Элтон Джон - Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

• Название: Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь
• Автор: Элтон Джон
• Жанр: Биографии
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-106013-8

Эта книга, написанная самим сэром Элтоном, – не просто биография скромного парня в очках, ставшего звездой. Это исповедь человека, который, пройдя испытание славой и множеством искушений, не изменил себе и не свернул со своего пути. Максимально честно и искренне Элтон Джон пишет о своей музыке, отношениях, наркотической зависимости и, наконец, обретении семьи и детей, являя читателю человечный образ «живой легенды» британской музыки.

---

три

Теоретически, мы с Берни вернулись в Фроум Корт на время, пока не подыщем что-то свое. Но нет ничего более постоянного, чем временное: переезд пока не предвиделся. Мы не могли себе позволить снять квартиру. Наши песни не продавались – английские певцы и группы не хотели их покупать. Иногда до нас доходил слух, что чей-то продюсер или менеджер интересовался той или иной нашей композицией. Надежда вспыхивала, но быстро гасла. На нас сыпались отказы. «Простите, но Клифф говорит «нет». «Мои извинения, но Силла считает, что это не совсем в ее стиле». «Нет, «Октопусу» это не подходит». «Октопус»? Это еще что? Группа? Тогда единственное, что я о ней знаю, – что им не нравятся наши песни. В общем, нам отказывали исполнители, о которых я даже не слышал.

Время остановились, ничего не происходило. Как уж тут не упасть духом. Правда, у жизни в Фроум Корт было одно весомое преимущество – а именно мама с ее проверенным средством против моих депрессий, речью на тему того, что надо забыть о карьере музыканта и найти работу в местном торговом центре: «Ты же знаешь, у тебя есть выбор. В прачечной самообслуживания как раз освободилось местечко». В прачечной, говорите? Хм. Заманчиво. Сидеть и слушать, как гудят стиралки и сушильные машины. Нет уж, я, пожалуй, попробую написать еще несколько песен.

Вместо переезда мы попытались придать спальне с двухъярусной кроватью вид помещения, более-менее подходящего для двоих взрослых мужчин. Я вступил в книжный клуб «Ридерз Дайджест» и постепенно начал заполнять полки изданиями в кожаных переплетах – «Моби Дик», «Давид Копперфильд». В каталоге «Литлвудз» мы выбрали стереопроигрыватель и две пары наушников – их продавали в рассрочку, так что это мы могли себе позволить. На Оксфорд-стрит купили постер – «Афину» Мана Рэя[77], а рядом, в магазинчике индийских товаров, набор ароматических палочек. Дома мы включали какую-нибудь новинку из «Мьюзикленда», надевали наушники, ложились на пол и в комнате, наполненной ароматным дымом, немедленно превращались в авангардных артистов, представителей контркультуры, ведущих богемное существование. Впрочем, магия быстро развеивалась: мама начинала стучать в дверь. «Что там у вас за страшная вонь? – спрашивала она. – И, кстати, что приготовить на ужин?»

Я зарабатывал чуть больше, чем Берни. Тони Кинг, пользуясь связями со студиями AIR и Abbey Road, постоянно подбрасывал мне подработку студийным музыкантом. В Abbey Road платили три фунта в час наличными, сессии полагалось длиться три часа. Лишняя минута – и тогда, по правилам профсоюза музыкальных работников, нам выплачивали надбавку как за полторы сессии, что не могло не радовать: около пятнадцати фунтов, – столько же, сколько мне платили в неделю в DJM. А дополнительный бонус я получал, если сталкивался с Ширли Бернс и Кэрол Уэстон, секретаршами из Air Studios, – эти чудесные женщины, переполненные разными слухами и сплетнями, всегда с готовностью предлагали мою кандидатуру в случае какой-нибудь подработки. Очевидно, что-то во мне пробуждало их материнский инстинкт, и они даже отдавали мне свои талоны на питание. Так что я еще и ел бесплатно – рай, да и только.

Но не в деньгах дело: студийная, она же сессионная работа, – всегда замечательный опыт. Здесь музыкант не может позволить себе капризы, он берется за любой предложенный вариант, играет то, что требуется. При этом ты должен не тормозить и быстро входить в курс дела, потому что некоторые из тех, с кем ты играешь, – лучшие музыканты страны. Да, страх – не то слово, которое ассоциируется с вокальной группой Майка Саммса, работавшей тогда на подпевке буквально у всех. Тем более что выглядели они как дяди и тети средних лет, явившиеся в студию прямиком с танцевальной вечеринки в гольф-клубе. Но если ты пел и играл рядом с ними, на тебя внезапно снисходил Страх Божий, потому что эти люди делали свое дело суперпрофессионально.

Студийный музыкант должен уметь адаптироваться, потому что исполнять нужно музыку в самых разных стилях. Сегодня ты работаешь на бэк-вокале у Тома Джонса, завтра – на комедийной записи с The Scaffold[78], или делаешь фортепианную аранжировку с The Hollies[79], или пытаешься создать рок-версию основной темы «Грека Зорбы» для The Bread and Beer Band, еще одного так и не раскрутившегося проекта Тони Кинга. Ты постоянно знакомишься с новыми людьми, завязываешь контакты с исполнителями, продюсерами, аранжировщиками, сотрудниками звукозаписывающих фирм. Помню, однажды я работал в студии с The Barron Knights[80], и внезапно вошел Пол Маккартни. Он немного посидел в звукорежиссерской, послушал; потом подошел к фортепиано, объявил, что сейчас покажет, чем занимается в студии по соседству, и минут восемь играл Hey Jude. И то, над чем корпели мы с The Barron Knights – а именно над новой записью выступления Деса О’Коннора[81] на Олимпийских играх, – показалось просто игрой в бирюльки.

