Иосиф Райхельгауз - Игра и мука

• Название: Игра и мука
• Автор: Иосиф Райхельгауз
• Жанр: Биографии
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-117004-2

Название новой книги Иосифа Леонидовича Райхельгауза «Игра и мука» заимствовано из стихотворения Пастернака «Во всем мне хочется дойти до самой сути». В книгу вошли три прозаических произведения, в том числе документальная повесть «Протоколы сионских медсестер», а также «Байки поца из Одессы» – смешные истории, которые случились с самим автором или его близкими знакомыми. Галина Волчек, Олег Табаков, Мария Кнебель, Андрей Попов, Анатолий Васильев, Валентин Гафт, Андрей Гончаров, Петр Фоменко, Евгений Гришковец, Александр Гордон и другие. В части «Монологи» опубликовано свыше 100 статей блога «Эха Москвы» – с 2010 по 2019 год. В разделе «Портреты» представлены Леонид Утесов, Альберт Филозов, Любовь Полищук, Юрий Любимов, Валерий Белякович, Михаил Козаков, Станислав Говорухин, Петр Тодоровский, Виталий Вульф, Сергей Юрский… А в части «Диалоги» 100 вопросов на разные темы: любовь, смерть, религия, политика, театр… И весьма откровенные ответы автора книги.

---

Я вернулся в буфет, куда уже входил Васильев. В ответ на мой вопросительный взгляд, он, показывая наверх, где только что оставил Гафта, абсолютно тем же жестом стал крутить у виска…

Так гении оценили друг друга.

На «Х» начинается на «Й» заканчивается

Мы поступали в ГИТИС целенаправленно в мастерскую Анатолия Эфроса. Прямо в момент нашего поступления Эфросу на дали набирать студентов. И когда наступил сентябрь, нам начали подыскивать мастера и педагогов. А мы были все ребята с образованием, руководили театрами. Все уже считали себя профессионалами, прекрасно знающими, что и кто нам подходит, а что нет. Когда нам кого-то предлагали, мы гневно отказывались. Однажды нас попросили задержаться в аудитории – должен был прийти очередной претендент на руководство курсом, главный режиссер Московского ТЮЗа Павел Хомский.

Кто-то подошел к доске и мелом написал:

Загадка. На «Х» начинается на «Й» заканчивается.

Отгадка. Хомский.

Зашел Павел Осипович, посмотрел на нас. Увидел на лицах полную недоброжелательность. Попытался что-то о себе рассказать. Недоброжелательность на лицах удвоилась.

И тут Хомский увидел загадку. И сказал:

– Я все понял.

И ушел.

Интересно, что с тех пор он всех нас считал своими учениками. Меня всегда называл – мой любимый ученик.

Кнебель и Васильев

Поскольку нам на курс в ГИТИСе никак не могли найти худрука – мы прогоняли всех, кого считали ретроградами, нас стала учить Мария Иосифовна Кнебель. Вернее, Мария Осиповна, как ее принято было называть.

Мы не сразу осознали, как нам повезло. Потому что шли учиться, ориентируясь на таких, как Эфрос, Любимов, Захаров, Товстоногов. А тут какая-то старушка азы рассказывает. Метод действенного анализа, который мы, конечно же, стали называть метод девственного анализа. Хихикали и над фамилией, как полные идиоты. Были в ходу шутки типа «Срочная доставка кнебели населению» и пр. Больше всего нас интересовало, в каких отношениях она состояла со Станиславским – было или не было?!

А когда прочли в ее автобиографической книге, что она сидела на коленях у Толстого и у того были острые коленки, мы, конечно, живо интересовались, коленка ли это была или что-то другое. На всякие предложения и задания Марии Осиповны мы выдвигали контраргументы. Считали, что все это устарело, Эфрос делает не так. И мы доводили Марию Осиповну чуть ли не до слез.

У Марии Осиповны был параллельно четвертый курс, где учились интеллигентные люди – Саша Бурдонский, Елена Долгина, ныне работающая в РАМТе с Алексеем Бородиным. Они уже поняли, кто такая Мария Осиповна и пытались нас образумить: ребята, ведите себя нормально, будьте мягче, мы переживаем.

Но мы были настроены скептически.

В это время мы с Толей Васильевым выпускали в театре МГУ спектакль, и на афише он поставил фамилию своей мамы – Рабчинский.

Однажды Лена Долгина приехала на дачу к Марии Осиповне. Мария Осиповна сидела и занималась каким-то очередным теоретическим трудом у себя в комнате. Ее старшая сестра Елена, очень переживавшая за свою сестру, которую она называла по-еврейски Монале – спросила:

– Леночка, что там за новые студенты у Монале? Они над ней издеваются. Она все время приезжает в слезах. Это какие-то выродки.

Долгина говорит:

– Да нет, они интеллигентные ребята – образованные, чудесные. Пройдет время, переменятся. Это просто юношеский максимализм в них бурлит.

Елена Иосифовна не унимается:

– Особенно выделяется какой-то Васильева – наверное, жуткий антисемит?

– Да нет, он на самом деле Рабчинский, и мама у него Анна Давидовна.

– Монале, Монале! Ты слышишь? Оказывается этот бандит Васильев – еврей!

