Виктор Пелевин - Искусство легких касаний

• Название: Искусство легких касаний
• Автор: Виктор Пелевин
• Жанр: Современная русская литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-106222-4

В чем связь между монстрами с крыши Нотр-Дама, самобытным мистическим путем России и трансгендерными уборными Северной Америки? Мы всего в шаге от решения этой мучительной загадки! Детективное расследование известного российского историка и плейбоя К.П. Голгофского посвящено химерам и гаргойлям – не просто украшениям готических соборов, а феноменам совершенно особого рода. Их использовали тайные общества древности. А что, если эстафету подхватили спецслужбы? Что, если античные боги живут не только в сериалах с нашего домашнего торрента? Можно ли встретить их в реальном мире? Нужны ли нам их услуги, а им – наши? И наконец, самый насущный вопрос современности: “столыпин, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа…” В книге ответ есть, и довольно подробный. Древние мистические практики, отсылки к мифологии, странные судьбы и неповторимая манера культового автора собирать воедино несовместимые фрагменты мозаики так, чтобы даже искушенная публика ахнула от восторга, увидев картину целиком. Пелевин раз за разом удивляет аудиторию, поражая её в самое сердце неожиданными аллюзиями, точными и яркими формулировками, своеобразным, то изящным, то грубоватым, юмором и обязательным желанием вновь обращаться к творчеству писателя: невозможно с первого раза постичь все смыслы, заложенные в многогранный сюжет. И забыть послевкусие нельзя.

---

Акинфий Иванович поднял лицо и взглядом проводил летящие к небу искры.

– Искры и звезды, – сказал он. – Почти одного размера. Когда глядишь снизу, кажется, что это примерно одно и то же. А разница между ними есть, и весьма значительная… Вот так же и мы. Глядим на мир из своей суеты, и не понимаем, где в нем искры, а где звезды.

– Это вы о чем? – спросил Андрон.

– Да так, – ответил Акинфий Иванович. – Просто.

Иван не выдержал.

– Вы вчера говорили, – сказал он, – что поняли что-то важное про богов и людей.

Акинфий Иванович наморщился, словно надеялся, что его уже не потревожат этой темой.

Валентин тоже не утерпел.

– Правда, – попросил он, – расскажите. Что вы конкретно тогда поняли? Можете объяснить?

Акинфий Иванович кивнул на костер.

– Смотрите, – сказал он. – Что вы видите?

– Огонь, – ответил Андрон.

– Не огонь, а огни. Разноцветные, быстро меняющиеся язычки пламени. Если долго глядеть в огонь, начинаешь видеть его духов. Они текучие и мимолетные. Живут почти на человеческом химическом принципе, только выгорают намного быстрее. Их жизнь коротка даже по людским меркам. Сколько виден один голубенький язычок огня, столько подобный дух и существует. Костер – это их Вавилон. Пока я про них говорил, у них несколько династий сменилось. Как вы думаете, может между нами, людьми, и этими крошечными огненными духами быть какой-то контакт?

– В каком смысле?

– Можем мы друг друга о чем-то просить?

Иван пожал плечами.

– Нет, наверное.

– Вот именно, – ответил Акинфий Иванович. – Не можем, потому что просто не успеем. Но связь между нами есть. Она в том, что мы, люди, разводим костер – то есть создаем условия, чтобы мелкие духи огня появились, прожили множество крохотных жизней и исчезли. Над остальным в их судьбе мы не властны.

– Мы можем погасить костер.

– Можем. Но это не значит, что мы обретем власть над его обитателями. Это значит, что духов огня с какого-то момента просто не будет.

– А есть такие духи, для которых мы как язычки огня? – спросил Иван мечтательно.

– Есть, – ответил Акинфий Иванович. – Например, древние духи света. Они совсем другие. Они практически вечные и существуют столько, сколько свет идет от самых первых звезд. Пока он летит сквозь пустоту, они живы. Их жизнь и есть это космическое расширение. Для нас их бытие непостижимо. Разве может между нами быть союз? Можем мы чем-то друг другу помочь? Нет, конечно, хотя подобные духи формируют причины и условия, чтобы появились люди. Разводят, так сказать, костер на поляне. Но над нашей жизнью они не то что не властны – они просто не успеют ее заметить, как мы не отследим язычок огня в костре. Поэтому молиться создателям этой вселенной бесполезно. Даже солнцу наше мельтешение уже не различить. Эхнатон Египетский, который ему поклонялся, этого не понимал.

Тимофей усмехнулся.

– А кому тогда…

Акинфий Иванович поднял палец, показывая, чтобы его не перебивали.

– Но есть духи пограничные, – продолжал он, – живущие между огнем и светом. Они не свет и не огонь, а нечто среднее. Живут дольше человека, но не намного – может быть, раз в десять или сто. Вот они и становятся нашими богами, потому что… Как бы это сказать…

– Сравнительный временной масштаб нашего бытия дает возможность осмысленного взаимодействия, – отчеканил Андрон.

– Вот именно. Мы для них не микробы, а скорее тараканы и мыши. Бессмертные они только для нас – а сами для себя вполне смертны. Когда они умирают, у людей отшелушиваются религии. Так вот, Кронос, или Баал, был среди этих полувечных божеств главным долгожителем. Но не потому, что мог управлять природой времени, как думал Жорес. На такое способны только высшие боги света. Кронос мог всего лишь манипулировать временем. Прибавлять и убавлять. Отсыпать из одного мешка и досыпать в другой. Поэтому те, кто ему поклонялся, приносили ему в дар время, спрессованное в живых существах. Силу сжатой пружины, так сказать. Это и был тот строительный материал, из которого Кронос творил свои чудеса. Как бы свернутая потенция. Кронос мог потом приложить ее к любому аспекту мироздания и использовать.

