Мастер Чэнь - Магазин путешествий Мастера Чэня

• Название: Магазин путешествий Мастера Чэня
• Автор: Мастер Чэнь
• Жанр: Современная русская литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-104075-8

Новая книга рассказов Мастера Чэня, полюбившегося читателям по серии книг о самаркандском шпионе Нанидате Маниахе, – это заметки на полях его романов и в то же время самостоятельные истории на фоне Таиланда, Камбоджи, Малайзии, Филиппин и других не менее экзотических мест, известных нам намного хуже, чем Европа и Америка. …в системе навигации автомобиля вдруг появляется местный дух, желающий убить путешественников; в отеле на границе джунглей прислуживает постояльцам мертвец; а рубин вдруг сводит с ума приехавшего из Европы ювелира. Восток стучит в сердце. Отвори ему дверцу…

---

Интрига имела касательство, конечно, к деньгам и к конкуренции в этой тайно-жестокой отрасли. И совершенно не дело Виктора было вступать в эту нескончаемую драку профессионалов; ему просто надо было знать, мог ли летучий ювелир и вправду устроить то, о чем говорили шепотом его коллеги, нужно ли ему было такое. И получалось, что очень даже мог, и очень даже нужно было. Чтобы Кира и те, кто за ней стоит, больше в этих краях не показывались. Чтобы с ними никто не имел дела никогда.

По словам Виктора, Кира, вообще-то, закупала по большей части нечто не слишком дорогостоящее, а Каперович будто нарочно превращал каменный мусор в дерзкие и неожиданные узоры; вот и Могок – на любом рынке там вы увидите эти рубины, ценой доллара два-три, полупрозрачные, далекие от легендарного оттенка «голубиная кровь» – они, скорее, цвета моркови… Да, Каперовичу шлют иной раз заказы и из Нью-Йорка, и тогда в ход идут совсем другие камни, и их тоже надо закупать. Но все это не важно, важно было другое – какой же ювелир откажется показать (а его гость откажется посмотреть) еще и настоящие сокровища.

Я никогда не бывал и вряд ли буду в Могоке; но я вижу эту сцену. Кира на табурете какого-то ювелира – там, в мастерских, нет роскоши в обстановке, но есть роскошь иная. Вот она сидит, нет, не в привычном голубом шелке, в чем-то дорожном цвета хаки, и с умиленной улыбкой мадонны смотрит, смотрит…

Ведь там, в Могоке, бывают не только рубины. Есть звездные сапфиры – неограненные кабошоны, в глубине которых лунно мерцает пятнышко света, иногда в виде шестилучевой звезды. Или сапфиры странного лилово-чернильного цвета, как спелая ежевика.

Послушай, Саломея: у меня во дворце спрятаны драгоценности, которые даже твоя мать никогда не видела. Это необыкновенные драгоценности.

У меня есть ожерелье из четырех рядов жемчуга. Эти жемчужины подобны лунам, нанизанным на серебряные лучи. Они похожи на пятьдесят лун, пойманных в золотую сеть…

У меня есть два вида аметистов, черные, как виноград, и красные, как вино, разбавленное водой.

У меня есть топазы, желтые, как глаза тигров, и розовые, как глаза лесного голубя, и зеленые, как глаза кошек.

У меня есть опалы, которые горят словно ледяным пламенем, опалы, которые делают людей печальными и боятся темноты.

У меня есть ониксы, похожие на очи мертвой женщины.

У меня есть лунные камни, которые меняются вместе с луной и блекнут при виде солнца.

У меня есть сапфиры размером с яйцо, голубые, как голубые цветы.

У них внутри разливается море, и никогда луна не тревожит его синевы.

Итак, что ты желаешь получить, Саломея? Скажи мне, и ты получишь все, что пожелаешь.

«Дай мне голову Иоканаана», – ответила ему, как известно, Саломея; наша же Кира, наверное, просто сидела молча, линза дрожала перед ее глазом – и тут на свет явилась…

– Они хранят и переносят особо ценные камни в такой особой штуке, – сказал Виктор, – уже несколько столетий как неизменной, это круглая коробочка из бамбукового сустава, внутри лежит белая вата или шелковая тряпочка, а на ней…

История знаменитых рубинов из Могока занимает целые книги. Рубин Черного Принца и Педро Жестокого, тот самый камень, что украшал потом броню победоносного Генри Пятого в битве при Азенкуре. Чистый, прозрачный камень по имени Нга Маук, который носили на руке, в перстне, бирманские короли с семнадцатого века. Камень Маунг Линя, который был разделен на три рубина, каждый удивительного качества – это уже девятнадцатый век. А весил он до раздела четыреста каратов…

Впрочем, королевские рубины загадочным образом исчезли из дворца, когда в Бирму под грохот пушек пришли англичане, особенно некий полковник Слейтер. Но ведь шахты Могока работали и после англичан, работают и сегодня. Историю великих камней нашего времени рассказывают шепотом – поскольку продавать их можно только на официальных аукционах, но всплывают некоторые камешки почему-то уже в Бангкоке, за ними отправляются агенты бирманских спецслужб и, как ни странно, многое возвращают…

