Ниал Фергюсон - Горечь войны

• Название: Горечь войны
• Автор: Ниал Фергюсон
• Жанр: foreign_edu
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-102020-0

В “Горечи войны” известный английский историк Ниал Фергюсон приводит свои соображения по поводу того, что вина за Великую войну лежит на Великобритании и именно из-за Британии, недооценившей цели Германии, военные действия на континенте переросли в мировую войну. Он считает, что этого можно было избежать, и виной всему не совокупность обстоятельств, а ошибочные решения, которые принимались различными государственными деятелями. А то, что это была жестокая, бесчеловечная война, отражено в поэзии – например, в произведениях Уилфреда Оуэна и Зигфрида Сассуна, а также подтверждается сухой статистикой.

---

Провал миссии Холдейна можно объяснить и иначе. Накануне приезда Холдейна Тирпиц и кайзер сорвали переговоры, снова увеличив расходы на флот, чем “испортили отношения с Англией… навсегда”. По мнению Гайсса, “отказ Германии договариваться с Англией о сворачивании дорогостоящей гонки военно-морских вооружений путем выработки военно-морского соглашения исключил какое бы то ни было сближение” 94. Английское правительство в то время думало примерно так же 95. Но и к этому нужно относиться скептически. Немцы желали заключить сделку в обмен на обязательство англичан о нейтралитете. Переговоры провалились, когда речь зашла именно об этом. И вряд ли англичане пошли бы на компромисс (ведь они помнили о своем безоговорочном превосходстве). Грей отметил в 1913 году: “Если вы стремитесь к… абсолютному превосходству над всеми остальными европейскими флотами вместе… то ваш внешнеполитический курс довольно прост” 96. Поэтому Грей был настроен решительно. Казалось, что Бетман-Гольвег желал нечто взамен признания “постоянного военно-морского превосходства” Англии – или, как выразился Уильям Тиррелл, личный секретарь Грея, признания “принципа нашего абсолютного господства на море”. Но зачем Англии торговаться из-за чего-либо, что у нее и так есть? 97 Нетрудно понять, почему предложение Бетман-Гольвега было с ходу отвергнуто.

Труднее объяснить, почему Грей был убежден, что об англо-германском сближении почти в любом виде не может быть речи. Почему, если Германия не угрожала ни Британским островам, ни английским колониям, Грей был настроен решительно антинемецки? Причина проста: Грей, как и его предшественники-консерваторы, больше дорожил связями с Францией и Россией. “Имея дело с Германией, мы не предпримем ничего такого, – объявил он в октябре 1905 года, – что так или иначе повредит нынешним хорошим отношениям с Францией”. “Произносить миролюбивые речи в Берлине опасно потому, – писал он в январе 1906 года, – что во Франции их могут расценить как намек на то, что мы не горим желанием поддерживать союз”. В апреле 1910 года Грей заявил Гошену: “Мы не можем достичь политической договоренности с Германией, которая отдалит нас от России и Франции” 99. Однако, когда Грей сказал, что соглашение с Германией должно “сопровождаться сохранением [нынешних] отношений и дружбы с другими державами”, он фактически исключил возможность такого соглашения 100. Вот довод Грея: поскольку природа союза с Францией очень “неопределенна”, любое “соглашение с Германией неизбежно ведет к его упразднению” и, следовательно, не может рассматриваться 101. Чиновники из МИДа постоянно это повторяли. Маллет предупредил, что какое бы то ни было сближение с Германией приведет к “охлаждению отношений с Францией” 102. Артур Николсон в 1912 году отверг возможность соглашения с Германией в основном потому, что этот шаг “сильно повредил бы нашим отношениям [с Францией] …и в то же время отразился бы на наших отношениях с Россией” 103.

