.

Старая добрая мамка. Все-таки и она на что-то годилась. Увещевала судью:

– Он хороший мальчик, ваша честь. Раньше никаких хлопот с ним не было. Может, если бы дома у него был отец, мужской пример, он бы не вляпался в эту передрягу…

Если бы от поведения Брайана не зависела его судьба, он бы ее освистал. А так – пришлось сидеть тихонечко в выглаженном костюмчике и давить из себя стыдливость и еще – дебильное изумление, мол, что же я натворил-то? Брайан себе взаправду немного дивился.

Он взглянул на Клайда. Тот заморачиваться с одежкой не стал. На нем были все те же кожанка и джинсы. И еще пилка, коей он демонстративно охаживал ногти.

Когда миссис Блэквуд закончила свою речь, судья Лоури зевнул. Ничего нового под луной. Реестр судебных дел пополнился, но у парнишки Блэквуда не было приводов, да и смотрелся он причесанным и примерным. А за вторым отбросом такой шлейфище стелился, что хоть святых выноси. И все равно они оба были лишь мальчишками, и у судьи Лоури было благостное настроение. Пополнять и без того раздутую корзину дел еще одним, смехотворным, ему не хотелось.

Если я отпущу только Блэквуда, подумал судья, всем покажусь избирательным – мол, парень причесанный, примерный, в первый раз проштрафился, пусть идет. Но если я придерусь к Эдсону, выйдет, что одно и то же преступление можно оценить по-разному чисто по одежке да по благочестивой нудьге-мамочке. Ладно, рассудим просто. Пусть оба катятся отсюда на общественные работы.

Именно к этому их приговорили – к общественным работам, не более. Брайану досталась «легкая стажировка», а Клайду, который уже числился на испытательном сроке, поручили докладываться отвечающему за него офицеру почаще. Конец – делу венец.

От занятий их отстранили до конца семестра, но это было даже хорошо. Раньше чем солнце заходило, оба оказывались предоставлены самим себе – и улице.

На какое-то время их пути разошлись. Но начало связи было положено.

4

Неделей позже, середина октября

Брайан Блэквуд сидел в своей комнате, весь во власти приятных, перехлестывающих через край эмоций. Достав из ящика стола ручку и разлохмаченную тетрадь, он принялся с остервенением писать строку за строкой:

Раньше я никогда не вел дневник. Не уверен, что продолжу, но внутри сейчас все кипит, и если я не выскажусь – меня разорвет к чертям собачьим. Однажды в школе я прочитал о писателе, который думал так же, как я – писал, когда переполнялась голова, и это спасало его. Что ж, попробую этот способ, с верой в лучшее – мне надо поделиться тем, что наболело, и что точно не смогу выложить перед дорогой мамочкой. Надеюсь, получится писать быстрее. Зуд в пальцах.

Этот парень, Клайд Эдсон, реально отличается от других. Из-за него моя жизнь изменилась. Нутром чую – даже не чую, а знаю, – и это знание меня гнобит, будто я болен. Хотя нет, не болен. Я становлюсь кем-то новым, обновленным.

Находиться рядом с Клайдом – все равно что заряжаться от источника чистой энергии. Да, как-то так. Из него сила бьет ключом, волнами, прямо сбивает с ног, и я чувствую себя так, будто наполняюсь ею. Может, и Клайд из меня что-то вытягивает – взамен. Что-то, что идет ему впрок. Сама мысль, что я могу воздать ему, делает меня сильным. Полноценным. В смысле, быть рядом с Клайдом – это как касаться зла. Ну или как в сраных «Звездных войнах»: Темная Сторона Силы и подобное дерьмо. Ощущать это – та еще встрясочка, нешуточный такой приходец, без дураков: глаза таращатся, спина гнется, очко сжимается.

