Стэйси О'Брайен - Сова по имени Уэсли

• Название: Сова по имени Уэсли
• Автор: Стэйси О'Брайен
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-907056-27-5

Стэйси О’Брайен – биолог, специализирующийся на изучении поведения диких животных. Она окончила бакалавриат в колледже Оксидентал и затем продолжила обучение в Калифорнийском технологическом институте, где и начала заниматься исследованием сов. Стэйси работает спасателем диких животных и экспертом по вопросам их реабилитации. Четырнадцатого февраля 1985 года Стэйси О’Брайен встретила четырехдневного совенка со сломанным крылом и назвала его Уэсли. Последующие девятнадцать лет они провели вместе. Стэйси получила уникальную возможность наблюдать за жизнью сипухи, изучать птичьи привычки и поведение, а также совершать невероятные открытия, которым поражались профессора Калтеха. Но «Сова по имени Уэсли» – история не про научные открытия. Это история про поддержку, понимание и силу дружбы. Это трогательный и светлый рассказ о невероятно умной, любящей и верной сове, которая смогла изменить человеческую жизнь.

---

Дома в тот период жизнь была куда проще, потому что там я могла уделять Уэсли все свое время и внимание. А Уэсли постоянно пристально наблюдал за мной. В норме он должен был бы перенимать все, что нужно, от матери. В нашем же случае он учился у меня. Так что, увидев, как я глажу Кортни – золотого ретривера Вэнди, – Уэсли понял, что бояться ее не нужно, и заинтересовался собакой. Будучи еще маленьким, он ничего не знал о своей природе и был готов дружить с любым встречным и поперечным животным. Если мама считала, что зверь хороший, – так же считал и он. Кортни и сама уже некоторое время живо интересовалась Уэсли, так что я решила их наконец познакомить. Собака была под надзором Вэнди, а я держала на руках Уэсли. Они соприкоснулись нос к клюву, и оба остались совершенно спокойны. Я посадила Уэса на пол, Кортни его обнюхала и улеглась рядом, словно он был ее щенком. С тех пор Уэс частенько стал сидеть у нее между передних лап, да и вообще они с удовольствием проводили друг с другом время.

Всякий раз, когда я присматривала за Энни, дочерью Вэнди, родившейся вскоре после того, как я привезла домой Уэсли, последний участвовал в процессе. Иногда я оставляла Уэсли в его коробке рядом с моей подушкой в спальне, где он привык спать, а сама уходила обедать с Вэнди и ее семьей. Однако первые три месяца тянулись невероятно долго – все же носить с собой повсюду маленького и хрупкого совенка было неудобно и довольно проблематично.

Однажды вечером я сидела дома с примерно месячным Уэсли, как вдруг зазвонил телефон. Я сняла трубку и мягкий, низкий голос спросил: «Алло, Стэйси?» У меня аж колени подкосились. Это был парень, в котором я души не чаяла, из-за которого рыдала и на которого практически молилась, Пол, и он приглашал меня на свидание! Он был потрясающим – музыкантом, блондином, как я, невысоким, как я, любил музыку, как я. Я уже давно думала, что из Пола вышел бы идеальный муж – осталось только, чтобы он сам это понял. Я уже говорила, что он был потрясающим?

– С удовольствием, – выдохнула я.

И тут же с ужасом вспомнила Путь Совы и правило «никаких нянек». Уэсли надо было брать с собой. Страшно было даже представить, что произойдет, начни он орать в каком-нибудь дорогом ресторане. Я должна была срочно что-то сказать, и поэтому выпалила: «Эм-м, понимаешь, я ращу совенка и никак не могу его оставить. Можно я возьму его с собой в коробке и с мисочкой? Он ест мышей, но ты не волнуйся – они уже порезанные». Я была готова сквозь землю провалиться. Пол помолчал секунду и ответил: «Конечно, не вопрос». Мы договорились о свидании через пару недель, и я дрожащими от волнения руками повесила трубку.

Уэсли рос не по дням, а по часам, и становился все более непоседливым. Он выпутывался из своих одеял и пытался вскарабкаться на меня. А однажды вечером во время кормежки он внезапно вскочил на ноги. Ему тогда было шесть недель, он не понимал, отчего он вдруг стал таким высоким и вопросительно смотрел на меня, ожидая объяснений. «Уэсли! Ты сам стоишь!» – восхитилась я. Это его, кажется, успокоило.

Вскоре после этого Уэсли сделал свои первые шаги, и это изменило все. Он был совсем как человеческий малыш – скакал по комнате, врезаясь во все, во что только можно было. Я тщетно пыталась придумать, как уберечь его от травм, но меня, к счастью, выручили в Калтехе, одолжив насест, сделанный специально для совят в этот период развития. По сути это был муляж пня, крепко прибитый к подставке 4 на 4 фута, которая ставилась на пол. Совят обычно привязывали к насесту за лапку. Рядом я поставила его старую коробку, в которой он спал и прихорашивался.