При внимательном рассмотрении аргументация Грея оказывается глубоко ошибочной. Во-первых, его заявление о том, что ухудшение отношений с Францией и Россией может привести к войне, было нелепо. Этим его положение существенно отличалось от условий, в которых действовали его предшественники-тори. Грей и сам признавал, что от последствий военного поражения и революции Россия будет оправляться десять лет. Как угрозу он не рассматривал и Францию. В 1906 году Грей заявил Теодору Рузвельту, что Франция “миролюбива, она не агрессивна, не беспокойна” 104. Создавать союзы нужно было, чтобы уладить колониальные разногласия с Францией и Россией. После этого вероятность войны между Англией и другими великими державами стала бы невелика. Для Грея очень странно было заявить (как он сделал в сентябре 1912 года в беседе с редактором Manchester Guardian Ч. П. Скоттом), что “если Францию не поддержать против Германии, Франция объединит усилия с Германией и остальной Европой для нападения на нас” 105. Британский МИД постоянно тревожила перспектива перехода Франции или России на сторону Центральных держав 106. Еще в 1905 году Грей опасался “потерять Францию и не заполучить при этом Германию, которой мы окажемся не нужны, если она сумеет вбить клин между нами и Францией”. Маллет предупредил: если Англия не даст ответ на французские предложения по поводу Альхесирасского соглашения, то “мы в глазах французов станем выглядеть предателями и… в то же время заслужим презрение немцев” 107. Чарльз Гардинг высказывался в том же духе: “Если оставить Францию на произвол судьбы, в ближайшем будущем мы наверняка станем свидетелями заключения договора или союза между Францией, Германией и Россией” 108. Неслучайно Артур Николсон выступал за открытый союз с Францией и Россией, чтобы “удержать Россию от дрейфа в сторону Берлина… [и] [Францию] – от перехода на сторону Центральных держав” 109. Грей и его подчиненные чрезвычайно боялись, что Англия утратит свою “ценность в качестве друга” и окажется “в одиночестве”, то есть вовсе без друзей. Их неотвязно преследовал кошмар, что Россия или Франция падут в “тевтонские объятия” и английскому флоту придется противостоять “объединенным европейским флотам”. Поэтому они считали целью всей германской политики “раскол… Антанты” 110. Вот довольно обычное для Грея рассуждение:

Если… в силу неудачи или просчета наш союз с Францией будет расторгнут, то Франции придется мириться с Германией, и снова Германия сможет вредить нашим отношениям с Францией и Россией, а себе обеспечить господство на [Европейском] континенте. Так что рано или поздно мы будем воевать с Германией 111.

Имелись также опасения, что “Германия может обратиться к Санкт-Петербургу с предложением сдерживать Австрию, если Россия покинет Антанту… Мы искренне опасаемся, что… Россия может встать на сторону Центральных держав” 112.

Грей, желая сохранить союз с Францией, стремился к военным обязательствам, которые делали вооруженный конфликт с Германией вероятнее, а не отдаляли его. Он желал сделать так, чтобы Англия была обязана воевать с Германией, – поскольку иначе Англии пришлось бы воевать с Францией. Прежде умиротворение Франции и России имело смысл, но Грей держался этого курса гораздо дольше разумного.

Главным аргументом был следующий: Германия питает непомерные амбиции, представляющие угрозу не только для Франции, но и для самой Англии. Этой точки зрения придерживались германофобы. В ноябре 1907 года Айра Кроу в знаменитом меморандуме отметил, что желание Германии играть “на мировой арене более заметную и влиятельную роль, чем ей отведено при нынешнем распределении материальных ресурсов” может подвигнуть ее “к ослаблению своих соперников, к укреплению собственного [могущества] путем расширения владений, к противодействию сотрудничеству других государств и, наконец, к попыткам сокрушить Британскую империю и занять ее место” 113. В основе рассуждений Кроу лежала историческая параллель с угрозой, которую послереволюционная Франция представляла Англии. В начале 1909 года Артур Николсон в письме Грею упомянул, что “без сомнения, конечная цель Германии – достичь превосходства на Европейском континенте, и когда она окажется достаточно сильной, она вступит в соперничество с нами за господство на море”. Гошен и Тиррелл утверждали примерно то же самое. Германия мечтала о “гегемонии в Европе” 114. К 1911 году и сам Грей предупреждал о “наполеоновской” угрозе Европе. Если Англия “допустит разгром Франции, нам придется сражаться позднее”. В 1912 году он заявил премьер-министру Канады, что “нет пределов амбициям… Германии” 115.

Этой аргументацией пользовались не только дипломаты. Обосновывая необходимость отправки на континент экспедиционных сил, Генштаб прибег к той же аналогии. В меморандуме 1909 года для подкомитета Комитета обороны империи говорилось: “Неверно думать, будто господство на море непременно повлияет на решение проблемы масштабной сухопутной войны. Трафальгарское поражение не помешало Наполеону одержать победу при Аустерлице и Йене и разгромить Пруссию и Австрию” 116. Этот довод прозвучал и два года спустя на “военном совете” в Комитете обороны империи. В случае разгрома немцами Франции и России

Голландия и Бельгия могут быть аннексированы Германией. На Францию, которая вдобавок утратит некоторые из своих колоний, будет наложена огромная контрибуция… Итогом такой войны станет приобретение Германией доминирующего положения, которое уже признано не соответствующим интересам этой страны.