Лоуренс Сутин - Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения

• Название: Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения
• Автор: Лоуренс Сутин
• Жанр: Биографии
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-103891-5

Филип К. Дик написал 45 романов и более 120 рассказов. По его произведениям сняты десятки экранизаций для кино и ТВ. Он признан во всем мире как один из величайших и влиятельных романистов нашего времени. «Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения» Лоуренса Сутина одобрены семьей Дика как его официальная биография, которая освещает жизнь человека, разорвавшего узы жанра научной фантастики и глубоко повлиявшего на таких писателей, как Пинчон, Делилло, Дэвид Фостер Уоллес и Джонатан Летем. Захватывающая, красиво написанная и глубоко откровенная, книга является обязательным чтением как для поклонников Дика, так и для всех любителей современной литературы и кино.

---

Скорее всего, на выбор времени для возвращения Дороти повлияло переселение Эдгара на юг, в Пасадену, где ему в меньшей степени угрожал арест. Но Филип очень радовался тому, что может, хоть и время от времени, навещать отца впервые за четыре года. Дороти чрезвычайно не нравились эти поездки, поскольку она все еще боялась, что отец заберет мальчика себе. Отец и сын вместе посетили в 1938 году Всемирную ярмарку в Сан-Франциско – Фил пошел на научную выставку, по совету Дороти, в то время как Эдгар смотрел представление стриптизерши Салли Рэнд. Также был организован день рыбалки на реках Сан-Хоакин и Сакраменто, во время которого Эдгар научил его чистить рыбу. Несмотря на радость, которую испытывал Фил во время этих загородных прогулок, Эдгар подчеркивал, что «ты мог увидеть огромные перемены… она [Дороти] из тех, кто правит железной рукой». Фил был «живым» ребенком, и Эдгар на этом настаивал, но «я хочу употребить верное слово… но казалось, что этой живости в нем нет, нету радости жизни. Он был очень заторможенным, я думаю… Я скажу то слово, которое хотел бы употребить. Он вызывал у меня такое чувство, что он был замкнутым… что он никак не мог вырваться».

Даже при угрожающем для нее присутствии Эдгара на юге, для Дороти, должно быть, Беркли представлялся чем-то вроде рая после жизни в социально консервативной столице. Будучи привилегированным, Беркли в конце тридцатых и в сороковые годы еще не был «Берсеркли»[41] шестидесятых и позднее. Он продолжал оставаться маленьким городком, но там был чрезвычайно большой процент свободомыслящих академических ученых и представителей богемы, которые процветали в районе Калифорнийского университета. Феминизм и пацифизм Дороти вполне вписывался в эту атмосферу. Отщепенцы, «заблудшие овечки» из респектабельных семей восточного побережья вели артистический образ жизни – поскольку деньгами их обеспечивали богатые родители – примерно в том же духе, что и их «собратья» в Париже двадцатых годов. Трамвай ходил вверх и вниз по Телеграф-авеню, вдоль которой находились элегантные маленькие магазины и рестораны, которые угождали космополитическим вкусам университетской интеллигенции.

Но там было также и основное население, представляющее собой рабочий класс, у которого не было ничего общего с жизнью кампуса. Ниже к бухте, по соседству с Сан-Пабло-авеню, были салоны подержанных автомобилей, кафе с сальной посудой, ремонтные мастерские и бары, где рабочие – «синие воротнички» (включая черное и японское население) и их многочисленные семейства проживали свои жизни. Именно окружение рабочего класса Беркли, а не академические круги станут определять место действия и характер персонажей в столь многих рассказах и романах Фила. Экономическое расслоение общества Беркли усиливалось благодаря топографии города: самые бедные семьи жили на равнинах, более благополучные – на холмах Беркли с их террасами, парками и ручьями. На своем собственном жаргоне юный Фил называл козлами тех богатых учеников, которые жили на холмах и могли спускаться с них на своих велосипедах по дороге в школу.

Осенью 1938 года Фил был зачислен в четвертый класс школы Хиллсайд в Беркли. Он оставался в Хиллсайде на протяжении всей весны 1939 года, закончив нижнюю ступень пятого класса, а затем в 1939/40 учебном году перешел в Оксфордскую школу – еще одну публичную школу в Беркли – уже в шестой класс. В течение года в Хиллсайде Фил, с позволения Дороти, взял себе имя Джим, но при переходе в Оксфорд он снова решил стать Филом. Причины этой перемены имени остаются неясными. Пэт Фланнери, его друг в начальных классах средней школы, вспоминает, что Филу очень нравилось иногда называть своих знакомых именем Джим. Возможно, Фил взял это имя, которое звучало обыкновенно для нового мальчишки в городе.

Если «Джим» искал признания, то он его добился. В Хиллсайде выставлялись оценки только «Удовлетворительно» («У») и «Неудовлетворительно» («Н»); Джим заработал все «У» плюс похвальные отзывы в табеле. Его учитель в четвертом классе отметил, что «Джим занял достойное место в нашей группе. Он очень популярен среди своих товарищей. У него прекрасно развито чувство справедливости, и они, как видно, понимают это». В пятом классе было отмечено: «Для мальчика его лет у него большие выдержка и самообладание». В шестом классе – в Оксфордской школе, – когда он снова стал Филом, он служил младшим транспортным патрульным.