Иногда сессия проходила отлично, потому что мы играли потрясающую музыку, а иногда просто прекрасно, потому что мы играли бог знает что. Я работал над множеством кавер-альбомов для лейбла «Марбл Арк»: мы записывали сборники сляпанных на скорую руку версий разных хитов, альбомы потом называли Top of the Pops, Hit Parade и Chartbusters и продавали в супермаркетах по очень низкой цене. Каждый раз, как всплывает эта история, все начинают охать и ахать: мол, это же самое дно его карьеры, бедный непризнанный артист вынужден был анонимно петь чужие песни ради куска хлеба! Думаю, с оглядкой на прошлое можно выразиться и так, но в то время я ничего подобного не чувствовал – сессии, на которых мы записывали эти несчастные каверы, всегда проходили в чуть ли не истерическом веселье.

Продюсер Алан Кэдди выдавал нам фантастические инструкции – одна безумнее другой. «А можешь спеть «Молодой, талантливый, черный?» Ну… эта песня, скажем прямо, мало подходит белому парню из Пиннера – но я ее все-таки спел. «Следующая у нас Back Home[82] – и нужно, чтобы это звучало так, будто поет английская футбольная сборная на Кубке мира!» Окей. У нас здесь всего три вокалиста, причем один из них – женщина, так что абсолютного сходства вряд ли добьешься… но споем, конечно. Вы же босс. Однажды он велел мне петь голосом Робина Гибба из «Би Джиз» – потрясающего певца с уникальным вокалом, который можно описать как неземное, слегка дрожащее носовое вибрато. Конечно, повторить такое невозможно, но я нашел выход: в буквальном смысле взял себя за горло и дергал его во время пения, создавая эффект вибрации. На мой взгляд, прорывная идея, но у моих коллег-музыкантов она вызвала бурю эмоций. Я стоял и завывал, вцепившись пальцами в горло, и старался не смотреть за стекло, где другие студийные певцы, Дэвид Бирон и Дейна Гиллеспи, поддерживая друг друга, едва не валились на пол от хохота.

Вот так я от души развлекался на кавер-сессиях во время этих предположительно самых позорных моментов моей профессиональной жизни. На самом деле, один такой кавер я записал и после начала своей сольной карьеры – нет, я не шучу. Уже была написана Your Song, уже вышел альбом Elton John, я уже успел засветиться в Top of the Pops[83] и собирался лететь в Америку в свой первый тур – именно как раз тогда я вернулся в студию и с превеликим удовольствием спел усеченные версии In the Summertime и Let’s Work Together для какого-то чудовищного альбома, который потом продавали в супермаркете по полтора фунта за штуку. Как обычно, запись прошла очень весело.

Но студийная работа занимала далеко не главное место в моих отношениях с Тони Кингом. У него было много друзей, нечто вроде небольшой «банды» – в основном мужчины-геи из музыкальной индустрии: продюсеры, сотрудники Би-би-си, рекламщики, промоутеры, и среди них – шотландец Джон Рид, молодой, амбициозный, очень уверенный в себе и очень забавный. Карьеру он делал стремительно. В конце концов его назначили местным представителем американского лейбла «Тамла Мотаун», где он работал с The Supremes[84], The Temptations и Смоки Робинсоном[85]. Это была престижная должность, о чем Тони Кинг никому не давал забыть, с пиететом называя Джона «Памелой Мотаун».

Компания Тони не совершала странных выходок, не вела себя вызывающе; они не прочесывали лондонские гей-клубы, а просто ходили вместе в пабы и рестораны или устраивали домашние ужины. Мне нравилось проводить с ними время. Утонченные, прекрасно образованные, умные и чрезвычайно забавные – меня восхищал их сленг, их особенное чувство юмора. Чем больше я думал, тем яснее понимал странную вещь: с ними я как будто дома. По натуре я не одиночка, и всегда у меня хватало друзей – что в школе, что во времена «Блюзологии» и на Денмарк-стрит. Но с ними все было иначе – я ощущал себя своим среди своих. Я чувствовал себя ребенком из книжки про Мэри Поппинс, перед которым внезапно открылся новый волшебный мир. Год назад пьяный Джон Болдри во всеуслышание объявил меня геем. И теперь я понял, что он прав.

Словно в подтверждение этому неожиданно дало о себе знать мое либидо – так гость спешит на вечеринку, которая должна была состояться десять лет назад. В двадцать один год я переживал нечто вроде запоздавшего подросткового гормонального взрыва. Внезапно я почувствовал влечение к некоторым мужчинам. И я понимал, что в Джоне Риде, например, меня очаровывает не только чувство юмора и даже не глубокие знания американского стиля соул. Но, конечно, я не пытался заводить отношения – просто потому что не знал, с чего начать.