Теперь мне предстояло познакомить подвижного Уэсли с ножными путами и придумать, как привязать его к насесту, не слишком при этом ограничивая. Обычно владельцы соколов связывают птицам ноги кожаными ремешками и к ним же цепляют поводок, вынося своих питомцев на улицу. Я несколько усовершенствовала этот метод, привязав мягкий ремешок только к одной из лап Уэсли, чтобы он уловил принцип, но при этом ноги не были связаны. Поводок же я прикрепила к верхней части «пня». Кажется, получившаяся конструкция пришлась ему по вкусу, к тому же она позволяла ему спрыгивать и ходить по полу. Я привязывала его к насесту всякий раз, когда мне нужно было отлучиться, поскольку он пока не знал, с чем можно играть, а с чем – нет, и оставалось лишь гадать, в какие неприятности он угодил бы без надзора. В дикой природе птенцы в этом возрасте все еще живут с родителями и учатся всему на их примере. Они уже выбираются из гнезда и сидят на ветках, но по-прежнему целиком зависят от мамы с папой не только в плане пропитания, но и в плане наставлений.

Уверенно освоив ходьбу, Уэсли стал смешно ковылять за мной из одной комнаты в другую. Он вообще всюду за мной ходил, когда не был привязан, и внимательно следил за всеми моими действиями. Самое главное, что куда бы он ни направлялся, он спешил. Он даже расправлял на ходу крылья, как в полете, хотя, честно говоря, смотрелось это, будто он изображает самолетик. Он поднимал ногу до самой груди, резко выбрасывал ее вперед на всю длину, переносил на нее вес и проделывал то же самое другой ногой. В результате получался эдакий до невозможности смешной галоп, который так и сохранился у него на всю жизнь. Непосредственное выражение его лица при этом лишь усугубляло ситуацию, и мы с Вэнди частенько хохотали при виде его бега.

Впрочем, даже взрослые совы при беге выглядят довольно забавно. В дикой природе сипухи почти не передвигаются по земле – они, как правило, приземляются только чтобы схватить добычу, их лапы предназначены для того, чтобы прочно сидеть на ветке, обхватив ее кольцом длинных когтей. На земле же из-за длины когтей пальцы у них оказываются нелепо оттопырены вверх, а дополнительные подушечки на лапах мешают им передвигаться по плоской поверхности. Они не умеют проворно и быстро бегать, как ржанки, или делать точные прыжки и перескоки, как воробьи. Сипуха, шагающая пешком – это целое представление, что вполне соответствует их характеру. У них все всегда сложно, запутано, беспорядочно, довольно смешно и безумно срочно, несмотря на то что сами они считают себя птицами очень важными. В то утро, когда Уэсли впервые проследовал за мной из спальни в гостиную, я опустилась на ковер, и он немедленно заполз ко мне в объятия, слегка обалдевший от вида новой большой комнаты. Однако всего через пару минут любопытство все же пересилило страх, он спрыгнул на пол и отправился исследовать помещение. Вэнди тут же побежала за фотоаппаратом. Уэсли остановился, склонил голову набок и с неприкрытым интересом уставился на нацеленный на него прибор. Затвор щелкал не переставая. Уэсли пялился в объектив, наклоняя голову то вверх, то вниз, то вбок под разными углами – прямо сова-фотомодель. Мы с Вэнди просто по полу катались со смеху, чудо, что хотя бы часть из тех фотографий вышли в фокусе.

Несмотря на быстрый рост, в пять недель Уэсли все еще был не похож на сову. Все его тело, включая лапы и недоразвитые крылья, было покрыто белым пухом. Он выглядел бесформенным и каким-то… комковатым. На попе и бедрах у него рос особенно густой пух, от которого он так и не избавился с возрастом. Я называла это его «шароварами» – уж больно было похоже. В дикой природе совиные «шаровары» – не просто украшение: они задерживают теплый воздух и распределяют его по телу, когда совы спят, поджав лапы, в холодную погоду.

В шесть недель крупная голова Уэсли все еще была непропорционально большой по сравнению с остальным телом. Лапы его были на вид будто чешуйчатые и наводили на мысли о рептилиях. Они тоже казались огромными на фоне прочих частей его тела, и оканчивались острыми, как бритва, когтями. В дикой природе совята на этой стадии развития обычно практикуют своеобразные предполетные упражнения – карабкаются по стволам деревьев, вонзаясь в кору когтями и клювом и поднимая себя вверх за счет мышц ног и постепенно растущих крыльев. К несчастью, Уэсли решил, что из меня выйдет вполне неплохая замена дереву. Его острые клюв и когти, предназначенные убивать и разрывать плоть, весьма больно ранили, и мне пришлось взять привычку постоянно носить плотные джинсы, не снимая даже на ночь.

Как-то раз мы гостили у моей мамы, и Уэсли вздумалось полазать по моим голым рукам.

– Дорогая, он не царапает тебя своими клешнями? – спросила мама.

– Это не клешни, мам, – ответила я.

– Ой, в смысле, своими локтями?

– Наверное, все же когтями, мам. Это называется когти.

Она качала головой и недоумевала на тему того, как я буду искать себе мужа, будучи расцарапанной с ног до головы, чем добавила мне беспокойства по поводу предстоящего свидания с Полом. Биологи обычно гордятся своими шрамами и обожают обмениваться байками о самых странных тварях, которые их когда-либо кусали, но Пол-то биологом не был.