Мари-Сабин Роже - Жизнь с нуля

• Название: Жизнь с нуля
• Автор: Мари-Сабин Роже
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-00131-119-5

Утром в день своего тридцатишестилетия Мортимер Негруполис встал, умылся, побрился, надел строгий черный костюм и… улегся в кровать – ждать, когда часы пробьют одиннадцать и он умрет. Как умирали все его предки по мужской линии – ровно в одиннадцать утра в день 36-летия. Мортимер основательно подготовился к роковой дате: уволился с работы, продал машину, отказался от аренды квартиры… Но фамильное проклятие дало сбой, все пошло не по плану, и оказалось, что "вернуться к жизни" не так-то просто. Мари-Сабин Роже (р. 1957) – французская писательница, автор нескольких романов, лауреат ряда литературных премий. В последние годы много работает для кино в качестве автора сценариев художественных фильмов.

---

Шерстяные свитера я тоже не мог носить – у тети на них была аллергия.

А в остальном я имел право одеваться, как хочу, то есть в нелепые лавсановые брюки (о джинсах нельзя было и заикнуться – они ведь синие), синтетические джемпера с V-образным вырезом и пиджаки на пуговицах: все в серо-бежевых тонах.

Кроме того, мне было категорически запрещено произносить слово «февраль», ибо на этот роковой месяц приходился день моего рождения, а также все остальные слова, начинающиеся на «фев». Правда, поскольку я не знал (и до сих пор не знаю) ни одного слова на «фев», запрета я ни разу не нарушил. После января на нашем календаре наступал безымянный месяц, который мы обозначали так называемыми «воздушными кавычками», а за ним наступал «ну наконец-то март!», ибо в устах тетушки слову «март» всегда предшествовало восклицание «ну наконец-то!», произносимое с безмерным облегчением; при этом она выразительно глядела на меня, а я каждый раз задумывался о своей роковой участи, хотя мы оба знали, что в ближайшие два десятка лет мне ничто не угрожает.

После того как дед, отец и брат тети Жисмонды до срока покинули сей бренный мир, она решила: на мужчин полагаться нельзя. И сколько ни объясняли ей, что большинство мужчин – за пределами нашей семьи – не умирают в день рождения вообще и в тридцать шестой день рождения в частности, она оставалась при своем мнении. Тетя избегала мужского общества как только могла, и в результате единственной привязанностью ее жизни был Бальтазар, ожиревший и агрессивный самец шиншиллы, который днем спал, а ночью буйствовал, и вдобавок при малейшей возможности пытался нас укусить.

Просто удивительно, какие непристойные шутки выкидывает жизнь: Бальтазару, подобно всем самцам в нашей семье, суждено было умереть внезапно и нелепо. Он завел привычку ночью разгуливать по кухне и, не зная, куда деваться от скуки, обгрызать ножки стульев. Обычно он при первых проблесках зари возвращался к себе и укладывался спать в свое гнездо – небольшую птичью клетку, набитую рваными газетами и распространявшую едкий запах нашатырного спирта. Но иногда он весь день глаз не мог сомкнуть, или, иначе говоря, мучился бессонницей. Случалось, во время ужина мы вдруг замечали его под буфетом или за дверью: притаился в засаде, шерсть дыбом, глаза ввалились. Поняв, что его обнаружили, он тут же несся со всех четырех ног в свою громадную клетку.

Однажды вечером тетя Жисмонда пошла после работы в магазин и вернулась с большим запасом продуктов. Толкнула входную дверь и, войдя в прихожую, не поставила, а скорее уронила тяжелую сумку на пол. Стук, с которым сумка коснулась пола, показался ей каким-то приглушенным.

Мы уложили расплющенного бездыханного Бальтазара в его провонявшее мочой гнездо и выкинули в мусорный бак, ибо тетя Жисмонда жила в пятиэтажном доме, и у нее не было ни сада, ни огорода.

Тетя горько оплакивала Бальтазара, хотя он никогда не выказывал к ней особой нежности. Но когда долго живешь в пустыне, готов полюбить первый выросший на песке кактус.

Последний из могикан (лирическое отступление)

После смерти отца я продолжил его дело, как другие продолжают семейную коммерцию: хочешь или нет, но это твоя судьба, и тут ничего не поделаешь. Я был следующим по списку, знал день и час, когда меня вызовут. Никаких неожиданностей не будет: я, как последний дурак, уйду из жизни ровно в тридцать шесть лет (минус пара-тройка мгновений), так и не успев отведать именинного торта (кому взбредет в голову есть торт в 11 утра?) и даже задуть на нем свечки.

В общем, мои перспективы выглядели не слишком обещающе. И все же, как ни странно, было время, когда я видел в своем положении некоторые преимущества. Звучит глупо, но тем не менее: если точно знаешь, что умрешь в тридцать шесть лет, то в более раннем возрасте можно пойти на любой, даже самый отчаянный риск – ведь выживание гарантировано. Разве это не удача?

Поскольку смерть неминуемо постигнет меня в тридцать шесть лет, значит, до тридцати шести я бессмертен.

