Борис Акунин - Первая сверхдержава. История Российского государства. Александр Благословенный и Николай Незабвенный

• Название: Первая сверхдержава. История Российского государства. Александр Благословенный и Николай Незабвенный
• Автор: Борис Акунин
• Жанр: История
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-17-082577-6

Эта книга посвящена событиям первой половины XIX века, эпохе правления сыновей императора Павла – Александра, кумира отечественных либералов, и Николая, кумира отечественных государственников. Два эти политических режима, очень разные по идеологии и стилю, задали России новый ритм дыхания, продолжающийся и поныне. Какие уроки можно извлечь из изучения александровско-николаевской эпохи? «Первая сверхдержава» – седьмой том «Истории Российского государства» – рассказывает читателю, в чем причины стремительного взлета и последующего ослабления Российской империи, какой ценой страна достигла лидирующей мировой позиции и к каким результатам привел опыт «сверхдержавности».

---

Большинство историков оценивают реформы 1801–1805 гг. невысоко. Ключевский и вовсе заявляет: «Все они были безуспешны. Лучшие из них – те, которые остались бесплодными, другие имели худший результат, т. е. ухудшили положение дел». Оценка эта вряд ли справедлива. Конечно, члены Негласного Комитета осуществили лишь крошечную часть первоначальных великих планов, но и это было совсем немало.

Казанский университет. В. Тюнин

Перечислим то, что у них получилось.

Во-первых, была создана более современная и эффективная структура центрального управления.

Во-вторых, сформировалась национальная система образования.

В-третьих и в-главных, произошло кардинальное улучшение общественной атмосферы – это вообще самое важное, что только может произойти со страной. «Милостивые указы» Александра, которые должны были всего лишь стяжать новому государю популярность и подготовить почву для будущей конституции, произвели ментальную революцию, значение которой трудно переоценить. Стоило закончиться заморозкам и пригреть солнцу, и страна будто проснулась. Появилось множество ярких, талантливых людей и новых идей, главной из которых была совершенно революционная для «ордынской» модели концепция, что основной целью государства является народное благо. Мы подробно поговорим об этом в главе, посвященной эволюции российского общества.

Но безусловно результаты преобразований были скромнее, чем могли бы. Отчасти это объясняется тем, что «молодые реформаторы» оказались довольно посредственными администраторами.

О том, что Николай Новосильцев так и не справился с неподъемной задачей составления юридического кодекса, уже говорилось. Но не слишком хорошо в практической работе проявили себя и руководители ключевого министерства внутренних дел. Александровский вельможа П. Дивов, вблизи наблюдавший за их деятельностью, пишет: «Алча честолюбием, Кочубей был трудолюбив и весьма мелочен, но по несчастью без познания о своем отечестве и удивляясь премудрости иностранной, истребил весь древний порядок и главный есть виновник многосложности, который потом внедрил в управление государством. Товарищ его, человек добрый [Строганов], не имел о делах ни малейшего сведения». О том, что Павел Строганов был прекрасным человеком, но неважным работником, сообщают и другие современники, а про Виктора Кочубея рассказывают, что он увлекался главным образом кадровыми назначениями и устройством канцелярии. «Я не могу припомнить сейчас всех нововведений, предпринятых Кочубеем; не думаю, чтобы многие из них удержались долгое время», – признает и Чарторыйский.

Сам Чарторыйский, в 1804 году ставший министром иностранных дел, наоборот, «предпринял нововведения», которые надолго определили дальнейший ход событий, но эти новшества привели к роковым последствиям.

В 1801 году, придя к власти, Александр объявил новую доктрину российской внешней политики. Ее сформулировал Кочубей: «Россия достаточно велика и могущественна пространством, населением и положением, она безопасна со всех сторон, лишь бы сама оставляла других в покое. Она слишком часто и без малейшего повода вмешивалась в дела, прямо до нее не касавшиеся. Никакое событие не могло произойти в Европе без того, чтобы она не предъявила притязания на участие в нем. Она вела войны бесполезные и дорого ей стоившие… Какое соотношение может существовать между многочисленным населением России и европейскими делами вместе с войнами, из них проистекающими? Оно не извлекало из них ни малейшей пользы; русские гибли в этих войнах; с отчаянием поставляли они все более рекрутов и платили все больше налогов. Между тем действительное их благосостояние требовало продолжительного мира и постоянной попечительности мудрой и миролюбивой администрации».

Идея состояла в том, чтобы целиком и полностью сосредоточиться на внутренних реформах, не тратя силы и средства на внешние конфликты. Той же системы взглядов придерживался и канцлер А. Румянцев, глава иностранной коллегии.

Александр заявил тогда: «Если я подниму оружие, то это единственно для обороны от нападения, для защиты моих народов или жертв честолюбия, опасного для спокойствия Европы. Я никогда не приму участия во внутренних раздорах, которые будут волновать другие государства». В соответствии с этой программой и действовали.

