Виктория Платова - Из жизни карамели

• Название: Из жизни карамели
• Автор: Виктория Платова
• Жанр: Детектив
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-106581-2

Это прозвище у него такое – Рыба-Молот. Ну какая он рыба? Просто глаза широко расставлены. А так – хороший повар, честный человек, хоть и идиот, как его позже охарактеризовали. Работает у олигарха по фамилии Панибратец, и жизнь его ничем особенным не отличается: от котла – к кастрюле, от кастрюли – к холодильнику… Но вот однажды Рыбе было велено зайти в кабинет хозяина, куда практически никто не допускался (даже уборку кабинета осуществлял японский робот Имамура). Там Панибратец вручил ему плотный конверт и приказал распечатать его в полночь и без свидетелей, что бедный повар и сделал. После чего судьба потащила его по жутким колдобинам от одних испытаний к другим… Веселая, легкая, местами озорная, местами добрая книга, в героев которой просто невозможно не влюбиться.

---

– Холодильник работает? – спросил Рыба.

– Работает.

– А без резинки?

– Без резинки – нет. Дверца не закрывается, понимаешь…

– Ясно. А телевизор?

– Это не телевизор. Это мини-бар.

– Мини-бар?..

Баром лишенную телевнутренностей коробку можно было назвать весьма условно: внутри не оказалось ни одной бутылки со спиртным – скорее, воспоминания о них в виде темных, правильных кружков числом около двух десятков. Поверх пятен, в самом дальнем углу, валялись две картонные подставки для пива и обертка от детского гематогена.

– Можешь пользоваться, – великодушно разрешил Николаша.

– Так здесь же нет ничего!

– Заполнить не проблема. У тебя есть чего кирнуть?

– Нет.

– Так-таки ничего и не привез? Никакого привета из Питера?

– Нет.

– А если хорошенько поискать?

– Да нет же, говорю тебе.

– А в чемодане?

– Нет – значит нет. В глобальном смысле, – терпеливо объяснил Рыба коротышке-депутату.

– Можно сбегать, – после глубокого, пятиминутного раздумья предложил альтернативный вариант Николаша.

– Зачем?

– Не зачем, а за что. За встречу на земле Салехарда. И вообще…

– Ну, я не знаю… – Рыбе-Молоту вовсе не улыбалось пить с совершенно незнакомым и мало симпатичным ему человеком.

– Или ты не русский? – подначил Николаша.

– Русский.

– Или ты поганый клеветник из Европы?

– Русский. Я – русский.

– Раз русский – тогда дуй за пузырем. Лучше за двумя.

– А сам?

– Депутаты по гадюшникам не ходят, – резонно заметил Николаша.

До сих пор у Рыбы-Молота не было ни одного знакомого депутата никакого уровня – начиная от федерального и заканчивая местным, оттого он и не знал, где депутатам позволительно являться без ущерба для репутации, а где – нет.

– Все так серьезно?

– Не, несерьезно, – успокоил Рыбу Николаша. – Я, конечно, мог бы и сам… Но продавщица, падлюка, обязательно Верке настучит…

– Верке?

– Жене моей, Вере Рашидовне. Мне, конечно, фиолетово. Только Верка попрекать начнет.

– Я тоже не люблю, когда пилят мозг, – вставил Рыба.

– Не, Верка не пилит. Верка передо мной на коленях стоит денно и нощно. Но когда ей что-то не нравится, она начинает сопли распускать. А я этого не люблю. У меня от этого зубы шататься начинают. Вот так.

Последнюю реплику Николаша произнес горделивым шепотом, непроизвольно оглядываясь на дверь. Больше всего он был похож сейчас на третьеклассника, который тайком курит в школьном туалете и, в случае опасности, готов сунуть непотушенный окурок в карман. Вот кого Николаша все это время смутно напоминал Рыбе-Молоту – третьеклассника, ребенка. А Вера Рашидовна, соответственно, исполняла роль матери третьеклассника: любящей, готовой завалить подарками и выстроить ради драгоценного чада Eisenbahn 5 прямо до луны, и не какую-нибудь klein, а самую настоящую, сверхскоростную. Из телевизионного, а также иностранно-книжного опыта (но больше из экзистенциальных бесед Палкиной-Чумаченки о Фрейде и последователях) Рыба-Молот знал, что такая всепоглощающая материнская любовь имеет и оборотную сторону. И эта – оборотная – сторона заключается в деспотизме, крайнем эгоизме и стремлении поставить объект приложения любовных сил под тотальный контроль.

– Несладко приходится? – прозорливо спросил Рыба.

– Сладко, но сироп иногда в горле застревает. Не туда и не сюда, – доверительно сообщил Николаша. – Вообще, Верка баба что надо. Лучшей и желать нельзя… Скажешь, нет?

– Не скажу.

– Всем хороша.

– Всем.

– Только сука редкостная. Железная Леди елы. Маргарет Тэтчер Ямало-Ненецкого автономного округа. Ты готовься, она с тебя за работу три шкуры драть будет. Вход в Веркин бизнес рубль, а выход – три рубля. Еще и должен ей окажешься.

Рыба-Молот неожиданно почувствовал себя зверем, попавшим в капкан. А в полуметре от капкана стоял совершенно свободный, обласканный судьбой Николаша. Стоял и ухмылялся.

– А с каких пирогов я окажусь ей должным? – удивился Рыба.