Смерть от вилки

У нас было 10 советских студентов в ГИТИСе: из Молдавии, Литвы, Армении. Теперь они были бы иностранцами, а тогда были – наши. Они зачислялись по целевому направлению, практически, вне конкурса, чаще значительно уступая по способностям тем, кто поступал по конкурсу. Среди них были замечательные и талантливые – такие, как 17-летняя Регина Степонавичуте, наивная, впечатлительная и нежная, которую мы, более взрослые, опекали. Но были и такие, кого взяли по совершенно непонятным критериям. К ним относился Гриша Мовсесов, который нам сильно не нравился. Мы, как могли, его третировали. Например, если он, жутко оглядываясь и опасаясь наших проделок, все-таки приводил к себе девушку в общагу, мы выжидали необходимое время, пока Мовсесов девушку эту «расслаблял». Дождавшись, когда выключится свет и рассчитав все этапы ухаживания, ныне народные артисты и профессора Борис Морозов, Анатолий Васильев, Андрей Андреев, Рифкат Исрафилов и я дружным хором орали под дверью: «Мовсесов, прекратите сейчас же!» Включался свет, и девушка вылетала из комнаты. Мовсесов нас ответно ненавидел.

Как-то готовились к экзамену по режиссуре. Я побежал в буфет, пока Толя Васильев что-то репетировал. Там была большая очередь. Близко к прилавку стояла Регина, которая пропустила меня. Я что-то быстро купил. Мы сели за стол. Мовсесов, который стоял в конце очереди, громко сказал: «Эти жиды всегда пролезут без очереди». Я не раздумывая, метнул в него вилку. Вилка застряла в миллиметре от глаза, хлынула кровь. Я перестал есть – как есть без вилки? Регина выскочила с криком из буфета и прибежала в аудиторию, где репетировал Васильев. Она тихо к нему сзади подошла и прошептала:

– Толя, там внизу в буфете Иосиф убил Мовсесова.

Васильев, не останавливая репетицию, также негромко ответил:

– Наконец-то.

Мовсесов выжил. Но на ближайшей сессии был отчислен за профнепригодность.

Ассистент по ноге

Это было много лет назад. Пятнадцать, может быть, двадцать. Анатолий Васильев руководит «Школой драматического искусства». Еще не построен театр на Сретенке, а было только здание на Поварской. Васильев вел там занятия, репетиции, мастер-классы, встречи. Надо хорошо понимать, что, с одной стороны, Анатолий Васильев – выдающийся режиссер нашего времени, а с другой, он всегда сам вокруг себя выстраивал дополнительную ауру, дополнительные измерения. Потому что он очень многим событиям жизни, быта, природным явлениям придает большое значение. Поэтому некоторым людям, которые живут нормально, он кажется странным, необъяснимым. А в его системе координат все на своих местах. Вот один из случаев, вполне типичных для него.

Толя ставил спектакль где-то в Италии, я знал, что его еще долго в Москве не будет. Неожиданно раздается звонок.

– Оська, привет, я в Москве, можем увидеться и поговорить.

– Ты же в Италии?

– Понимаешь, я сломал ногу, нога в гипсе, не могу репетировать, и я у себя.

Мы договорились о встрече – с ним всегда надо на точное время договариваться. Например, с 13.45 до 16.20 или с 15.15 до 17.25.

И я не обижаюсь, потому что он такой со всеми – даже с самыми близкими людьми.

Я пришел в назначенное время на Поварскую. Все, кто попадались мне на пути, от охранника до секретаря, были в курсе моего визита и направляли меня к Анатолию Александровичу с благоговением: «Да-да, проходите, Анатолий Александрович на месте, он у себя, он вас ожидает».

Я вошел. Толя сидел в удобном кресле. Перед ним стоял мягкий пуфик, а на пуфике лежала его нога в гипсе, укрытая белоснежной простынкой.

Мы начали беседовать. Буквально через три минуты беседу прервала милая, симпатичная девушка. Она вошла, неся на подносе какие-то таблеточки, стаканчики. Подошла к Васильеву, что-то нежно прошептала. Он взял, глотнул, запил. Она ушла.

Разговор продолжился. Еще через 10 минут она опять появилась. Приподняла белую простынку, что-то поправила, аккуратно закрыла и ушла.

Я снова что-то начал рассказывать, но девушка вошла опять и стала проводить какие-то очередные манипуляции.

Дождавшись ее ухода, я спросил:

– Толя кто это?

– Не обращай внимания. Это ассистент по ноге.

– ???

– Я сломал ногу, мне положили гипс, прописали всякие процедуры. Я что – возьму это в голову? У меня есть ассистент по актерам, по литературной части, по постановочной части. Ну, теперь вот – ассистент по ноге.

Поклоны на «Путешествии Онегина»

Когда мы с Анатолием Васильевым, создав в конце 70-х годов режиссерскую коллегию, работали в театре Станиславского, я принес пьесу Виктора Славкина «Взрослая дочь молодого человека». Хотел поставить ее в «Современнике». Славкин прочитал пьесу артистам, и вся труппа проголосовала против, за исключением Олега Павловича Табакова. Поскольку мне пьеса казалась интересной, принципиальной и проблемной, я предложил, чтобы Табаков поставил ее в театре Станиславского. Табаков сначала согласился, а потом отказался. Причем сделал это лихо – принес в театр картонную коробку с невиданными яствами и напитками. Когда мы все это съели и выпили, он сказал: «Ребята, я ставить не буду».

И тогда начал ставить я. Довел репетиции до прогона. Дальше Управление культуры стало нас разгонять. Я попал в больницу. Толя Васильев продолжил репетировать, чтобы поддержать спектакль. В это время меня уволили. И Васильев в 1979 году выпустил спектакль – сенсационный, знаменитый, который вошел во все учебники и хрестоматии. Я его так и не видел, потому что в театр этот больше не заходил никогда буквально до недавнего времени, когда после бесконечных смен худруков, концепций и реконструкций, его окончательно не перестроил и не возглавил Борис Юхананов. В книге «Не верю» я описал все детали этой весьма болезненной для меня истории. После чего, как мне передали, мой друг Толя Васильев очень обиделся. Ведь выходило, что его обвинили в плагиате. И тогда Васильев решил мне достойно ответить.