Кира Измайлова - Старое платье королевы

• Название: Старое платье королевы
• Автор: Кира Измайлова
• Жанр: Любовное фэнтези
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-109189-7

Эвина Увдир – сирота с рождения. Она не знает, кем был ее отец: мать уверяла окружающих, будто офицером, но как проверишь? Она любит помечтать, но не в ущерб учебе: в пансионе ее держат только по милости пожилой директрисы, учившей еще мать Эвы. А еще Эва понимает: до выпуска осталось всего ничего и вскоре ей придется самой зарабатывать себе на хлеб. Хорошо, если директриса составит протекцию и устроит к знакомым или даже оставит в пансионе, а если нет?.. Но чудеса все-таки случаются, и Эва не может поверить своим ушам: ее отыскал отец и прислал своего поверенного! И ехать нужно немедленно: отец при смерти – старые раны вот-вот сведут его в могилу, а он мечтает увидеть дочь перед смертью. И почему же Эве чудится подвох в этой истории, так похожей на любимые ею и настрого запрещенные в пансионе романы? Быть может, чудо окажется вовсе не добрым?..

---

Он молча кивнул.

– Госпожа Ивде была, кроме всего прочего, крайне великодушной женщиной и не считала, что дочь должна отвечать за проступки матери, – продолжила госпожа Увве. – Она поведала обо всем этом только мне, своей преемнице. И то, о чем я сейчас говорю вам, господин…

– Я ведь дал клятву молчания, – перебил он и наконец-то посмотрел на меня в упор. Взгляд его был словно крапивный ожог.

– Хорошо. Девочка выросла в пансионе – госпоже Ивде всегда удавалось собирать достаточно пожертвований на сирот, – и осталась здесь учить малюток, – устало продолжила госпожа Увве. – Она была очень умна, хорошо находила общий язык с детьми, и я думала: быть может, с годами она заменит меня, как я – свою предшественницу? Но увы…

– Она пошла по стопам матери?

– Да, – обронила директриса. – Когда все вскрылось, было слишком поздно предпринимать какие-либо меры, если вы понимаете, о чем я. Бедная Илле скончалась вскоре после родов, но имени отца своего ребенка не назвала даже на смертном одре.

– А девочку, по устоявшейся традиции, оставили в пансионе? – усмехнулся толстячок.

Что-то в нем было не так, что-то казалось мне неправильным… Он словно бы натянул чужую маску, вот что. И маска эта была ему не по размеру… Право, не знаю, как лучше сказать.

– Да.

– И свидетельство о рождении у нее поддельное?

– Разумеется. – Морщинистая шея госпожи Увве дернулась. – Она родилась в год войны, совсем как ее мать. Много молодых людей… м-м-м… вступали в отношения перед тем, как отправиться на фронт, и Эва стала плодом подобной связи. Ее отец даже зарегистрировал брак с Илле, как она уверяла, а затем пришло известие о его гибели. Увы, мы не нашли в бумагах Илле свидетельства о браке, в книгах брачных записей нашего городка тоже ничего нет… Пришлось…

– И не страшно вам было ввязываться в подобное?

– Это дело рук госпожи Ивде, ныне покойной. Она любила Илле, как родную дочь, поэтому… Неужели родители допустили бы, чтобы их девочки находились рядом с незаконнорожденной?

– Но вы обо всем этом знали, не сомневаюсь, – негромко произнес толстячок, встал и сделал несколько шагов по кабинету. – Раз уж были преемницей, причем как раз такого возраста, в котором могли заниматься подобными поручениями. Не старушка же собственной персоной искала определенного рода умельцев?

Теперь несоответствие его внешности и движений сделалось особенно заметным. Наш учитель математики тоже невысокий и очень полный, но он ведет себя совершенно иначе. Порой видно, что он озабочен тем, как бы не опрокинуть стул, не застрять между слишком тесно составленными ученическими столами, когда прохаживается по классу во время самостоятельной работы и подходит заглянуть в чью-нибудь тетрадь… Этот странный господин не замечал препятствий. Удивительно: я была уверена, что он никак не протиснется между креслом и столиком к подоконнику, но ему это удалось, и он даже ничего не уронил!

А еще учителя мучает одышка, ему всегда жарко, и он носит с собой по меньшей мере дюжину носовых платков: любое физическое усилие – даже подъем на один лестничный пролет – заставляет его обильно потеть, и выглядит это не особенно приятно. Несомненно, наш бедный господин Агсон сознает, что предстает в глазах воспитанниц далеко не образцом мужественности, смущается, а от этого все становится только хуже… Впрочем, я отвлеклась, а ведь лишь хотела сказать, что незнакомец был свеж, как ландыш поутру.

– Если вам обеим так нравилась Илле и впоследствии Эва, если вы не желали отдавать их в сиротский приют, отчего же не взяли их на воспитание, не дали свою фамилию?

– Но мы…

– Увдир? – усмехнулся он. – Дочь Увве? А ее мать, наверно, звали Илле Ивдир? Вы с наставницей полагали, никто не помнит древних языков, а если изучал их в юности, то давно позабыл и ни о чем не догадается?

– Вы правы, – директриса натянуто улыбнулась.

