Артур Конан Дойл - Опасная работа

• Название: Опасная работа
• Автор: Артур Конан Дойл
• Жанр: Прочая документальная литература
• ISBN: 978-5-98797-088-1

Весной 1880 года 21-летний студент-медик Артур Конан Дойл получил неожиданное предложение – пойти в шестимесячное полярное плавание на китобойном судне, которое, по выражению великого писателя, стало «странной и восхитительной» главой его биографии. Выбор между подготовкой к очередному экзамену и полярным приключением был недолгим. Из Арктики будущий великий писатель привез блокнот с записями и собственноручно сделанные рисунки, которые и составили основу этой книги. Кроме арктических дневников в книгу вошли статьи Конан Дойля о плавании, написанные им для британского и американского журналов, и художественные произведения, в основе которых лежит полярный опыт автора, – мистическая новелла «Капитан „Полярной звезды“» и рассказ о Шерлоке Холмсе «Приключения Черного Питера». На русском языке дневники Конан Дойля публикуются впервые.

---

Джон и Дэвид Грей продали свои суда и отошли от дел в 1891 году. Но в 1880 году, когда готовилась экспедиция, до этого грустного финала было еще далеко. Конан Дойл с первого взгляда почувствовал расположение к капитану, который до знакомства с ним, по-видимому, и не предполагал, каким человеком будет его новый судовой врач. «Я быстро обнаружил, – писал Конан Дойл, – что первейшей обязанностью судового врача должно было стать дружеское общение с капитаном, которого принятые на китобойных судах правила этикета отдаляли от прочих командных чинов, сводя его общение с ними лишь к кратким деловым распоряжениям.

«Хорошие, красивые люди и притом очень крепкие». Команда «Надежды» в Кейт-Инч в Питерхеде в 1880 году (© Aberdeenshire Heritage).

Джон Грей (1830-1892), капитан «Надежды», «Превосходный малый, отличный моряк и настоящий шотландец, глубокомысленный и серьезный» (Публикуется с разрешения фонда «Конан Дойл Эстейт»).

Плаванье было бы невыносимо для меня, окажись капитан плохим человеком, но капитан „Надежды“ Джон Грей был превосходным малым, отличным моряком и настоящим шотландцем – глубокомысленным и серьезным, между нами сразу установились дружеские отношения, и дружба эта оставалась неизменной на всем протяжении нашего долгого tete-a-tete», – пишет Конан Дойл.

Хоть пребывание его в Питерхеде и было кратковременным, Конан Дойл сумел уловить, до какой степени все надежды на процветание города и его жителей зиждятся на сохранности хиреющего китобойного промысла. Статья в эдинбургском «Скотсмене» за 1902 год содержит меланхолическую реминисценцию из времен «славы почтенного ремесла китобоев»: «В городе еще оставались те, кто помнит время, когда на причалах стояло не меньше 31 промыслового судна, а торговцы богатели на том, что привозили из года в год эти суда. То была, как понимает каждый, славная пора для жителей Питерхеда. В 40-е – 50-е годы прошлого века мало кто из них не был связан тем или иным способом с промыслом – будучи либо судовладельцем, либо матросом на судне, либо рабочим или грузчиком на верфи, занятым упаковкой и транспортировкой жира, либо торговцем. С приходом весны население города массово устремлялось на пирс провожать китобоев и желать им счастливого пути на север, а к концу лета все с жадностью ждали вестей от моряков, и когда наконец испытанные штормами суда возвращались в гавань, тяжело нагруженные добычей, их встречали восторг и всеобщее ликование»[7].

Исследователи британского китобойного промысла подсчитали, что за три столетия в Арктику было направлено не менее 6000 китобойных экспедиций из тридцати двух портов. Китов били в гренландских водах – т. е. между восточным побережьем Гренландии и Норвегией до Шпицбергена, а также в Девисовом проливе к западу от Гренландии, включая Гудзон и море Баффина.

«Надежда» вела промысел в гренландских водах, сосредотачиваясь вначале в местах обитания гренландского тюленя возле острова Ян-Майен к северу от Исландии, а затем переместившись севернее – в места, где водились киты. «Основной целью охоты были такие виды, как гренландский кит, Balaena mysticetus, а также белуги, Delphinaplerus leucas, нарвалы, Monodon monoceros, северный бутылконос, Hyperoodon ampullatus, моржи, Odobenus rosmarus, и тюлени нескольких подвидов[8]. Китобои каждый год уходили в море месяцев на шесть-семь, и так с самого отрочества и до смерти, либо до оставления своего ремесла – ни одного лета не проводили они иначе, чем за Полярным кругом.

Леруик, главный город Шетландских островов. Вид с моря: «Грязный городишко с простодушными и очень гостеприимными жителями».

Стоя на шканцах «Надежды» и наблюдая в 1880 г. выход в море кораблей, Конан Дойл был захвачен этим традиционно красочным зрелищем. «Как явствует из моей дневниковой записи от 28 февраля, из Питерхеда мы отчалили в 2 часа дня «при большом стечении народа и к вящей радости всех собравшихся»[9].

«Надежда» в Леруикской гавани. «На днях мы переместились и теперь стоим поодаль от других судов рядом с «Недосягаемым». (С разрешения Шетландского музея).

Свой суровый нрав море обнаружило очень быстро. Еще не дойдя до главного порта Шетландов, Леруика, судно попало в жестокий шторм. Как вспоминал Конан Дойл в «Автобиографии», ветер был таким сильным, что когда бросали якорь, судно кренило под опасным углом. «Замешкайся мы на несколько часов, и «Надежда» потеряла бы шлюпки и боты, а в них – вся жизнь китобойного судна».

Шторм утих лишь спустя неделю. За это время Конан Дойл смог в полной мере оценить уединенность и изолированность Шетландского архипелага. «Я разговорился со стариком, спросившим у меня, что слышно нового на материке. Я ответил: „Мост через Тей рухнул“. Мост был очень старым и ветхим. „Ну а бриг-то для переправы через Тей они построили?“ – осведомился старик». Леруик Конан Дойлу не очень понравился, хотя в те одиннадцать дней, что он провел там в марте, порт предстал перед ним в наилучшем виде – бойким и кипящим жизнью, которой наполняла его ныне ушедшая эпоха расцвета шотландского китобойного промысла.

В 1923 году хроникер и историк города писал так: «Сколько людей еще помнят февральские и мартовские дни, когда гавань пестрела многочисленными китобойными судами-бригами, барками, бригантинами, в основном трехмачтовыми, пароходами и парусниками. Некоторые из них щеголяли причудливо разукрашенными, как у боевых кораблей, орудийными портами. Флаги трепещут на ветру, набережную оживляет моряцкий люд, веселящийся напропалую, но становящийся серьезным, когда приходит время наниматься на суда, которые осаждают приезжие с материка. В лавках тоже царит толчея – матросы закупают все необходимое для плаванья в Арктику»[10].

К 11 марта погода наладилась, и с отплытием «Надежды» из Леруика курсом на север Конан Дойл всерьез приступил к своим врачебным обязанностям.

«Учитывая… мои медицинские познания, глубину которых определял мой статус рядового студента третьего года обучения, можно считать удачей, что к услугам моим как медика за все время плаванья прибегали не так часто». Так шутливо Конан Дойл пытается впоследствии отогнать от себя тяжелые воспоминания о печальном случае из его врачебной практики – первой смерти пациента от тяжелого кишечного расстройства, в борьбе с которым на борту корабля юный медик оказался бессилен.

Еще до этого случая Конан Дойлу пришлось столкнуться с травмами, причиной которых стал он сам. «В студенческие годы, – вспоминал он, – излюбленным моим развлечением стали занятия боксом, ибо я пришел к выводу, что никакой другой спорт так быстро не снимает усталость от напряженных умственных занятий, помогая расслабиться, как это делает боксирование. Поэтому среди моих вещей находились две пары боксерских перчаток, потертых и выцветших. Оказалось, что и стюард не чужд бокса. Поэтому, когда я распаковал свои вещи, он, по собственной инициативе вдруг нацепив перчатки, недолго думая предложил мне сразиться»[11].

Стюард проявил себя хорошим бойцом и вскоре снискал большое расположение Конан Дойла, выделявшего его среди всей команды. «Мысленно я вижу его перед собой – голубоглазого, светлобородого, невысокого, но широкоплечего, чуть кривоногого, но очень мускулистого парня». Конан Дойл едва успел надеть перчатки, как стюард ринулся в бой. «Наш поединок был неравным, так как руки у меня были длиннее, стюард же был не очень искушен в спарринге, при этом не сомневаюсь, что в уличных драках он был противником весьма серьезным. Я держал его на расстоянии, отбивая каждую его атаку, но он все не унимался, и мне пришлось в конце концов довольно жестко послать его в нокаут».

А вскоре:

«Часом позже, сидя за книгой в кают-компании, я нечаянно подслушал разговор в смежной с этим помещением каюте помощников: «Ей-богу, Колин, врача-то мы какого отхватили – экстра-класс! До синяков меня отколошматил!» Синяки, которыми он наградил стюарда, сделали Конан Дойля в глазах матросов лучшим из докторов: «Это явилось первым (и последним) признанием моих профессиональных способностей».

Поначалу Конан Дойла удивлял рыжебородый гигант Колин. Ему казалось странным, почему капитан на должность первого помощника взял «хилого инвалида, совершенно не способного выполнять эту функцию», в то время как мощный гигант Маклин числился поваренком. Но «едва корабль покинул гавань», как все стало на свои места – Маклин приступил к обязанностям первого помощника, а «маленький увечный помощник капитана» перебрался в кухонный отсек. Оказывается, все объяснялось просто: Маклин не умел ни читать, ни писать, и потому не мог получить квалификационное удостоверение, что не мешало ему быть отличным моряком.

Не прошло и недели после отплытия из Леруика, как «Надежда» достигла льдов. «Что меня изумило, – отмечает Конан Дойл, – так это быстрота, с которой мы достигли Арктики. Я и понятия не имел, что находится она совсем рядом, буквально у нашего носа». Дата, которую он указывает – 17 марта. «Проснувшись утром, я услышал „тук-тук“ – это бились о борт льдины. Выйдя на палубу, я увидел воду, до самого горизонта покрытую льдинами. Они были не так уж велики, но располагались так густо, что по ним можно было бы передвигаться, прыгая с одной на другую. Их ослепительная белизна оттеняла синеву воды, как бы делая, по контрасту, еще ярче и ее, и небеса над нею, и вся эта совершенная синева и восхитительная свежесть арктического воздуха, хлынувшая через ноздри и заполнившая легкие – вот что навсегда запомнилось мне из этого утра».