Элтон Джон - Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

• Название: Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь
• Автор: Элтон Джон
• Жанр: Биографии
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-106013-8

Эта книга, написанная самим сэром Элтоном, – не просто биография скромного парня в очках, ставшего звездой. Это исповедь человека, который, пройдя испытание славой и множеством искушений, не изменил себе и не свернул со своего пути. Максимально честно и искренне Элтон Джон пишет о своей музыке, отношениях, наркотической зависимости и, наконец, обретении семьи и детей, являя читателю человечный образ «живой легенды» британской музыки.

---

В общем, мы явно проигрывали другим группам нашего стиля, а они, в свою очередь, проигрывали тем, кто пишет и исполняет собственные песни. Помню, у «Блюзологии» был запланирован концерт в клубе «Седар» в Бирмингеме. Мы приехали раньше времени и попали на репетицию местной группы The Move, которая явно стояла на пороге взлета. Парни потрясающе держались на сцене, у них был очень активный менеджер с даром убеждения, а их гитарист Рой Вуд умел писать песни. Их выступление не только захватывало, но песни Роя Вуда звучали лучше, чем каверы, которые они пели. Только психически ненормальный человек мог бы сказать нечто подобное о горстке композиций, которые сочинил я для «Блюзологии». Говоря по правде, я написал их потому, что иначе было нельзя. Мне пришлось. Мы ожидали записи на студии, что случалось крайне редко, и должны были показать хоть какой-то собственный материал. Я не вкладывал в эти сочинения душу и сердце, и это сразу чувствовалось. И вот теперь я смотрел репетицию The Move, и на меня сошло озарение. Вот оно. Вот как нужно работать. Только так можно двигаться вперед. Именно этим я должен заниматься.

Я бы ушел из «Блюзологии» раньше, если б на горизонте не нарисовался Лонг Джон Болдри. Работу с ним мы получили, потому что оказались в нужном месте в нужное время. «Блюзология» как раз гастролировала на юге Франции, и так вышло, что именно там Долговязый Джон остался без бэк-группы, причем прямо перед концертом в клубе «Папагайо» в Сен-Тропе. Вначале он хотел собрать новую команду наподобие распавшейся Steampacket, в нее бы вошли Стюарт Браун, он сам, парень по имени Алан Уокер – думаю, потому что Болдри положил на него глаз, – и вокалистка Марша Хант, которая только что прилетела в Лондон из Штатов. «Блюзологии» же предстояло стать бэк-группой – после того как Джон немного обновил состав. Пару ребят он быстренько уволил и заменил другими, на его взгляд более подходящими.

Это было не совсем то, чем я хотел заниматься. И я считал, что такой состав команды для Джона – шаг назад. Джули Дрисколл и Род были замечательными артистами. Еще школьником я ходил на концерт в Кентонский Клуб Консерваторов, где Род и Джон выступали вместе, группа тогда называлась The Hoochie Coochie Men, и они потрясли меня до глубины души. И Брайан Огер был супер-клавишник: уж точно не из тех, ради кого солист группы «Энималс» полезет на сцену, чтобы помочь справиться с аппаратурой в разгар выступления.

В общем, у меня были сомнения. Сотрудничество с Алланом Уокером и Маршей Хант продлилось недолго: Марша, роскошная высокая чернокожая девушка, к сожалению, пела не блестяще. Но, несмотря ни на что, должен признать, что с появлением Долговязого Джона жить мне стало куда интереснее. Если вам все наскучило и превратилось в рутину, искренне рекомендую поездить по гастролям в компании эксцентричного блюзового певца-гея ростом под два метра и с тяжелой алкогольной зависимостью. Сразу почувствуете необычайное оживление!

Мне нравилось общаться с Джоном. В своем фургоне с включенным магнитофоном он обычно подбирал меня возле Фроум Корт, высовываясь из окна и возвещая о своем приближении оглушительными криками: «РЕДЖИ!!!» Жизнь его, казалось, вся состоит из необычных происшествий, часто связанных с пьянством, которое, как я очень быстро понял, разрушало его; однажды мы выступали в Кромере в «Линкс Павильон», и после концерта он так нагрузился, что упал с прибрежного обрыва вниз прямо в белом костюме. В ту пору я не осознавал, что он гей, и сейчас, в ретроспективе, это может показаться странным. Человек называл себя «Ада», про других мужчин говорил «она» и постоянно делился подробностями своих сексуальных похождений: «У меня сейчас новый бойфренд, Оззи, – и знаешь, дорогуша, он носится с моим членом, как с писаной торбой!»

Но, опять же, я был невероятно наивен. Вообще не понимал, о чем талдычит этот парень, и, конечно, не мог поверить, что обращение «дорогуша» относится ко мне. Я просто сидел и думал: «Что? Он носится с твоим членом? Как? Зачем? О чем ты вообще говоришь?»

Все это было весело, не спорю, но не отменяло того факта, что я не хотел быть органистом, не хотел играть ни в бэк-группе, ни в «Блюзологии». По этой причине я и явился в новое здание «Либерти Рекордз» неподалеку от Пикадилли и перед прослушиванием долго изливал душу: о том, как «Блюзология» зашла в тупик, о бесконечном сумасшедшем круговороте кабаре-выступлений и о том, какую трагическую роль сыграл магнитофон в легендарном провале «живого» исполнения Let the Heartaches Begin.

