Марк Хелприн - Париж в настоящем времени

• Название: Париж в настоящем времени
• Автор: Марк Хелприн
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-389-17587-7

Впервые на русском – новейшее произведение автора «Зимней сказки»: романа, ставшего современной классикой и недавно экранизированного (в главных ролях Колин Фаррелл, Джессика Браун-Финдли, Расселл Кроу, Уильям Хёрт, Уилл Смит; в российском прокате фильм получил название «Любовь сквозь время»). «Париж в настоящем времени» – это глубокий взгляд на жизнь и ее сложности через очищающую призму искусства и памяти. Итак, познакомьтесь с Жюлем Лакуром – виолончелистом, композитором, преподавателем Сорбонны, ветераном войны в Алжире; родители его погибли перед самым освобождением Франции от фашистской оккупации, и эту травму он пронес через всю жизнь. Он всегда «влюблялся сильно и молниеносно, в женщин, по праву достойных любви и ею не обделенных», и даже после смерти жены, с которой прожил всю жизнь, не утратил этой привычки. Однажды его старый друг, всемирно известный философ Франсуа Эренштамм, предложил Жюлю написать рекламный джингл для крупнейшей в мире страховой компании «Эйкорн», сулившей баснословный гонорар, и Жюль принял этот вызов – других способов найти деньги на лечение внука, страдающего от лейкемии, все равно не было… «„Париж в настоящем времени“ – это в первую очередь лирическое высказывание о любви и утрате, воспаряющее до поистине джойсовских красот» (The New York Times).

---

– Я пока еще не научился этим штукам. Могу записать кассету…

– Нет, вы должны прислать мне это на мейл. У нас в октябре заседание правления. Если тема будет готова, ее нужно будет оркестровать, записать и оформить права. Вам придется поехать в Лос-Анджелес, чтобы дирижировать оркестром.

– А что это будет за оркестр?

– Не знаю. Лос-Анджелесский филармонический, или киношный, или еще какой. Музыкальные консультанты говорили, что в Эл-Эй можно заполучить такие вещи, и гораздо быстрее, и качеством лучше, чем в Нью-Йорке. Думаю, что все уже на низком старте. Нужна только музыка. Даже если вы отправите пленку «Федексом», это будет слишком долго… Слушайте, мы весь свет обскакали в поисках музыки. Может ли кто-то помочь вам с мейлом? Нынче все так делается.

– Наверное, дочь может. Будет отпускать шпильки, потому что я не интересовался подобными вещами. Скажет: «Я тебе говорила».

– «А я тебе говорила».

– «А я тебе говорила», – повторил Жюль.

– Нет, без нажима. «А я тебе говорила».

– «А я тебе говорила».

– Превосходно. Но должен вас предупредить. Никаких гарантий. Если бы вы захотели обсудить условия сейчас, мы могли бы заплатить вам аванс. И в случае, если не сложится, вам бы не пришлось полагаться на авось. Конечно, если вы принесете именно то, что нам нужно, вы окажетесь в более выигрышном положении – теоретически, конечно.

– Но не на практике?

Джек хрюкнул:

– Это же Рич Панда. А я его правая рука. У меня достаточно денег, чтобы купить несколько государств, и я уже давно в пенсионном возрасте, но Рич Панда по-прежнему вызывает у меня дрожь в коленках.

– Не думаю, что кто-то мог бы заставить мои коленки дрожать. Нет таких больше, – сказал Жюль.

– Может быть, но не рассчитывайте обойти Рича Панду в переговорах. И не думайте, будто ему непременно понравится то, что вы принесете. Он очень чувствителен, как взведенная бомба. И делает все, что хочет.

– Понимаю. Я тоже.

– О! Это может оказаться очень интересно. Но позвольте привести маленький пример, ничтожный и вовсе не самый показательный. Мне бы не следовало вам это рассказывать, но я чуточку перебрал. Со мной, знаете ли, это случается иногда. Как и с Шайенн.

– Шайенн?

– Это третья жена Рича, тренерша по пилатесу, моложе его на тридцать пять годков. Тело у нее, блин, как у статуи Свободы. Когда она появляется на вечеринке в саду в открытом сарафане, то все мужики в радиусе мили ходят как под кайфом. Ее надо видеть. Невероятное зрелище. Мы с ней летели вместе на вертолете к ним в Ист-Хэмптон. Когда Рич был ребенком, в Саут-Хэмптоне не было ни одного еврея. Он попал туда однажды, когда ему было шестнадцать, и с ним ужасно обошлись, так что он поклялся, что ноги его там больше не будет, и выстроил поместье в Ист-Хэмптоне, на Фезер-лейн. Мой дом там же, неподалеку. Рич собирался приехать чуть позже. Шайенн, которая пила еще до посадки в вертолет, весь полет твердила, что хочет от него уйти… Это не бином Ньютона. Она любит так называемую романтику. Для нее это означает свечи и ванну с лепестками роз. Не понимаю, чего женщины помешались на этих свечках. Могу только сказать, что, наверно, в восемнадцатом веке было чертовски много секса. Но Рич вовсе не паренек со свечками. Она рассказала мне, что, когда ему хочется секса, он начинает сдирать с нее одежду с криком: «Торпеды к бою!».

– Полагаю, некоторым женщинам это должно нравиться, – сказал Жюль.

– Ага, но она говорит, что руки у него, – как обезьяны.

– Как у обезьяны?

– Нет, руки-обезьяны. Две обезьяны, скачущие по ее алебастровому телу.

– Думаю, некоторые женщины, распалившись, любят и это.

– Может, во Франции?

– Мне такие не встречались. Она его бросила?

– Она все еще с ним. Не знаю почему. Может, из-за брачного договора. – Джек схватился за живот. – Не надо было столько пить. Как думаете, сможете изобразить что-то к десяти утра послезавтра?

Жюль медленно покачал головой:

– Вряд ли. Вы хотите нечто необыкновенное, а я не Моцарт.

– А Эренштамм сказал, что Моцарт.

– Он очень добр ко мне.

– Потому что, если успеете, сможете составить нам компанию в самолете. Вылет в десять.

– Из «Ле-Бурже»?

– Из «Шарль де Голля».

– Я думал, бизнес-джеты летают из «Ле-Бурже».

– У нас семьсот пятьдесят седьмой. Он считается коммерческим чартером.

Жюль задумался:

– Тогда почему у вас только одна стюардесса?

– В точку! Вы уверены, что не хотите заняться бизнесом? Мы прилетели налегке. Она в штате. Мы возвращаемся на осеннюю конференцию с кучей народа из наших европейских филиалов. Самолет будет заполнен приблизительно до половины. Поэтому мы перевезем стюардов и стюардесс «Эр Франс» в Нью-Йорк, а «Эр Франс» обслужит наш рейс. Персонал будет доставлен и оплачен, так что и они будут довольны, и мы.

– Самолет ваш?

– Именно, с золотисто-коричневым желудем на борту. Но вам все равно придется лететь в Лос-Анджелес, так что, наверное, лучше добираться прямым рейсом. Если все сложится, вы летите в Эл-Эй бизнес-классом. Живете в лучших отелях там и в Нью-Йорке, едите что пожелаете, арендуете в Эл-Эй хорошую машину, потому что она вам понадобится, и сохраняете все свои чеки.

– Хорошо, но мне кажется, вы забегаете вперед.

– Я всегда так делаю. Это верный способ опередить всех остальных. – Джек оглядел зал, сверкающий такой роскошью и чистотой, что в сердце невольно пробуждалось великодушие. – Ух, красота! – произнес он и стал неуклюже рыться в левом внутреннем кармане в поисках сигары, которую оставил в номере.

* * *

Жюль ехал домой, ни о чем не тревожась. Ливень сменился тихим моросящим дождичком, дорогу было видно на километр вперед, и, хотя окна были мокрые, дворники не мельтешили перед глазами. Огни Парижа – фары, красные тормозные лампочки, уличные фонари, приглушенное мерцание витрин ресторанов и окон в домах, свет на баржах, пронзающий дымку тумана над Сеной, – вспыхивали на стекле, точно пайетки с четко очерченными краями, непохожие на мутные и бесформенные киношные капли дождя на ветровом стекле, разбухавшие до арбузных размеров. Сидя в кинотеатре, он всегда вздыхал, когда они расползались на экране, – избитый трюк, как бы говоривший: «А сейчас вы наблюдаете в нашем фильме изысканный кинематографический прием».