– А вообще, там у них змеиное гнездо, в этом Могоке, – поморщился Виктор. – Вы ведь слышали, что когда эту долину обнаружили в доисторические времена, то она кишела змеями, и люди якобы добывали камни очень странным способом – бросали кусочки мяса птицам, птицы глотали мясо почему-то вместе с валявшимися на земле, среди гадюк, рубинами, потом их как-то надо было подстрелить… Ну, не знаю. А то, что и сегодня там, где добывают рубины, живут духи наас, и что, если вы добываете большой камень, надо положить его на некоторое время в ямку, и через эту ямку никто не должен переступать? И что, если добытчик слышит в джунглях рев тигра, то следует поднять цену на тот рубин, за который идет в данный момент торговля? Вот такое место.

Виктор внимательно всмотрелся в виски на дне бокала, будто там скрывался какой-нибудь янтарного цвета камень.

– Ну, и по всей Бирме давно ходили легенды, что кто-то добыл лет этак тридцать назад рубин, который назвали камнем из Сонтау. Известно даже, что весом он был до огранки сто девяносто восемь каратов – булыжник. А вот кому его продали и куда он подевался, один черт знает. А про этот камешек рассказывали очень, очень разное.

И вот – Кира смотрит на багровый, с туманными вкраплениями и почти черными точками внутри камень, похожий, скорее, на спелый полупрозрачный фрукт.

И смотрит. И смотрит.

И ей кажется, что перед ней полная пульсирующей крови нежная, скользкая от соков плоть. Она вдруг ощущает, как к этой вздрагивающей плоти прикасаются мужские губы, потом язык, медлят, возвращаются и целуют ее уже всерьез, неотрывно, осторожно и бережно, язык не прекращает движения…

– Ну, как вы понимаете, никому не интересно, что было с Кирой в самом Могоке, – пожал плечами Виктор. – С этим ее ювелиром или кем угодно еще. Свободный и явно незамужний человек вдали от цивилизации. А вот когда она уже вечером того же дня вернулась в Рангун, то тут в нашей истории возник некий Степан Ганчук.

– Так я же его знаю, – задумался я. – Конечно, знаю.

– И ничего удивительного…

Степа Ганчук из числа людей необычайной силы, которые всегда выглядят старше своих лет. Я подозреваю, что Киры он мог вполне быть и моложе на пару годиков, но кого это волнует, если имеешь дело с горой мускулов. А лицо повыше этих мускулов – примерно как у хорошо побитого на ринге боксера.

Есть такая профессия – камеры таскать. Операторы телевидения редко бывают маленькими и слабыми. Сто килограммов мышц для них – что-то вроде нормы. От них шарахаются: заработать по скуле железным углом камеры, лежащей на плече такого оператора, не радость.

Степа Ганчук был знаменит с конца девяностых после своих поездок в Пекин. В первой из них он только успел вселиться в гостиничный номер, как туда буквально ворвалась китайская девица в какой-то униформе с большим конвертом в руке. А раз конверт – значит, по делу.

Степа кивком показал ей, куда эту штуку положить, и вернулся в ванную, из которой она его, собственно, и выдернула с бритвой в руке. А когда буквально через минуту снова вошел в комнату, девица была уже в его постели, и очевидно голая. Степа не то чтобы думал – он вместо этого застегнул на животе рубашку (повезло, что брился одетый), молча повернулся, вышел из комнаты и отправился вниз, к стойке регистрации, протестовать. И правильно сделал, потому что минут через десять в комнату постучался бы мужчина в форме местного полицейского, и дело бы запахло немалыми деньгами. Стандартный трюк для Пекина тех лет, но Степа о нем не знал, у него просто сработало чутье.

А второй прославивший его эпизод был во время встречи на высшем уровне в том же Пекине, опять же в девяностых, когда главным человеком там еще был дедушка Цзян Цзэминь, а с визитом к нему приехал Ельцин. Операторов телевидения тогда выстроили на обычной для таких случаев платформе за бархатным канатом: всех, российских, китайских, каких угодно.

Степа в ожидании выхода Бориса Николаевича прошелся по залу и немножко поснимал с плеча, а когда вернулся, обнаружил, что китайские коллеги почти оттеснили его треногу с возвышения, причем оттеснили во второй ряд из только что законно занятого им первого. Что, кстати, для китайцев очень характерно.

Китайского Степа не знает, но он в том и не нуждался. Он просто пустил в ход плечи, бока, локти, заново отвоевывая свое законное место. Но китайцы – тоже, раз операторы, не слабые – стояли кучно и мощно.

– А внизу под платформой, – рассказывал Степа мне и прочим заинтересованным лицам, – крутится какой-то маленький китайский гаденыш в черном костюме, старый, но что, сука, характерно – с черными волосами, вот прямо у меня под ногами. Смотрит на меня, видит, что животное мучается – и говорит на специфическом таком русском языке: «Что-о? Пло-охо?» Пшел, говорю ему, на хрен, без тебя тут… «Нисего-о, – без всяких обид утешает меня гаденыш, – нисего-о, сичас будет хорошо-о».