Елена Михалкова - Самая хитрая рыба

• Название: Самая хитрая рыба
• Автор: Елена Михалкова
• Жанр: Детектив
• Год: 2020

Что делать, если рядом с вами поселился убийца? Не следите за ним. Не злите его. Не ссорьтесь. Но главное – не давайте ему понять, что вы что-то знаете. Что делать, если вы нарушили одно из правил? БЕГИТЕ.

---

В ящиках нашлись только ручки, точилки и чистые блокноты. Надо было пролистать книги на полках, но я медлила. Клетка притягивала мой взгляд, клетка – и грязный зверек внутри.

«Бог ты мой, – мысленно простонала я, – какую ужасную глупость я собираюсь сделать!»

Мне следовало быть острожной в каждом шаге, не перемещаться по дому без крайней необходимости и, уж конечно, не рисковать, разгуливая над головой спящего Мансурова. Отлично понимая все это, я прокралась к своему тайнику в шкафу и вернулась с пластиковой бутылкой.

Когда в поилке забулькала вода, крыса подняла уши. Спустя секунду после того, как я убрала руку, она была возле мисочки и пила так жадно, что ходили бока.

Я дождалась, пока она напьется, и выплеснула остатки воды за окно, а миску протерла насухо. Все должно остаться в том же виде, в каком было, когда Мансуров ушел.

Пора заняться книгами.

Подборки бессмысленней я, пожалуй, не встречала. Пушкин, Лермонтов, «Избранное» Анны Ахматовой и Мандельштам, «Беспалый – вор в законе» (автор – Г. Беспалый), полное собрание сочинений Лескова и Паустовского, а над ними растрепанный томик под названием «С волками жить», который я сперва приняла за произведение Фарли Моуэта, известного канадского биолога, специалиста по волкам. На обложке, однако, был изображен татуированный мужчина самого отталкивающего вида.

Я обернулась к клетке. Крыса сидела, сложив лапки с розовыми пальчиками на животе: точь-в-точь старушка, собирающаяся вязать шарф для внука.

– Спорим, твой хозяин читал только Беспалого?

Книжные полки не были закреплены на стене по отдельности, как мне показалось при первом взгляде. Это, собственно, был полноценный шкаф, только не застекленный. Корешки покрыты пылью, томики стоят так плотно, что не вытащить. В эту комнату сослали писателей, которых не любили и не читали.

Мансуров, декламирующий Ахматову, – смешно, ей-богу!

Нет-нет, полки – не более чем декорация…

Декорация!

Я положила ладонь на деревянный торец и надавила. Полки поехали вдоль стены с такой легкостью, что я чуть не упала. Передо мной была всего лишь внешняя панель, замаскированная под шкаф.

За ней открылось пространство глубиной не больше полуметра. Свет включился автоматически.

Самое удивительное, что это тоже был шкаф; пять полок, одна над другой.

Я в недоумении смотрела на предметы, который Мансуров зачем-то прятал от своей семьи.

Потрепанный футбольный мяч. Парусный корабль, вырезанный из дерева, грубоватый, но красивый, с неравномерно прокрашенными парусами малинового оттенка. Газетная статья, сложенная вчетверо; когда я развернула ее, увидела фотографию, вытершуюся до такой степени, что лиц не разглядеть. Групповой снимок: высокий мужчина и пятеро подростков. Заметка под фотографией была заштрихована шариковой ручкой.

Все эти вещи по отдельности выглядели до смешного безобидно. Кроме, может быть, газеты, которую Мансуров зачем-то сохранил, лишив самого себя возможности прочесть текст и вспомнить облик людей, о которых писал журналист. Или это не он испортил статью?

Я была в таком изумлении, что попробовала толкнуть и эти вторые полки тоже, как будто Мансуров мог устроить обманку в обманке. Конечно, у меня ничего не получилось. То, что было передо мной, и являлось тайником.

7

Спать мне совершенно не хотелось. Я провела в своем укрытии около часа, глядя на падающие звезды. Сначала мысли мои крутились вокруг сокровищ Мансурова, но потом, незаметно для меня, в них проникла крыса.

Бедный зверек сидит там для отвода глаз, это ясно. Голос Мансурова зазвучал в моих ушах. «Ты понимаешь, что она способна выбраться из клетки? А вдруг Лиза откроет дверь? Кто может гарантировать, что крыса не укусит ребенка? Я хочу вас защитить!» Наташа испуганно кивает, и вот уже ее муж ставит на дверь замок, а запасной ключ прячет не где-нибудь, а в собственной машине.

Само собой, он притащил домой живую крысу, а не игрушку из «Икеи». Купил первую попавшуюся. Она сыграла свою роль, поработала жупелом, но больше ему не нужна; Мансуров вздохнет с облегчением, если она издохнет.

Надкусанное яблоко лежало в моей ладони. Я отщипнула кусочек и обреченно поковыляла обратно в кабинет.

Себя я убедила, что это мой способ борьбы с врагом. Я противостою Мансурову! Защищаю тех, кто обречен им на смерть!

О, как напыщенно и лживо.