– Она найдет с каких. Любого об колено переломает. Верка – она такая, всех в кулаке держит. А я – ее. Так кто в этой жизни главный?

– Кто?

– Смекай, морда твоя гастрономическая. А пока смекаешь, неплохо было бы и в магазин слетать…

Это был простой человеческий разговор – хотя и не совсем приятный, но без политических завихрений и обсуждения идейной платформы партии власти. Может, пронесет, – подумал Рыба, отправляясь в магазин за бухлом.

Посещение магазина заняло гораздо больше времени, чем он предполагал. А все потому, что Салехард, в отличие от Питера, был городишкой небольшим, и каждый новый человек воспринимался в нем как событие. То же самое происходило и в Трубчевске, и в Кяхте, и в других малозначительных населенных пунктах. Каждый раз, возвращаясь в свой хмурый мегаполис, Рыба напрочь забывал об этом – поэтому очередная встреча с аборигенами выглядела как откровение. Откровением оказалась и продавщица из магазина, куда (по наущению Николаши) Рыба заглянул за водкой.

– Что-то я тебя раньше никогда не видела, – сообщила продавщица после того, как Рыба озвучил заказ и положил на прилавок деньги. – Приезжий?

– Вроде того.

– А откуда?

– Из Питера.

Стоило ему упомянуть о культурной столице, как продавщица разразилась десятиминутной тирадой, из которой Рыба узнал, что:

сама продавщица («зови меня Натальей, не ошибешься») хоть и никогда не бывала в Питере, но имеет к нему самое непосредственное отношение, – вроде бы (так гласит семейное предание) ее, продавщицын, род ведется от личного садовника императрицы Екатерины Великой, выписанного прямиком из Германии… а родственники ее первого мужа по материнской линии пережили блокаду – и как только живы остались?.. а племянница ее второго мужа и сейчас там обитает, зацепилась за Питер после института, мандалэйла, окрутила какого-то местного лося, быстренько у него прописалась, а лосиную мать траванула грибочками и теперь живет себе припеваючи в трехкомнатной квартире на проспекте Стачек, есть там у вас такой проспект?

– Есть, – подтвердил Рыба.

– Значит, не врала, мандалэйла, – расстроилась «зови меня Натальей, не ошибешься». – Вот всегда так: стервам все самое лучшее достается, а приличные люди последний хер с солью доедают. Ты-то сам женат?

– Разведен… Мне бутылку водки, пожалуйста. – Рыба попытался подтолкнуть «зови меня Натальей, не ошибешься» к исполнению профессиональных обязанностей.

– И правильно. И не женись больше. От баб все зло! Верно я говорю, Вань?.. – крикнула продавщица куда-то в темноту подсобки.

– А? Чего? – откликнулась темнота толстым мужским басом.

– Верно я говорю, что от баб все зло на свете?

– Куда уж вернее!

– Вот и Ваня, хи-хи, так думает, – подытожила «зови меня Натальей, не ошибешься».

По неожиданно всплывшему опыту прошлых лет Рыба-Молот знал: нельзя углубляться в дебри, нельзя вступать в дебаты и уж тем более нельзя спрашивать у продавщицы, что это еще за скрывающийся во тьме «Ваня» – истина в последней инстанции, что ли? И – заодно – нельзя спрашивать, что означает слово «мандалэйла»: то, о чем подумал Рыба, или что-то другое?..

– А надолго ты сюда?

– Как получится… – состорожничал Рыба-Молот. – Если получится… Если понравится… Может, и задержусь.

– Не понравится. Вам, питерским, что подавай?

– Что?

– Культур-мультур, вот что. А здесь с культур-мультур напряги. Здесь народ дикий. Вчера вот своими глазами видела, как в одном дворе с собаки шкуру заживо снимали.

– С какой собаки? – Рыба и не хотел, а втянулся в дурацкий разговор.

– С обыкновенной. С дворняги… Слышь, Ванька! – снова обратилась к темной подсобке «зови меня Натальей, не ошибешься». – Вчера-то чего видела! С собаки шкуру заживо снимали!

– И чего? – До сих пор не проявившийся Ванька отнесся к страшной новости равнодушно. – Сняли?

– Кто ж его знает… Сняли, наверное. Иначе зачем затеваться было?

– А собака? – содрогнувшись всем телом, спросил Рыба.

– А что собака? С тебя шкуру содрать – что бы с тобой было?..

– Две. Две бутылки водки! – потребовал Рыба, но продавщица снова проигнорировала его покупательский порыв:

– А как губернатор ваш поживает?

– Какой губернатор?

– Не какой, а какая… У вас же баба губернатор?

– А-а… Вроде того… Хорошо, наверное, поживает.

– Да уж! Поживают они – не нам чета… А правду говорят, что дочь ейная обкурилась и восемнадцать человек насмерть задавила, еле отмазали?

– Вообще-то, у нее сын.

– Да какая разница – дочь, сын! Главное – обкурилось чадо и восемнадцать душ насмерть… Правда это?

– Не слыхал.

– …и что она… То есть – он… Самолет угнал в Швецию, прямо с пассажирами, а летели-то они в Якутск. А как в Швецию прилетели, так никто обратно в Якутск не захотел, дураков нету. Попросили политического убежища, и вся недолга. А Путин после этого вызвал мамашку на ковер и сказал: приструни своего беспредельщика, иначе полетишь у меня с поста вверх тормашками…