Но в Хиллсайде он часто не посещал школу – к примеру, Фил пропустил почти четверть весеннего школьного семестра в 1939 году. Дороти вспоминала, что «ему было так скучно в публичной школе – с самого начала, – что он не упускал любого случая остаться дома под предлогом ловко придуманной болезни». Возможно, некоторые из этих пропусков действительно были связаны с болезнями, которые нельзя назвать «притворными». У Фила продолжались весьма сильные приступы астмы. Не будучи рьяным атлетом, он, пускай не очень активно, но все же пускался в обычные для мальчишек занятия, такие как катание на велосипеде, игру в прятки, но это скорее напрягало его, чем доставляло удовольствие. Юный Фил был застенчивым и гордым, и унизительное положение, в которое могла поставить его одышка, вынуждало его держаться в стороне от игр приятелей. К тому же он стал испытывать короткие, но тревожные приступы пароксизмальной тахикардии (внезапное сильное сердцебиение – то состояние, от которого часто страдал Эдгар) наряду с проявлениями экземы. Тахикардия сопровождала его на протяжении всей жизни. Конечно, эти физические недомогания имели свои психологические последствия. Верно и то, что Фил никогда не чувствовал себя как дома в Хиллсайде или в Оксфорде, сидя за партой. Позднее Фил будет вспоминать, что ему в шестом классе поставили диагноз: «неспособность к обучению». Был или не был поставлен такой диагноз, но он отражает самоощущение мальчика в рамках академического образования.

«Самообладание» Фила проявлялось не только в школе, но и в его отношениях с Дороти, которая относилась к нему как к маленькому мужчине в доме – человеку ответственному и заслуживающему серьезное уважение. И Филу, хотя в глубине души он тянулся к любви, нравилась эта лестная для него точка зрения, и он вел себя с таким достоинством, которое только мог выказать мальчик. Как-то Дороти решила приобрести собственность в близлежащем Конкорде. Энн Дик пишет: «Фил вспыхнул. Он заявил, что не будет жить нигде, кроме как здесь. Дороти лишилась благоприятной возможности на миллион долларов».

Под именем Джим, в девятилетнем возрасте, он попробовал продавать подписки на журналы; его письменное ходатайство точно устанавливает размеры его дохода. The Daily Dick стоил один цент и был напечатан с помощью копировальной бумаги, воспроизводя почерк и маленькие рисунки Джима. С декабря 1938 года сохранились два выпуска. Вот краткое, трогательное описание соседской собаки:

23 февраля. Фокстерьера Микки вчера забрали в загон для собак. Его поймали как бездомного. У него не было хозяина. Собачник ловил его веревкой. Была долгая борьба. В конце концов собачник поймал его. Микки плакал и плакал.

Простенько нарисованный комикс-стрип «Коп» предваряет любовь зрелого Фила к загадкам реальности/подделки и двойственной роли Властей в определении истины. Полицейский идет по следу «Луи Фальшивомонетчика» и спрашивает служащего бензоколонки, который, возможно, получил фальшивую пятидолларовую купюру. «Давай ее сюда!» – требует полицейский. «Почему? Вы считаете, что она фальшивая?» – спрашивает служащий. «Конечно! – отвечает полицейский. – А зачем бы еще она мне понадобилась?» Последняя картинка изображает служащего, который не в силах подавить едва заметную улыбку: «Чтобы ее потратить, сэр!»

В 1940 году Эдгар отправляется в Лос-Анджелес, в офис Департамента торговли, и становится регулярным участником местной радиопрограммы «Это ваше правительство». Двенадцатилетний Фил посетил Эдгара и его жену в мае; гордость за отца и страх потерять его видны в следующем письме к Дороти:

Папа считает хорошей идеей, если я останусь здесь до утра понедельника, а затем уеду на поезде. Это значит, что я пропущу один день в школе, но это не важдно[42] [sic!], поскольку я здесь так недолго… Как ты посмотришь на это? Я думаю, что это было бы хорошо: папа, возможно, поедет в Вашингтон, во Фриско или куда-нибудь еще. Может быть, я не увижу его долгое время. Именно поэтому я хочу остаться здесь. Ты как?

Папа говорит, что я догоняю его в росте. Я почти что такой же высокий, как и он!

Конечно, в то время Фил ростом был в пять футов и три дюйма, с голубыми глазами и волосами темно-песочного цвета, и ему еще было далеко до шести футов Эдгара. Но его восхищение здесь отчетливо контрастирует с другими письмами к Дороти того времени – послушные отчеты, болезненные объяснения школьных неприятностей. А страхи Фила по поводу смены работы отца подтвердились. Когда Америка вступила во Вторую мировую войну, Эдгар стал региональным бизнес-консультантом Федерального Резерва в Кливленде, а затем перевелся на такую же должность в Ричмонд, штат Вирджиния. Они больше не виделись, вплоть до конца сороковых годов, после того как Фил закончил среднюю школу. Вторая жена Фила, Клео Мини, подчеркивает, что потеря контакта с Эдгаром, а не только проблемы с Дороти и смерть Джейн, оставила на Филе глубокий след: