Дэвид Митчелл - Костяные часы

• Название: Костяные часы
• Автор: Дэвид Митчелл
• Жанр: Социальная фантастика
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-389-17809-0

В новом переводе и с дополнительными материалами – великолепный роман современного классика Дэвида Митчелла, дважды финалиста Букеровской премии, автора таких интеллектуальных бестселлеров, как «Сон № 9», «Облачный атлас» (недавно экранизированный Томом Тыквером и братьями Вачовски), «Голодный дом» и другие. В «Костяных часах» Митчелл продолжает и развивает темы, затронутые в «Облачном атласе» и углубленные в «Голодном доме». «Прекрасная история, прекрасный язык, все прекрасно, – писал о „Костяных часах“ Стивен Кинг. – Один из лучших романов года, ничуть не уступающий долгожданному „Щеглу“ Донны Тартт по литературной глубине». «Триумфальное, ошеломительное, головокружительное путешествие по всему миру, – вторила ему в своей рецензии маститая Урсула Ле Гуин. – Пугающие темные глубины „Костяных часов“ дерзко скрыты за остроумными фокусами и словесными кружевами, которые сплетает неподражаемый рассказчик Дэвид Митчелл». Итак, познакомьтесь с главной героиней: «Холли Сайкс, простая английская девушка, ничем не уступает Холдену Колфилду» . Однажды жарким летним днем она сбегает из дому: своенравный подросток, бунтарка с разбитым сердцем, невольная пешка в тайном глобальном конфликте. Когда-то она слышала голоса «радиолюдей» – теперь же тайна одного потерянного уик-энда аукнется в различные ключевые моменты ее жизни. И год за годом она ломает голову, что же имел в виду семилетний братишка Джеко, вручив ей картонку с «инфернальным лабиринтом» и велев заучить его наизусть: «Когда идешь по этому лабиринту, Мрак неотступно следует за тобой…» «„Костяные часы“ – превосходная работа мастера, которую с удовольствием можно читать и как литературную загадку, и как необыкновенную историю жизни обычной женщины на протяжении шести бурных десятилетий» .

---

Заведующий миролюбиво сказал: «Пройдемте, милочка» – и попытался взять ее за плечо.

Стелла гневно отшвырнула его руку и заорала уже в полную силу: «Не распускайте свои грязные лапы! И вообще, с какой стати вы решили, что мы с сестрой имеем какое-то отношение к этой… магазинной воровке? – Она зыркнула в сторону Аманды Кидд, которая уже рыдала в голос. – Нет, вот вы мне скажите, что именно мы украли в вашей мерзкой лавчонке, где торгуют всяким барахлом? – С этими словами Стелла вытряхнула содержимое сумочки на прилавок и заявила: – Только смотрите не ошибитесь, мистер, не то в понедельник мой отец пришлет вам судебную повестку! Не заблуждайтесь на мой счет: я отлично знаю свои права». Покупатели уже с любопытством глазели на нас – и, чудо из чудес, заведующий пробормотал, что, возможно, охранник ошибся, так что мы свободны и можем идти. Стелла снова рявкнула: «Я и так знаю, что свободна и могу идти куда захочу!» – сложила вещички в сумочку, и мы выбрались на улицу.

Потом мы вернулись на дискотеку и никому не сказали, что случилось. Маме Аманды пришлось вызволять дочь из «Вулворта». Я страшно боялась, что Аманда нас заложит, но она не посмела. С тех пор она ходила в школьную столовую с другими девчонками и мы с ней больше не разговаривали. Сейчас в нашем классе она чуть ли не лучшая по успеваемости, так что, похоже, происшествие в «Вулворте» пошло ей на пользу. Но дело в том, что я, в отличие от Стеллы, ни воровать, ни врать не умею, а ей в тот день вполне удалось убедить меня, что мы ни в чем не виноваты. Представляете, какой дурой я чувствовала себя теперь, когда она и из меня сделала Аманду Кидд? Неужели Стелле вообще не нужны друзья? Или для Стеллы дружба – средство получить то, что хочется?