Напротив меня за столом сидел Рэй Уильямс и сочувственно кивал. Светлый блондин, он был очень красивый, превосходно одетый и невероятно молодой. Настолько молодой, что, как выяснилось, подписывать контракты с кем бы то ни было не имел права. Все решало его начальство. И, возможно, решило бы в мою пользу, если б я не выбрал для прослушивания песню Джима Ривза He’ll Have To Go. Логика у меня была такая: должно быть, все будут петь что-то типа My Girl или нечто из арсенала лейбла «Мотаун», а я пойду другим путем и выделюсь из толпы. К тому же мне действительно нравилась He’ll Have To Go, и, исполняя ее, я чувствовал себя уверенно: в пабе в «Нортвуд Хиллз» ее всегда принимали на ура. Если бы я хорошенько подумал, то понял: люди, которые стараются сделать свой лейбл прогрессивным и с акцентом на рок, ожидают от претендентов большего. «Либерти» подписали контракт с The Bonzo Dog Doo Dah Band[62], The Groundhogs[63] и The Idle Race, психоделической командой с фронтменом Джеффом Линном, который позже основал группу Electric Light Orchestra[64]. Джим Ривз пиннеровского разлива их не заинтересовал.

С другой стороны, возможно, я поступил правильно. Ведь если бы я тогда успешно прошел прослушивание, Рэй, скорее всего, не дал бы мне конверт со стихами Берни. И тогда вообще не знаю, что было бы дальше, хотя я очень много думал на эту тему. Мне совершенно ясно, что это был судьбоносный поворот в моей жизни. В кабинете у Рэя царил чудовищный беспорядок. Повсюду громоздились стопки катушек с пленками, груды конвертов – Рэй занимался не только всеми перспективными музыкантами и текстовиками Британии, но и каждым графоманом, который, как и я, прочитал рекламное объявление «Либерти» о поиске талантов. Мой конверт он как будто случайно вытянул из вороха других, просто чтобы одарить чем-то напоследок, чтобы я не чувствовал себя окончательно проигравшим, – по-моему, конверт этот он даже не распечатывал, ни при мне, ни до моего прихода. Тем не менее его содержимое предопределило мою судьбу и все, что произошло со мной дальше. Начнешь думать о таком совпадении, и голова идет кругом.

Кто знает? Наверное, я встретил бы другого текстовика, или стал бы участником какой-нибудь группы, или прокладывал бы путь в музыкальной индустрии в одиночку. Но мои жизнь и карьера были бы другими, и, скорее всего, не такими замечательными. Вряд ли кто станет возражать, что в итоге все сложилось наилучшим образом. Иначе вы бы попросту не читали эту книгу.

Лейбл «Либерти Рекордз» не заинтересовался нашими первыми с Берни песнями, и Рэй предложил нам сотрудничество со своей нотоиздательской компанией. Платили там, только если песни продавались, но тогда это было не так уж и важно для нас. Главное, Рэй верил в меня. Он даже пытался свести меня с другими текстовиками, но без толку: с ними не получалось так, как с Берни. Были попытки заставить нас с Берни работать вместе – то есть писать одновременно, сидя в одной комнате, но, опять же, я так не мог. Мне важно было иметь перед собой написанный на бумаге текст, и только тогда в голове рождалась музыка. Нужен был этот вдохновляющий импульс или скорее волшебство: я читал строки, написанные Берни, и сразу накатывало желание писать музыку. Впервые это произошло, когда я открыл конверт в метро по дороге домой от Бейкер-стрит. И с тех пор так случалось всегда.

Нас словно прорвало: мы сочиняли песни одну за другой. Они были лучше, чем все, что я писал раньше, хотя человеку стороннему это мало о чем говорит. На самом деле, лишь некоторые из них были лучше, потому что мы писали песни двух видов. Первые – коммерческие, их мы предполагали продать, скажем, Силле Блэк[65] или Энгельберту Хампердинку: длинные слезливые баллады и развеселая бабблгам-попса[66]. Ужас! Иногда меня прямо передергивало при мысли, что наше творчество ничем не отличается от ненавистной Let the Heartaches Begin – но как иначе команде, состоящей из поэта-песенника и композитора на вольных хлебах, заработать денег? Яркие поп-звезды и любимцы массовой публики были нашей главной рыночной целью. Другой вопрос, что мы все время промахивались. Единственным более-менее знаменитым покупателем, которому нам удалось продать песню, стал актер Эдвард Вудворд – время от времени он выступал в роли эстрадного певца. Его альбом назывался «Человек в одиночестве», и это название, увы, предопределило его судьбу у зрителей.

Но у нас были песни и другого рода – те, что мы действительно хотели писать, навеянные творчеством «Битлз», The Moody Blues[67], Кэта Стивенса[68], Леонарда Коэна; теми записями, что мы покупали в «Мьюзикленд» – магазине в Сохо, куда мы с Берни захаживали так часто, что консультанты порой просили меня постоять за стойкой, пока они сбегают пообедать.