Я часто искушал дьявола, чтобы проверить правильность своей теории. Карабкался по скалам, взяв бельевую веревку или широкую резинку вместо страховочного троса, прыгал с балкона квартиры одного из моих тогдашних приятелей с большим зонтом от солнца вместо парашюта, укладывался на дно городского бассейна и задерживал дыхание. (Нет ничего проще: вы теряете сознание, штатный спасатель бассейна бросается в воду, вытаскивает вас и швыряет на пол, как большую губку, сначала с размаху хлопает по щекам, чтобы привести в чувство, потом делает искусственное дыхание, изо всех сил нажимая на грудь; потом рот в рот, и в итоге, когда вы приходите в себя, щеки у вас горят, грудь – один сплошной синяк, и вы ясно осознаете, что с этого дня, едва взглянув на пухлые, сочные губы и тюленьи усы спасателя, всякий раз будете краснеть до корней волос.)

Пролетели беззаботные годы, годы заслуженных наказаний и бесчисленных швов, которые мне накладывали специалисты в различных службах экстренной помощи: я созрел. Именно это происходит с людьми и плодами, находящимися в процессе старения.

Я выбросил из головы всякую чушь и начал размышлять по-взрослому.

И попытался расшифровать зловещий знак, которым пометила меня судьба. Так сказать, рассмотрел его под лупой. Нет, это не проклятие: я слишком рационально устроен, чтобы верить в подобные вещи. Разговоры о карме, гороскопах, сглазе вызывают у меня смех, как вообще любые теории, отдающие мистикой. У этих внезапных смертей, говорил я себе, наверняка есть логическое объяснение, надо только вникнуть глубже. Проанализировать факты, выстроить их в должном порядке – и тогда все явится в истинном свете, станет ясным и понятным.

Итак, первое: ранняя смерть в нашей семье постигала только мужчин. А все мужчины нашей семьи кроме моего отца и меня, не выделяющихся ничем особенным, – отличались ярко выраженной склонностью к выпивке. Это значительно увеличивало вероятность несчастного случая и безвременной кончины.

Но сколько бы я ни убеждал себя, что злой рок существует только в сказках, факт оставался фактом: мой отец, не прикасавшийся к спиртному, умер так же, как остальные, – нелепой смертью и точно в предсказанное время.

Хоть я и не большой любитель психологии, но однажды все же рискнул залезть в дебри психогенеалогии – эта наука тогда только появилась, однако перед ней уже открывались радужные перспективы, как перед всеми, кто берется отвечать на вопросы, не имеющие ответов.

Могло ли случиться так, что смерть одного-единственного из моих предков повлияла на судьбу мужского потомства во всех последующих поколениях? Допустим, механизм этого воздействия оставался неясным, но сила его была такова, что в день Д, в час Ч, в минуту М, с точностью до секунды все мои предки по мужской линии нелепейшим образом и с полной безропотностью расставались с жизнью. Неужели злополучие – наследственная черта, как, например, лопоухость? Значит, существует особый ген неудачи? Летальная аллель невезенья? Хромосома непрухи?

Я был твердо убежден в обратном, но от этой убежденности мне становилось грустно и одиноко, ведь поклонников мистики и всевозможных суеверий вокруг нас – как грязи, и зараза от них распространяется со скоростью, какой позавидовал бы любой вирус. Стоило одному из гостей в конце ужина заговорить таинственным голосом о фамильных привидениях и необъяснимых совпадениях, как сосед по столу тут же начинал тебе жаловаться на свой электробытовой полтергейст. Каково мне было выслушивать эти байки, твердо зная, что моя собственная история наверняка способна затмить их все? Но я не мог ее озвучить меня приняли бы за психа. Бывают признания, после которых люди мгновенно – быстрее, чем успевают произнести слово «кретин», – теряют к вам доверие.

Попробуйте-ка намекнуть знакомым, что вы беседуете с комнатными растениями, и они зацветают, что во сне вам является бабушка и предупреждает о грозящих неприятностях, что вы с точностью до грамма знаете свой вес до того, как встанете на весы, или похвалиться другими неординарными способностями – и вас сразу наградят ярлыком «чокнутый», наряду с поклонниками столоверчения или адептами секты Летающего макаронного монстра.

Но факты – вещь упрямая. Сохранились документы – свидетельства о рождении и смерти, в которых зафиксированы точные даты. Плюс старые фотоальбомы с портретами еще нестарых мужчин с черной ленточкой в правом нижнем углу. Но на мне эта печальная сага должна наконец оборваться. Я единственный ныне живущий отпрыск нашего злополучного рода, и у меня нет сына. Я последний из могикан. The last one. И это мой сознательный выбор.

В день восемнадцатилетия, то есть ровно на середине жизни, я решил: детей у меня не будет. Никогда. Как бы ни сложились обстоятельства, я ни за что не женюсь и не заведу любовницу, которая могла бы от меня родить. Зачем? Чтобы она овдовела, а ребенок рос сиротой? Нет уж, хватит! К черту злой рок! Долой невезенье! На помойку, в утиль!