Данил Корецкий - Падение Ворона

• Название: Падение Ворона
• Автор: Данил Корецкий
• Жанр: Детектив
• ISBN: 978-5-17-118992-1

Родители Кости Воронова ранее судимы, сам он родился в колонии. Благодаря авторитетному отцу он пользуется поддержкой «законников» – криминальных бонз, которые накануне развала СССР продумали новую стратегию, связанную с вывозом воровского общака в одну из соседних стран и созданием там ОПГ по типу мафии, теснящей местный преступный мир и прокладывающей российскому криминалитету путь на Запад. Осуществление этого плана поручено Ворону, который справляется с поставленной задачей, но любовь к девушке, оказавшейся прокурором, заставляет его искать компромисс между разными идеологиями и разрываться между законом и бандитскими понятиями. Но возможно ли одновременно жить и в волчьей стае, и среди людей? Реальная история, положенная в основу романа, дает убедительный ответ на этот вопрос.

---

«Что это?»– отстраненно подумал Костя, напуганный до полуобморочного состояния. Он стоял на крыльце, не было сил позвать взрослых, голова кружилась, он еле держался на ногах. Словно загипнотизированный, он смотрел, как из-под озверевшей стаи вырвалась одна из давешних кошек. Окровавленная она, тяжело перебирая ногами, бросилась к дому и нырнула в подвал, ее не преследовали – вороны увлеченно доводили свою работу до конца. Когда они взлетели, на взрыхленной земле осталась вторая кошка – неестественно вытянувшаяся, застывшая, с оскаленной мордой и выклеванными глазами.

– Убили! Они ее убили! – закричал он, врываясь в дом.

– Кто убил? Кого? – всполошилась мать. И даже отец вышел из спальни, где любил подремать после обеда.

– Вороны! Они заклевали кошку…

– А-а-а-а… – Родители сразу потеряли интерес к теме. Только отец назидательно произнес:

– Я же говорил тебе: против кодлы не попрешь!

Они долго говорили про ворон:

– Ты думаешь, почему они по триста лет живут? – спросил отец. – Потому что хитрые! Ты можешь к ним вплотную подойти, и они будут сидеть спокойно. Но если у тебя ружье – то на выстрел ни за что не подпустят! Да что ружье! Палку увидят – и улетят!

Костя убедился, что это правда. Потому что когда Андрей Круглый решил отомстить воронам за голубя да и за кошку, он стал охотиться на них с отцовской двустволкой, – и безуспешно! Черные птицы могли часами кружить над их двором, не обращая на Андрея ни малейшего внимания, но стоило ему появиться с ружьем – они мгновенно исчезали. Правда, в конце концов, он их перехитрил: спрятался в сарае, проделал в крыше щель вроде бойницы и совершенно неожиданно ударил дуплетом по утратившей осторожность стае! Раздался грохот, полетели в стороны черные перья, несколько изломанных тушек рухнули на замусоренный огород, стая с испуганными криками рванулась в разные стороны, небо вмиг очистилось, только черные перья медленно кружась, планировали в воздухе…

Да, он многому научился у отца… Ворон вздохнул, отгоняя воспоминания, открыл покосившуюся деревянную калитку в жидком заборе и зашёл во двор. Навстречу, с хрипловатым лаем, бросился беспородный пес. Он был старым, подслеповатым но, несмотря на маленький рост, бесстрашно, точнее – бездумно, бросался на любого врага – подлинного или мнимого: на крупных собак, на людей, на машины… Отцовская школа – так и должен вести себя настоящий блатной!

– Волк! – крикнул Ворон. – На место!

Пёс, то ли узнав его по голосу, то ли уловив знакомый запах, перестал лаять и завилял обрубком хвоста.

Давно некрашеная дверь открылась, и из темного коридора, в галошах на босу ногу и своих любимых, затёртых до дыр, многократно штопаных штанах, светя синевой татуировок на загорелом голом торсе вышел отец с маленьким плотницким топориком в руке.

– А, это ты? – без эмоций проворчал он. Ни радости, ни удивления отец не выразил, если не считать того, что топор бросил, да так, что тот косо воткнулся в скрипучее крыльцо. Для понимающих это означало и доверие, и радость, и удивление.

– Привет, батя! Ты что, дрова рубить собрался? Или головы?

– А! – махнул жилистой рукой отец. – Привычка дурная. А может, и правильная… У меня ведь тут всегда две-три «торпеды» дежурили, может, потому и живой остался. Как там мой наган – цел?

– Цел.

– Его Колька Жиган на почте забрал. А сколько из него за сто лет людей перекнокали? Может, царские офицеры из него на дуэлях стрелялись, потом девятьсот пятый год, потом семнадцатый, потом гражданская война, потом репрессии культа личности, потом Великая Отечественная, потом что-то еще… Может, его в расстрельной тюрьме использовали, может, еще где – народ-то валили всегда… Да и пока ко мне попал – тоже без дела не лежал, Жиган такой был пацан… Недаром его расшлепали…

– Чего ты про это вспомнил?

– Да то, что вещь-то нужная… Сейчас я бы ружьишко завел или еще лучше – обрез… Только биография не позволяет – на фер мне лишние проблемы?

Они обменялись рукопожатиями. Ладонь у отца была твердой и сильной, а кулак получался, как молот, отсюда и погоняло: в молодости, по первой ходке, отец насмерть замолотил какого-то беспредела. И Константин не верил, что у него сейчас нет пушки в заначке.