Правда же заключается в том, что я старая сентиментальная дура.

– Ну, иди сюда, – сказала я крысе. И просунула через прутья яблоко: не все, конечно, чуть-чуть.

Пока я стояла в отдалении, крыса все схрумкала. Похоже, сухой корм для грызунов ей осточертел. Я предложила ей еще немножко, и она снова не отказалась от угощения.

– Больше нельзя, милая.

Что я знала о крысах? Практически ничего. Умны, поддаются дрессировке, живут недолго… Относятся к высокосоциальным видам.

Что ж, надеюсь, Мансурову не взбредет в голову проверить среди ночи, на месте ли парусник и футбольный мяч. Я выключила свет – небо вдалеке уже начало светлеть, – села возле клетки и стала тихонько рассказывать крысе о своей сгоревшей даче, о бабушке с дедушкой, о соседях…

Все, о чем я молчала столько лет.

8

Арефьево

Лето 1958 года

Лето стоит сухое и жаркое. От зноя все звенит и потрескивает: стволы сосен, кузнечики, рассохшиеся доски крыльца, жучки-пожарники под корой старой липы и сама старая липа… У каждой погоды свой голос. В то лето я слушаю жару.

И песни.

Радиоузлом в поселке заведует Гриша Черняев, в которого влюблены все девчонки. У него вечно выходят споры с дачниками из-за того, что дачники любят тишину, а Гриша любит музыку.

– Молодой человек, радиоузел используется только для экстренных сообщений! – гнусавит старикашка Пешин-Устьегорский. Он не просто вредный плешивый пень, а целый народный артист СССР, хотя по его желтой физиономии с обвисшими щеками этого никогда не скажешь.

– И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде и не пропадет! – поет Гриша в ответ.

Устьегорский задавил бы Черняева авторитетом, но Гриша нанес опережающий удар: в Арефьево зазвучал Рашид Бейбутов. «Я с тоскою ловил взор твой ясный, песни пел, грустя и любя», – разносится каждый день по поселку. Старушки, матери актрис, обожают Бейбутова. «Но ответа ждал я напрасно! – страдает певец. – Был другой дорогим для тебя!»

Против старушек даже народный артист Устьегорский оказался бессилен. Черняева отбили, и теперь целыми днями мы слушаем наши прекрасные песни. Изредка Гриша даже ставит Чака Берри.

– Шагай вперед, комсомольское племя, – распеваю я, маршируя по саду. – Мы покоряем пространство и время! Мы молодые хозяева земли!

Дедушка фыркает, когда слышит это: он утверждает, что «Веселые ребята» – ширпотреб.

– Масскульт! – защищает «Веселых ребят» бабушка.

– Барахло! – отрезает дед. – Анюта, спой что-нибудь приличное!

– Там вдали за рекой зажигались огни! – вывожу я. – В небе ясном заря догорала…

Дед подхватывает, и мы заканчиваем вместе:

– Сотня юных бойцов из буденновских войск на разведку в поля поскакала!

– На разведку, значит, – говорит бабушка, подбоченясь. – Сто человек! Что ж не двести, а? Хороша разведка! А тут, значит, белогвардейские цепи! Кто бы мог подумать…

– Нет у тебя понимания, Люба!..

Пока они с дедушкой спорят, я незаметно удираю.

У меня появился секрет.

Дача Лагранских стоит на небольшом возвышении; она окружена соснами, под которыми зреет синевато-черная сладкая черника. Но самое интересное – это пруд. Да не какая-то там пожарная лужа, выкопанная экскаватором! Нет, это настоящее маленькое озерцо с черной-пречерной, но чистой водой; с одной стороны оно поросло ситником, а с другой берег чистый, как на пляже у реки, только на реке трава вытоптана отдыхающими до земляных залысин, а здесь она густая и мягкая. Ходить по ней босиком – одно удовольствие.

Плавать в реке я не люблю. Что за радость бултыхаться на мелководье под хихиканье мальчишек! А нырять у меня не получается. К тому же меня не отпускают одну: речушка хоть и небольшая, но быстрая, и бабушка за меня боится. О, какая мука – ждать, изнывая от жары, пока она соберется!

От большого скопления людей, от криков, плеска, визгов малышни и ритмичного стука мяча у меня всегда тяжелеет голова. Нет, не люблю реку!

А здесь, у Лагранских, тишина и безмятежность. Шуршат над головой березы, издалека доносится хрипловатый голос громкоговорителя. Днем Леля спит, а дядя Женя пропадает в Москве. Никто не мешает мне болтаться у пруда в свое удовольствие.

И в нем.

Знает ли кто-нибудь, кроме меня, насколько он глубок? Наверное, только дядя Женя: пару лет назад он расчистил пруд и пытался ловить рыбу, но здесь водится одна мелкотня: уклейки с мой мизинец да сонные пескарики.

Я замираю на берегу. Старательно вытягиваюсь вверх, подражая мальчишкам-ныряльщикам. Ладони сомкнуты, тело напряжено. Берег поднимается над водой невысоко, но мне этого хватит. Я отталкиваюсь и ухожу вниз головой в темную воду.