Новый царь начал с того, что вернул обратно экспедиционный корпус, отряженный Павлом на завоевание Индии. Потом наладил испорченные отношения с Англией и стал оказывать знаки дружеского внимания Франции.

Следует сказать, что первые годы девятнадцатого века были чрезвычайно благоприятными для того, чтобы сосредоточиться на внутренних преобразованиях. Долгая война на время прекратилась. Только что утвердившийся у власти Бонапарт занялся обустройством своего государства, и другие державы вздохнули с облегчением.

Но в 1804 году ситуация изменилась. Неукротимый корсиканец решил, что пора двигаться дальше. Он провозгласил себя императором, скандализовав этим всех европейских монархов, и начал готовиться к вторжению в Англию.

Как раз в это время Чарторыйский сменил Румянцева в качестве руководителя российской внешней политики. Ее тон сразу стал иным. Россия будто спохватилась, что она не национальное государство, а империя, которая не имеет права ставить внутренние дела выше внешних. Так оно и есть – если страна желает сохранять за собой статус империи, но ведь доктрина 1801 года, кажется, утверждала обратное?

Агрессивность Наполеона заставила делать выбор: или оставаться посторонним наблюдателем и в результате потерять всякое международное влияние – или снова облачаться в имперские доспехи. У Чарторыйского в этом вопросе колебаний не было, и немалую роль в решительном повороте внешнеполитического курса сыграло честолюбие нового министра. И тогда, и потом многие объясняли действия князя Адама его «польскими» интересами, да и сам он в позднейшие, эмигрантские времена охотно это признавал, однако в доводах Чарторыйского звучит классическая имперская риторика в духе «за державу обидно». Он писал: «Политический престиж Франции заметно возрос, между тем как значение России очень упало… В гостиных злословили по поводу политического ничтожества, в которое впала Россия… Страна рискует сделаться игрушкой и прислужницей более предприимчивых и более деятельных правительств».

Чарторыйский составил «политический план», коренным образом отличавшийся от заявленного ранее принципа невмешательства. Теперь речь шла о «первенствующей роли в делах Европы» и об освобождении греков и славян от турецкого владычества, то есть об экспансии сразу в двух направлениях – западном и южном. Делались и практические выводы: «Нельзя было играть выдающуюся роль в делах Европы, брать на себя задачи судьи и посредника, препятствовать жестокостям, несправедливостям и хищениям, не встретившись при первых же шагах с Францией».

Как раз явился и подходящий повод: Наполеон казнил герцога Энгиенского, французского принца королевской крови (об этом инциденте – в следующей главе). Казалось бы, какое до этого дела России, если ее царь обещал не участвовать «во внутренних раздорах, которые будут волновать другие государства»?

Но, пишет Чарторыйский, «Россия не могла остаться безучастной зрительницей такого попрания справедливости и международного права, ввиду той роли, которую она наметила для себя в европейских делах». Он отправил в Париж резкую ноту. Наполеон, готовый к войне, ответил в тоне совсем уже оскорбительном. В переводе с дипломатического языка на обыкновенный ответ означал: не суйтесь в наши дела, мы ведь не требовали от вас объяснений, когда вы убили императора Павла. Хуже уязвить Александра было невозможно.

Дело шло прямым ходом к войне, а это плохое время для реформ.

Неотечественные войны. 1805–1812

«Фактор Наполеона»

За семь лет, предшествовавшие «грозе двенадцатого года», когда на карту будет поставлена национальная независимость, Россия ввязалась в четыре войны, которые по своей природе являлись имперскими, ибо велись во имя империи: ее международного влияния или расширения. Все эти вооруженные конфликты были вызваны – прямо или косвенно – одной и той же причиной. Назовем ее «фактор Наполеона».

Всякая революция, приводящая к гражданской войне и большому кровопролитию, неминуемо заканчивается диктатурой. Произошло это и во Франции, где пришел к власти чрезвычайно амбициозный и энергичный лидер – генерал, затем консул и наконец император Наполеон Бонапарт.

В предыдущих томах было немало рассуждений о роли личности в истории. Говорилось, что повернуть мировые макропроцессы в ту или иную сторону по собственной воле не может никто. Всякий правитель, даже самый великий, лишь способен их немного ускорить либо замедлить. Но сильный вождь (обычно это полководец, завоеватель) вполне может оказать огромное влияние на судьбу отдельной страны или целого региона. В качестве примера ранее приводился Чингисхан. В силу объективных причин Великая Степь рано или поздно должна была захлестнуть всю Азию и восток Европы, но то что это движение зародилось не где-нибудь, а в Монголии – заслуга (или вина, в зависимости от взгляда) конкретной сильной личности.