«То же самое и с чулком», – думал он, не одобряя чулок на объективе. Внезапно Жюль разозлился на себя и немного испугался. Ведь он может не справиться, а это еще хуже первоначальной неспособности помочь. Люк об этом так и не узнает никогда. И Катрин, и ее муж Давид. Но Жюль будет знать об этом.

И зачем только он сказал Джеку Читему, что Катрин пришлет ему «демо», как Джек это называет, по мейлу? Это невозможно. Он не может просить дочь об одолжении в такую тяжкую пору ее жизни – ведь ее ребенок медленно умирает, пусть даже просить ради спасения этого ребенка. Если она узнает и ее надежды окрепнут лишь для того, чтобы рухнуть окончательно, то это будет просто бессовестно с его стороны. Нужно будет попросить кого-то другого.

А теперь он должен сочинить шестидесятисекундную пьесу, которая волшебным образом воодушевит людей, ждущих у телефона, чтобы поговорить с представителем компании, или жующих попкорн перед телевизором. И наградой за это может стать жизнь его внука, счастье и безопасность дочери и достойный финал для него самого. Вот только судьями его успеха или неудачи будут люди, которые, несмотря на всю свою власть и ум, казались пришельцами с иной планеты. Они рассекают по миру на своих авиалайнерах, пьют без меры, женятся на женщинах со странными именами, вроде Шайенн, за ними тенью, иногда по двадцать четыре часа в сутки, ходят тощие ассистенты в костюмах за десять тысяч евро, и вот эти люди думают, что он, Жюль Лакур, – один из ведущих композиторов Европы и может творить чудеса по заказу. А на деле у него был такой исполнительский мандраж, что последний концерт, который он давал тридцать лет назад, закончился феерическим провалом. Он думал, что сможет исполнить баховскую арию Sei Lob und Preis mit Ehren[23], потому что обожал ее и часто играл сам себе. Но перед почти тысячным залом Жюль не смог извлечь ни звука. Он застыл, опустил смычок, уронил голову и зарыдал. Говорили, что у него случился нервный срыв, но ничего подобного. И все же это было начало пути, очень скоро приведшего его к безвестности.

Рождение джингла в Сен-Жермен-ан-Ле

Когда Сена петляет в низинах, рельеф вынуждает ее изображать волнистую линию. Река действительно избегает возвышающихся над нею холмов и всячески их обтекает. Некоторые предместья Парижа предлагают гораздо лучший обзор, чем холмы Сен-Жермен-ан-Ле, – чего стоит один только Мон-Валерьен. Но хотя из Сен-Жермен-ан-Ле и не виден весь Париж, верхушки его башен, старой и новой, – Эйфелевой и Ла-Дефанс – хорошо заметны на востоке. У самого подножия склона протекает Сена. При разливах деревья клонятся прямо в реку, листья касаются глади вод, медленно скользящих мимо. А на верхушке холма, озирающего Ле-Пек, что лежит на противоположном берегу, обосновались парк, продолговатая терраса, сады и роскошные дома. Сады, где до сих пор частично сохранился замок, в котором был рожден Людовик XIV, по красоте превосходят сады Версаля. Здесь Андре Ленотром[24] не овладела еще царственная мания величия, которая в версальских садах поджидает за каждым углом, компрометируя гений их творца. Напротив, созданное Ленотром в Сен-Жермен-ан-Ле – это идеальный союз мастерства человека и великолепия природы. Простые, почти минималистские плоскости, сопрягающиеся с горизонтом, длинные аллеи с деревьями-солдатами, стоящими на часах, и пышные садовые клумбы, цветущие красным, желтым и сотней других красок и оттенков, – такие жизнелюбивые и яркие, словно на дворе не октябрь, а май. В центре города, на уютной Рыночной площади, до глубокой осени стоят пальмы в огромных кадках, как будто взобравшийся на свою горку, всего в нескольких минутах езды от Парижа, Сен-Жермен-ан-Ле возомнил себя Таорминой[25].