Слева от меня крутая насыпь четырехполосного шоссе, а справа – поле, расчищенное, судя по всему, для массовой застройки. Там всякие экскаваторы, бульдозеры, какие-то времянки и бытовки, высокие проволочные ограждения и всякие таблички типа «На территории объекта носить защитную каску»; а над табличкой «Посторонним вход воспрещен» намалевано граффити «На нашем флаге нету черного цвету» и пара свастик, на случай если кто не понял. Еще рано, 07:40. Брубек, наверное, уже катит на своем велосипеде домой, а в «Капитане Марло» ма с папой еще спят. Впереди замечаю вход в туннель под шоссе и направляюсь туда. Метрах в ста от входа вижу какого-то мальчишку, останавливаюсь. Странно… Это ведь…

Да это Джеко! Стоит и смотрит, как я иду к нему. Нет, настоящий Джеко сейчас в двадцати с лишним милях отсюда, рисует какой-нибудь лабиринт, или читает книгу о шахматах, или делает что-нибудь такое, что только он умеет; однако у этого мальчишки точно такие же встрепанные каштановые волосы, та же фигура, та же манера держаться и даже красная футболка Ливерпульского футбольного клуба точно такая же, как у Джеко. Я знаю, как выглядит мой брат, так что передо мной либо он, либо его невесть откуда взявшийся близнец. Иду не моргая, чтобы он вдруг не исчез. Метрах в пятидесяти от него машу рукой, а мальчишка, который никак не может быть моим младшим братом, машет мне в ответ. Окликаю его по имени, но он не отвечает, а поворачивается и уходит в туннель под шоссе. Не знаю, что и думать, бегу следом, почему-то боюсь, что он ушел из дома и отправился меня искать, хотя и понимаю, что это никак не может быть он, потому что откуда ему знать, где я.

Теперь я уже несусь со всех ног, в полной уверенности, что происходит нечто очень странное, но не понимая, что это значит. Туннель предназначен для пешеходов и велосипедистов, он узкий и короткий, длиной ровно в ширину четырех автомобильных полос и газона, что отделяет правую сторону шоссе от левой. На его дальнем конце, словно в квадратном окошке, виднеется поле, небо и крыши домов. Вхожу в туннель, делаю несколько шагов и внезапно замечаю, что чем ближе к центру, тем светлее, а не темнее, как должно быть, а вместо гулкого эха вокруг почти полная тишина. Уговариваю себя, мол, все это ерунда, оптический обман и все такое, но через несколько шагов соображаю, что туннель под шоссе меняется. Теперь он шире и выше и не вытянутый в длину, а четырехугольный, какой-то ромбовидный. И это место где-то… не здесь. Невероятно. И страшно. Я знаю, что не сплю, но наяву так не бывает. Останавливаюсь, потому что боюсь налететь на невидимую стену. Где я? Совершенно незнакомое помещение. У меня дневной кошмар? Неужели они возвращаются? Слева и справа шагах в десяти от меня виднеются узкие окна. Смотреть в эти окна незачем, они же под землей, в туннеле под шоссе, но в окне слева какие-то дюны, серые дюны поднимаются к высокому горному хребту, а в окне справа темно и дюны пологими волнами скатываются к морю, а море черное, черное-пречерное, точно тьма, запертая в ларце, схороненном в пещере в миле под землей. В центре этого странного помещения вдруг возникает длинный стол, и я иду слева от стола, а вдоль правой стороны стола вровень со мной идет какая-то женщина. Она молода и очень красива холодной, надменной красотой кинозвезды; у нее светлые, почти белые, волосы, мертвенно-бледная, будто костяная кожа, пунцовые, как розы, губы и сказочное бальное платье полуночной синевы…

Мисс Константен. Та самая, что сидела в кресле у моей кровати, когда мне было восемь лет. Но почему мозг именно сейчас проделывает со мной эти фокусы? Мы идем к картине на стене в остром углу ромбовидного зала; на картине какой-то тип, похожий на библейского святого, только без глаз. От меня до картины всего несколько дюймов. На лбу у этого святого чуть выше переносицы виднеется черное пятнышко. Оно растет. Превращается в кружок. Кружок превращается в глаз. И я вдруг ощущаю, что и у меня во лбу такой же «глаз», причем в том же самом месте; но теперь я уже не уверена, что я – это Холли Сайкс, хотя если я – не я, то кто же? Из пятна у меня на лбу что-то выходит и зависает перед глазами. Если смотреть прямо на него, оно исчезает, но если отвести глаза, то кажется, что передо мной парит крошечная мерцающая планета. Затем появляется еще одна, и еще, и еще. Четыре мерцающие штуковины! Во рту вкус зеленого чая. Потом вдруг словно что-то взрывается, и мисс Константен жутко воет, и ее пальцы превращаются в когти, и по ней будто хлыстом ударяет сполох какого-то невероятно яркого синего света, и сбивает ее с ног, и отбрасывает на стол. Святой старец на картине раскрывает рот, полный острых звериных клыков, и скрежещет железо, и гулко стонет камень. Вокруг мечутся призрачные силуэты, точно в театре теней, порожденном воображением безумца. На стол вспрыгивает какой-то старик в черном костюме. У него рыбьи глаза пираньи, длинные черные кудри и расквашенный нос; и весь он лучится странным ярко-синим светом, будто радиоактивный. Старик помогает мисс Константен подняться, и она указывает в мою сторону пальцем с длинным серебристым ногтем-когтем. Вспыхивает черное пламя, что-то ревет и завывает, как двигатель реактивного самолета, а я не могу ни убежать, ни сопротивляться, я даже разглядеть ничего не могу и стою неподвижно, слушая голоса, похожие на отчаянные крики и вопли, словно бы доносящиеся из здания, которое рушится прямо на его обитателей, и в этом оглушительном шуме вдруг отчетливо звучит голос: «Я буду здесь». Все трясется, а невероятно яркое, ярче солнца, сияние разгорается все сильней и сильней, и мои глазные яблоки тают в глазницах…