– Это, конечно, красивый жест, но дать имя способен любой бедняк. А госпожа Ивде была бездетна, если не ошибаюсь, как и вы? Что же помешало вам взять на себя настоящую заботу о сиротках? – негромко спросил он, повернувшись к нам спиной. – Впрочем, я догадываюсь. Так не вышло бы использовать деньги попечителей, которые щедрой рукой отсыпали на содержание бедных девочек. Пришлось бы содержать малюток за свой счет, а жалованье у учительницы и даже директрисы пансиона не особенно велико. Я прав?

На щеках госпожи Увве, желтоватых и морщинистых, вспыхнули неровные красные пятна.

– Спишем это на то, что вы радели о благе не только этих бедняжек, но и пансиона в целом, – сдержанно улыбнулся толстячок. Я видела его отражение в оконном стекле – эта улыбка тоже принадлежала человеку под маской, которая не слишком-то хорошо слушалась хозяина. – В любом случае в мои обязанности никак не входит карать вас за подобные прегрешения, госпожа Увве, равно как и сообщать о них в соответствующие инстанции. Главное, девушка отыскалась живой и невредимой.

– Почему вы так уверены, что Эва – та самая? – выговорила директриса.

– Вы полагаете, ваш пансион первый, в который я наведался? В этом благодатном краю таких заведений, включая, к слову, и сиротские приюты, пруд пруди, а мой господин в молодости был… гхм… любвеобилен.

– И тем не менее? – Госпожа Увве взяла себя в руки, румянец на ее щеках поблек, а глаза заблестели. – Вы говорили о внешнем сходстве, о том, как описывал ваш господин покойную Илле, но Эва не слишком-то походит на мать, и я об этом упоминала. Тем не менее вы уверенно говорите, будто Эва – именно та, которая вам нужна. Да ведь в пансионе найдется не меньше двух десятков девушек схожей наружности!

– Вы полагаете, я собираю девиц со всей округи, чтобы отвезти к моему нанимателю и предъявить их ему – пускай выбирает подходящую? – сощурился толстячок. И снова из-за собравшейся складками личины выглянул кто-то другой, опасный, недобрый. – Разумеется, я езжу по этому поручению не с пустыми руками! Вот, взгляните сами…

Он вынул из внутреннего кармана небольшую подвеску: красно-бурый кулон вертелся на цепочке и выглядел обычной галькой, которой усыпаны дорожки в ботаническом саду.

– Этот амулет зачарован на кровь хозяина, – сказал толстячок, – и он реагирует на близкое присутствие родственников. Если же девушка позволит уколоть ей палец, то мы убедимся наверняка…

– Эва, – кивнула мне директриса, и я покорно протянула руку, хотя это было все равно что сунуть ее в пасть огнедышащему дракону.

Ничего страшного со мной, впрочем, не произошло, я даже не почувствовала укола, а вот амулет вдруг вспыхнул и сделался похож на большой рубин. Сияние, правда, вскоре угасло, но в глубине камня еще мерцала алая искорка.

– Вот видите, – сказал толстячок. Он улыбался, но глаза на его лице жили собственной жизнью, и были они очень усталыми, злыми и недобрыми. – Что и требовалось доказать. Могу поздравить вас, девушка.

– Благодарю, господин. – Я на всякий случай снова присела в реверансе, а потом взглянула на директрису. Она казалась растерянной.

– Я хотел бы забрать Эву немедленно, – произнес он.

– Но… К чему такая спешка? – вскинулась директриса. – Учебный год едва начался, так, может, девочке лучше…

– Теперь не вам решать, что лучше для нее, – негромко сказал толстячок. – Отец желает видеть дочь немедленно. Он умирает – последствия ранения, видите ли, – и у него мало времени.

Директриса ахнула и прижала пальцы к губам, а я застыла, словно изваяние.

Это… это прозвучало, будто в романе, которые тайком приносят из внешнего мира «домашние девочки» и дают почитать остальным. Не даром, конечно же: я расплачиваюсь решенными задачками, рисую карты и пишу сочинения, да еще стараюсь сделать это так, чтобы никто не заподозрил подвоха. Увы, иначе мне никак не добыть книги, не разрешенные в пансионе, а запрещено здесь почти все. Если бы не попустительство директрисы, дозволившей мне рыться в ее собственной библиотечке, я бы не только о любви, а даже и о путешествиях, приключениях и научных открытиях ничего не прочла!

– Не рекомендую возражать, госпожа Увве, – добавил толстячок. – Вы знаете, что полагается за подделку документов, не можете не знать. Не думаю, впрочем, будто вас напугает штраф и тем паче условное наказание – другого вам за давностью лет не назначат. Но лишь представьте себе, с каким позором вас отстранят от занимаемой должности, какие реки грязи изольются на вас и на покойную госпожу Ивде…

– Я… понимаю, господин, – выговорила она после долгой паузы.

Теперь на ее лице не было красных пятен, оно казалось восковым. Госпожа Увве за мгновение словно состарилась на годы.

– Надеюсь, девушка тоже осознает, какая небывалая удача ей выпала?

– Эвина? – Директриса поманила меня к себе, и я подошла.

Она никогда не была ласковой, это горничные и кухарки возились со мной, забавляли, наряжали… Госпожа Увве учила меня иному. Порой мне доставались удары линейкой по пальцам, иногда – розги, а когда я стала постарше, она могла наказать и своей неразлучной тростью. Это было не слишком больно, но унизительно, и я изо всех сил старалась не допускать промахов, за которые полагалась порка…