Рене Карлино - Милая

• Название: Милая
• Автор: Рене Карлино
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-107072-4

Миа Келли – талантливая пианистка и выпускница престижного университета с бизнес-степенью. Она разрывается между двумя этими мирами, но когда ее отец неожиданно умирает, ей приходится выбрать третий путь – взять на себе заботу о его кафе, где традиционно собираются музыканты и художники. Мие кажется, что ее мечты о захватывающей, яркой жизни никогда не сбудутся. Но тут она знакомится с Уиллом, харизматичным гитаристом, который становится ее другом и соседом по комнате. Может, теперь ей стоит побороться за мечту?

---

Для двадцатипятилетней девушки я, надо сказать, была немного помешана на самоконтроле. В общем-то я свыклась с этой гранью собственной личности. Я думала, что стану независимой женщиной, которая держит ситуацию под контролем и принимает решения, руководствуясь умом, а не сердцем. Мне казалось, сделать правильный выбор было равносильно тому, чтобы обеспечить себе успех. Разумеется, я не знала о том, что мое определение успеха изменится таким радикальным образом.

Я пробежалась глазами по монитору, выискивая рейс № 25, направляющийся из Детройта в Нью-Йорк, с посадкой в аэропорту имени Джона Фицджеральда Кеннеди. Я проклинала себя за то, что не смогла запомнить выход, который мне назвал служащий. Все из-за моей небрежности. Ладно, 35В. Я живо прошла мимо Лорен и ее двоих малышей, которых она отлавливала в магазине дьюти-фри. Должно быть, полеты выматывают ее. На секунду я понадеялась, что мы не полетим одним и тем же рейсом, а потом тотчас же почувствовала себя виноватой за подобную мысль. Я решила, что мне следует предложить ей помощь, если она в конце концов полетит моим рейсом и будет сидеть где-то поблизости; впрочем, я лучше поспала бы.

Я люблю летать, для меня это бегство. Ты как будто в пустоте, как будто сдаешься судьбе. Мне всегда было трудно понять, что такое судьба, но при необходимости я доверялась ей, например в самолете или в подземке. Во время полета я позволяю себе верить в судьбу просто оттого, что слишком утомительно беспокоиться о том, подливал ли пилот себе виски в кофе или нет. Это очень напоминает мое отношение к религии, очень напоминает мое отношение к вере в Бога.

Мне нужно было, чтобы пару часов меня никто не тревожил, и я надеялась на это. Я пообещала себе, что не стану ни о чем думать. Не стану беспокоиться о том, что мне делать с папиной квартирой, его вещами, кафе и кучей всего, чем владел мой отец в Нью-Йорке. Я просто приеду туда и продолжу жить его жизнью до тех пор, пока не решу, что делать со своей собственной.

Когда месяц назад мой отец внезапно скончался от сердечного приступа, я была опустошена. Хотя я выросла в Анн-Арборе и меня воспитывали главным образом моя мама Лиз и отчим Дэвид, которого я называла папой, я по-прежнему была очень близка со своим биологическим отцом, Аланом Келли. Я проводила лето в Нью-Йорке, помогая ему в кафе, болтаясь среди обитателей Ист-Виллидж, в ту пору еще казавшихся эксцентричными. Мой отец был единственным ребенком в семье ирландских иммигрантов. Его родители отдали ему все до копейки для того, чтобы он открыл кафе «Радуйся» в Ист-Виллидж в 1977 году. В 82-м оно было переименовано в «Кафе Келли», а потом, в 89-м, его наконец стали называть просто «У Келли». В 70-х годах оно стало любимым местом сборищ для всех трубадуров и трубадурш. Оно было и остается тем местом, где в атмосфере ощущаются свобода и творчество, которые практически сочились из пор моего отца. Я испытала бы горькую радость, вернувшись туда.

Я вовремя подошла к своему выходу. Лорен нигде видно не было. С облегчением вздохнув, я быстро огляделась вокруг, выискивая усталого и необщительного пассажира, чтобы сесть с ним рядом. Я прошла на посадку и быстро нашла свое место. Запихнув сумку в багажное отделение наверху, я уселась и начала свой предполетный ритуал: надела ужасно пушистые носки, засунула в уши наушники, поставила на iPod Дэмиена Райса[1] и пристроила подушку возле шеи. Я была готова. Когда последние пассажиры поднимались на борт, место у окна оказалось свободным. Искривив губы в насмешливой ухмылке, я преждевременно благодарила вселенную за то, что оно осталось пустым, пока, подняв глаза, не увидела направлявшегося ко мне парня. Должна признаться, он был великолепен, но, как только я увидела футляр гитары, у меня скрутило живот.

О, нет, прошу тебя, судьба, не позволяй этому амбициозному, тщеславному, вероятно, вонючему музыканту сесть рядом со мной.

Подойдя ко мне, он выпалил: «Привет!» Помолчав, он посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

– Не хочешь занять место у окна? Если да, оно в твоем полном распоряжении.

– Что? Уф, нет, спасибо. Какого дьявола этот парень так ведет себя?