…и сквозь трещины сочится блеклый серый свет, и птичьи трели, и грохот грузовика на шоссе, и острая боль в ушибленной лодыжке, а я на корточках сижу на бетонном полу подземного туннеля, в нескольких ярдах от выхода. Ветерок, пахнущий автомобильными выхлопами, обдувает мне лицо, и все кончается, мой дневной кошмар, или видение, или не знаю что… И не у кого спросить: «А ты тоже это видел?» В ушах по-прежнему звучат три слова: «Я буду здесь». Ковыляю по туннелю навстречу ясному голубому утру, вся дрожу, до глубины души потрясенная жуткой необычностью случившегося, и сажусь в траву на обочине. Может быть, дневные кошмары, сны наяву – это что-то вроде рака, который то пропадает, то неожиданно возвращается, хотя ты вроде бы уже совсем выздоровел? Может быть, средство доктора Маринуса больше не действует? Может быть, вчерашние потрясения – ссора с ма, история с Винни и все остальное – привели к рецидиву? Не знаю. Никакого Джеко рядом нет; наверняка он мне просто привиделся. Отлично. Хорошо, что он дома, в безопасности, в «Капитане Марло», за двадцать миль отсюда, и мне, конечно, очень хочется его увидеть, убедиться, что с ним все в порядке, хотя я и так знаю, что с ним все в порядке и беспокоиться совершенно не о чем.

Впервые я увидела Джеко в инкубаторе реанимационной системы, потому что мой брат появился на свет раньше времени. Это тоже было в городской больнице Грейвзенда, но в другом здании, где находилось родильное отделение. После кесарева сечения ма только-только приходила в себя и выглядела какой-то необыкновенно усталой, но все-таки очень счастливой и с улыбкой велела поздороваться с Джеком, нашим новым братиком. Папа весь предыдущий день и всю ночь провел в больнице и выглядел таким помятым, небритым и немытым, словно неделю ночевал в автомобиле на парковке. Шерон, помнится, больше всего огорчилась тем, что ей придется расстаться с положением всеобщей любимицы в «Капитане Марло», да еще и из-за какого-то непонятного существа – то ли мартышки, то ли креветки, – завернутого в пеленку и утыканного разными трубочками. В родильном отделении пятнадцатилетний Брендан просто ошалел от одного вида вопящих младенцев, кормящих матерей, блевотины и какашек. Я постучала пальцем по стеклу и сказала: «Привет, Джеко, я твоя старшая сестра», и его пальчики шевельнулись, совсем чуть-чуть, будто он приветливо помахал мне в ответ. Богом клянусь, это чистая правда, хотя никто этого не заметил, зато у меня прямо сердце защемило, и я почувствовала, что готова кого угодно убить, лишь бы защитить эту кроху от любых невзгод. Я и теперь относилась к Джеко точно так же; особенно меня бесило, когда какие-нибудь мудаки называли его «странным ребенком», а то и вовсе «подменышем» или «недоноском». На свете все-таки очень много сволочей. Почему, собственно, считается нормальным, когда семилетние дети рисуют межпланетные корабли, а если ребенку нравится рисовать «инфернальные» лабиринты, то он «урод»? Кто решил, что тратить деньги на игру «Космические захватчики» можно, а если купить мальчику калькулятор с кучей всяких математических операций, то его попросту задразнят? Почему детям разрешается слушать хит-парад по «Би-би-си Радио-1», но того, кто любит слушать передачи на иностранных языках, непременно сочтут фриком? Бывает, конечно, что родители просят Джеко поменьше читать и побольше играть в футбол и другие подвижные игры и после этого он какое-то время ведет себя почти как нормальный семилетний мальчик, но все мы прекрасно понимаем, что он просто притворяется. А иногда настоящий Джеко с улыбкой смотрит на меня из глубины своих черных глаз, будто пассажир скорого поезда, проносящегося мимо, и мне всегда хочется помахать ему в ответ, даже если он сидит напротив меня за столом или мы с ним сталкиваемся на лестнице.