Отец закурил папиросу.

– Где ты «Беломор» берешь, он же, вроде, не продается? – удивился Ворон. – Сейчас другое курево в моде. Вон, Шаман, час назад сигарой баловался.

– Продается Костян, все продается. Только новую привычку не купишь. А Шаман кто такой? Обычный понторез. В былые времена шнырём бы бегал. В лучшем случае. А может, под шконкой бы ныкался.

Он выпустил ядовитое вонючее облако, даже на вид, напоминающее отравляющий газ Первой мировой войны.

– Поменьше бы ты курил, батя! Загнёшься же раньше времени!

– Раньше времени не бывает. Все в свое время уходят: каждому свой срок отмерян…

Из дома вышла мать, вытирая на ходу руки о передник.

– Правильно, сынок, хоть ты ему скажи! По две пачки в день выкуривает…

– Привет, мам! – Ворон поцеловал её в щёку, будто клюнул.

Отец поморщился.

– Ну, началось! Будете меня в два смычка воспитывать? Давай, мать, накрывай на стол, нам потолковать надо!

– Сейчас накрою! – засуетилась мать. – У меня борщ готов. Где обедать будете: во дворе или в доме?

– Как скажешь, Костян? – спросил отец. – В тебя стрелять не будут?

Ворон пожал плечами.

– Не должны. Хотя скоро, может, и начнут.

– А в меня уже перестали, – ухмыльнулся отец. – Давай, мать, во дворе накрывай!

Они сели за рассохшийся стол под навесом, мать поставила на выцветшую клеенку, кастрюлю, тарелки, хлеб.

– Водки хочешь? – спросил отец. – У меня осталось полбутылки.

– Давай по рюмке за встречу.

Мать тут же принесла водку, они выпили. Ворон с жадностью набросился на материнский борщ. Как будто вернулся в детство. Отец ел медленно, степенно. Ворон исподволь рассматривал его. Отцу был пятьдесят один год, но изборожденное морщинами лицо делало его старше. Татуированные эполеты на плечах, глаза под ключицами, звезды вокруг сосков, храм с четырьмя куполами на груди, перстни на пальцах… «Регалки» пугали неосведомленных людей, а осведомленным рассказывали тюремную биографию Молота и демонстрировали его высокое положение в уголовном мире.

– Чё смотришь, как опер? – спросил отец. – Словесный портрет составляешь?

– Соскучился. – Ворон отвел взгляд и стал смотреть на Дон.

По реке плыли прогулочные теплоходики, солидно прошел длинный танкер, маленький буксир натужно толкал тяжело груженную баржу.

– Ну, давай, рассказывай, как там у тебя дела? – спросил наконец отец, отодвинув пустую тарелку.

– Да вроде, обустраиваюсь понемногу. Лисица с нужными людьми свел, на границе канал наладил, рынок под себя взяли, бабло пошло. Расширяться надо, но там конкуренты объявились, уже дрались с ними, но этим не кончится. Да и тут неспокойно…

– А тут чего? – перебил отец, до сих пор внимательно слушающий.

– Даги работать мешают, требуют долю в бизнесе…

– А как прознали? – Отец свел брови, и его голубые глаза приобрели блеск скального льда.

Ворон пожал плечами.

– Может, точно не знают. Но вынюхивают… И Шаман сегодня со мной базарил. Говорил, что воровское время прошло, теперь деловики верх берут. Тебя в пример привел… Говорит – раньше всех в кулаке держал, а теперь отошел, все в прошлом…

Молот ударил кулаком по столу, так, что подскочили и звякнули тарелки.

– Какую дурь несет! Я ни прошляком, ни отошедшим никогда не был! До сих пор исправно долю малую в общак ношу, на всех сходках бываю! Крест со мной советуется, на разборы приглашают, мое слово решает споры серьезные. Правда, шапку я не надел[6], но мог, право имел. Только ради матери отказался. Она из-за меня натерпелась: три года отволокла за соучастие, и ты за забором родился… А какое соучастие – я у нее барахло паленое оставил, а она меня не выдала. В ногах валялась, чтобы я завязал! Вот и послушал ее. Потому, что если бы надел корону, то не только меня бы прессовать стали – и ее, и тебя… Ну, ты ладно, ты пацан, сам за себя отвечаешь, а с нее хватит! Хотя… Если раз в говно вступил, за тобой долго след тянется, а вонь может вообще не отмыться…

– Успокойся, батя! Хочешь, еще выпьем?

– Хватит! Я свое отпил. А насчет меня люди знают! Как мы с Питом в семьдесят пятом череповецкую зону из красной в черную перекрасили! Кому надо, те понимают, что это значит!

– Спокойно, батя! – Ворон все же наполнил рюмки. – Давай за мать!

– Давай! Она духом крепче твоего Шамана! Без меня тебя растила, на мясокомбинате в убойном цехе работала, да еще рисковала, мясо на продажу выносила…

Они чокнулись и выпили.

– Ну, а что по теме скажешь? – спросил Ворон, когда отец успокоился.

– Скажу, что Пит Лисица вор авторитетный, он по союзному уровню проходит! И тему он замутил новую, она через два-три года выстрелит, как из пушки! Поэтому тебе там укрепляться надо, ты первый, кто по этой теме работает. Чем больше застолбишь за собой – тем лучше! Потому, что потом туда всякая шушера косяками потянется, и надо, чтоб ты им всем не по зубам был! А тут мы все отрегулируем! И Шамана на место поставим…