Может, я не до конца еще понял, но, думаю, все, как у того философа, про которого я слышал – не помню его имя, – утверждавшего, что можно стать сверхчеловеком. Я сейчас не про какую-то супергероику толкую, не про комиксовую хрень – я про серьезные вещи. Не помню, что тот философ говорил, но память и чувства подсказывают мне, что Клайд и я – двое избранных, современные сверхлюди, новая раса с прицелом на будущее. Вижу это так: когда-то человек был подобен дикому зверю, и его прок измерялся грубой силищей, не регулируемой ни сраным правительством, ни законами. Когда-то пришло время стать цивилизованными, чтобы пережить других головорезов, но теперь это все ни хрена не надобно, потому что головорезы вымерли и осталась горстка слюнтяев, которые собственную жопу не найдут без карты и, не имея под рукой инструкции, не сообразят, как ее подтереть. В общем, люди снова эволюционируют. Вопреки ученым, считающим, что нам дико повезло выползти из болота невежества, новые центурионы должны выйти из болота, созданного гребаными слюнтяями – со всеми правами человека и защитой слабых. Но теперь все будет иначе. Человечество вышло из воды на сушу, чтобы спастись от акул – что ж, пришло время акулам выйти следом и показать крутые зубы, острые как бритва. Нам, акулам, надлежит быть чрезвычайно скрытными до поры и, что важней всего, думать в одном направлении – так нас не удастся сломить.

Не знаю, правильно ли я все говорю, голова до конца не прояснилась, сложно передать словами – но я чувствую, черт побери, все чувствую. Люди стали чересчур цивилизованными, их слишком много – и эволюция позаботилась об этом, создала социальную мутацию, сверхлюдей вроде меня с Клайдом.

Клайд – реально крутой чувак, с характером. Получает то, что хочет, не позволяет ничему стоять на пути. Блин, то, о чем мы с ним разговаривали несколько дней назад… Так, все, ладно, я сбиваюсь с мысли. Да-да, социальные мутации.

Я все время считал себя чокнутым фриком, а оказалось, что я просто другой. Сколько себя помню – всегда был другим. Я просто не могу реагировать на вещи так, как это делают остальные. Плакать над умершими щенками и прочее. Велика, мать ее, потеря! Пес сдох, какого хрена меня это должно колебать? Я-то жив, чего расстраиваться?

Помню, по соседству жила мелкая девчонка, и у нее был котенок. Она все время с ним сюсюкала, гладила вшивого ублюдка. И в один прекрасный день мой папаша – дело было до того, как он устал от мамкиного нытья и отчалил далеко-далеко, и скатертью дорога – так вот, мой папаша отправил меня подстригать газон. Нравилось ему, когда он шит да крыт, а еще больше нравилось заставлять меня им заниматься. Ну, я пошел косить травку и увидел, что котенок забрел в наш сад. Меня это почему-то взбесило, я подманил его, пошел с ним в гараж и достал лопату. Потом отправился на передний двор, выкопал в земле ямку, сунул туда мелкого и зарыл – оставил только голову торчать, остальное утрамбовал на славу. Вернулся, значит, к газонокосилке и запустил ее. Видел, как его голова туда-сюда крутится, он выбраться пытается, пасть разевает – мяукает, значит, – но мне все по барабану. Я медленно повел к нему косилку, из-под нее знай себе трава летела, и когда оставалось до того куска меха несколько футов – понял, что, без шуток, кайфую. Просто, блин, блаженствую.

С расстояния в три шага я наехал на него. Какие звуки пошли! Во все глаза смотрел на крышку, под которой лезвия: вот передок у нее был зеленым вымазан, а вот – красным. Трава смешалась с мясом, клочками рваной серой шерсти, и все это орошало лужайку.

Насколько знаю, никто меня не заподозрил. Я просто прикопал все, что осталось, и продолжил стричь лужайку. Позже, тем же вечером, когда я уже заканчивал, девчонка пришла домой и стала звать: «Кис-кис-кис!», а я со смеху про себя покатывался. А так-то пришлось хранить невозмутимую мину, когда она пришла прямо к нам и спросила, не видел ли кто Морриса. Моррис, мать его – ну и имя для кота! Я ответил: «Нет, Моррис тут ни сном ни духом, извиняйте». И тут ее понесло, она стала плакать и звать своего клятого питомчика. чертов беспредел!