– Я ужасно боюсь летать самолетом, – нерешительно пробормотал он. – Прошу тебя, мне необходимо сидеть с краю, прости, ты не против? Кстати, меня зовут Уилл.

Пересаживаясь на место у окна, я пробормотала:

– Да, отлично, можешь сесть здесь. Я – Миа. – Я вяло помахала рукой, намеренно избегая рукопожатия.

Не поймите меня превратно, я люблю музыку, я живу ради нее. Я получила классическое музыкальное образование, играю на фортепиано и могу сама освоить почти любой инструмент. Когда я жила в Анн-Арборе, казалось, что каждый ребенок играл на пианино или на чертовой виолончели, но я искренне люблю музыку, за что спасибо отцу. Когда я проводила лето в Нью-Йорке, он знакомил меня с миром музыки – рок-н-роллом, блюзом, джазом, с чем угодно, а потом я возвращалась домой и на протяжении всей зимы разучивала Опус 23 Рахманинова. Игра на фортепиано по законам, которым меня учили, в сочетании с раскрепощенной методикой, поощряемой моим отцом в летние месяцы, всегда приводила к тому, что в моем стиле смешивались порядок и бунт. Я старалась смириться с такой путаницей, но порой она заканчивалась конфликтом.

Я думаю, мою мать привлекла любовь моего отца к музыке, его свободный дух и манеры битника, хотя она никогда не призналась бы в этом. То, что случилось между ними, она называла сумасбродством наивной девятнадцатилетней девушки. Это случилось летом 1982 года, она отдыхала вместе с родителями на полуострове Кейп-Код, когда с парой подруг решила на один день съездить в Нью-Йорк. Один день обернулся пятью, и мама вернулась на Кейп-Код беременной. Отец с самого начала признал этот факт, но бабушка с дедушкой не позволили своей юной незамужней и беременной дочери переехать в Нью-Йорк. Когда я подросла, то стала задумываться о том, почему отец не последовал за мамой в Анн-Арбор. Я знала, что он хотел взять на себя ответственность за меня, и знала, что он заботился о моей матери, но думаю, он вообще не принадлежал к числу однолюбов. Его образ жизни был слишком далек от всего, что напоминало традиционный семейный уклад.

После того как я появилась на свет, мы жили вместе с бабушкой и дедушкой, пока мама училась в Массачусетском университете, в конечном счете получив диплом юриста. Именно тогда она познакомилась с Дэвидом, и с тех пор они стали неразлучны, они даже проходили стажировку в одной и той же фирме. Я думаю, мой отчим внушил моей маме то чувство стабильности, которой ей не смог бы обеспечить или не обеспечил бы мой отец. Поэтому я восхищалась Дэвидом. Он относился ко мне, как к своему собственному ребенку, и, хотя я иногда не соглашалась с ним, особенно в подростковом возрасте, я всегда ощущала, что он любит меня.

Сначала папа время от времени приезжал навестить меня в выходные дни, пока я не подросла и не стала летом ездить в Нью-Йорк. Они с Дэвидом испытывали друг к другу огромное уважение, несмотря на то что трудно было найти двух более непохожих друг на друга мужчин. Их объединяла безоговорочная любовь к моей матери и ко мне. После того как отец узнал, что я называю Дэвида «папа», он просто сказал: «Он – твой папа так же, как и я, но, чтобы все было по справедливости, почему бы тебе не называть меня отцом?» Так я и сделала.

Компания псевдоинтеллектуальных друзей моей мамы обоего пола относилась бы ко мне, как к плоду крайне опрометчивого поступка, если бы я не была музыкально одаренной, не произнесла прощальной речи от лица своих одноклассников по окончании средней школы, а теперь не получила диплом «Лиги плюща». Тот факт, что, учась в Брауновском университете, я выбрала в качестве специализации бизнес, удивил всех, но, если говорить о музыке, то я стремилась к более живому опыту. Мне не хотелось ни одной лишней минуты тратить, с трудом преодолевая фуги Баха под гипнотизирующий меня метроном. Мне хотелось получить диплом, который бы мне пригодился, и хотелось, чтобы музыка стала моим хобби. Я все еще раздумывала о том, как лучше применить свой диплом…

Я уже опустила шторку на иллюминаторе, мои глаза и мысли отключились от окружающего мира, когда я почувствовала удар своей собственной сумкой, которую отшвырнуло на сиденье рядом со мной. Я быстро открыла глаза и посмотрела вверх на Уилла, который с яростью снова запихивал все в багажное отделение.

– Прости, детка, мне пришлось освободить место для своей подружки, – сказал он, хватая гитару и поднимая ее наверх.

При мысли о том, что он относится к своей гитаре как к живому человеку, я закатила глаза. Взяв мою сумку, он засунул ее в багажное отделение и рухнул в кресло. Я бросила на него слегка обиженный взгляд. – Почему ты не попросил места у прохода? – спросила я.

– Ну, видишь ли, милая, я люблю сидеть через ряд от аварийного выхода. Я перепрыгиваю через это кресло, выпрыгиваю в люк и через долю секунды соскальзываю по надувному трапу, – ответил он с самодовольной улыбкой.