– А как… – начал Тимофей.

– Я не знаю как, – перебил Акинфий Иванович. – Говорю только о том, что мне было показано. Во-первых, я увидел все вот это про богов и людей. Разъяснили мышке про котиков. А потом я понял кое-что другое, и вот это мне уже понравилось меньше. Значительно меньше.

– Что именно?

– Я увидел, кого конкретно Жорес приносит в жертву. Не ягнят каких-то на мясокомбинате, это он врал. Жертвой был я. И объяснял он мне целую ночь про Кроноса и Баала вовсе не из просветительских соображений, а потому, что жертве всегда подробно рассказывали, что происходит, почему и как. Даже младенцам, которые слов еще толком не понимали, зачитывали специальный стих про доброго бога. Такая была неукоснительная традиция и условие неэквивалентного обмена. И теперь Жорес ждал, когда Баал Двурогий станет огнем и сойдет на меня, чтобы забрать. Но я, объяснил мне бог, в качестве жертвы ему не нужен – я для него невкусный, потому что жить мне по моей судьбе осталось совсем ничего. То, что его побеспокоили ради такой жертвы, для него, бога, оскорбительно. И Жорес не в первый раз уже творит такую мерзость перед его лицом, поэтому… Тут он ко мне приблизился, и я подумал, что он меня сейчас все-таки сожжет. Но произошло нечто другое. Он надо мной как бы склонился – и прямо в меня шагнул… Вот как рыбак в лодку.

– Очень поэтично, – сказал Валентин.

– Нет, я не в поэтическом смысле. А в том, что я от этого его шага весь прямо ходуном заходил. А потом и вообще перевернулся.

– В каком смысле? С ног на голову?

– Нет, – ответил Акинфий Иванович. – Наоборот. С головы. А куда, не знаю. Не помню… Все, что я запомнил – это как мною пожар тушат.

– Это как? – спросил Тимофей.

– Ну вот буквально – как будто бы я стал огнетушителем, и из меня гасят огонь. Подносят куда-то, наклоняют и выпускают типа струю углекислоты. В точности такое ощущение. И под этой струей все трепещет и затихает. Даже приятно было. Истома появилась в теле. И усталость… Очень сильно устал, вымотался просто. Повалился на землю и решил, что все-таки принесли меня в жертву… И вырубился.

Акинфий Иванович опять надолго замолчал.

– А что дальше было? – спросил наконец Тимофей.

– А дальше… Дальше я оклемался.

– И…?

Акинфий Иванович оглядел своих слушателей с веселым отчаянием – словно решив выложить все до конца.

– Ну что, хотели знать, так слушайте, малята. Было часов одиннадцать утра. Костер почти догорел. В воздухе мясом горелым припахивало – я еще подумал, помню, что братва шашлыки жарит. Я лежал под кустом, метрах в тридцати от палатки Жореса. А Жорес… Жорес валялся мордой в костре. И уже совсем почти прогорел. До кости. Тогда-то я и понял, что за шашлычок тут пережарился… Я его оттащил за ноги, решил сперва, что он по пьяни так упал. А потом вижу – у него череп расколот. Пошел я братву будить. А как до палаток дошел, увидел, что никого уже не разбужу… Никого вообще.

– Что, – выдохнул кто-то, – они тоже…

– Тоже, – подтвердил Акинфий Иванович. – Все.

– Сгорели?

– Нет. Зарубили их. Вот, знаете, так выглядело, будто монгольская конница промчалась. Лежат на земле порубанные. Ран таких страшных я до того дня никогда не видел, даже в анатомичке. Прямо на части…

– Чем?

– Я сначала сам не понял. Стал искать. Нигде ничего не видно. А потом подхожу к тому кусту, где я в себя пришел, и вижу – топор лежит. Колун такой, но острый. Им братва полешки для костра рубила. Топорище в крови. И на руках у меня тоже кровь…

– Так это вы их?

– Не я! – вскричал Акинфий Иванович. – Не я, а бог, которого Жорес своей убогой жертвой унизил. Я ничего не запомнил даже. Бог в меня вошел и все моими руками сделал. Потревожить такую высокую сущность, чтобы предложить ей на обед московского экстрасенса, которому подыхать скоро – это, я не знаю… Оскорбление величества. Кино было французское про кулинара Вателя, смотрели?

– Знаем, – ответил Тимофей. – Закололся мужик. Не нашел хорошей рыбы для короля. Привезли с рынка какую-то дрянь, ну он и прыгнул на шпагу.

– Именно, – сказал Акинфий Иванович. – Сами подумайте. Там какой-то мимолетный Людовик Четырнадцатый без обеда остался, а тут – древний бог, которого специально разбудили, чтобы дерьмом покормить… Вот бог обидку и кинул, понять можно… В общем, стал я прикидывать, что мне теперь делать.

– В милицию позвонили?

Акинфий Иванович покачал головой.

– Тогда мобильников таких не было, чтобы в горах работали. И потом, что милиции сказать? Кучу народу топором зарубил, а как, не помню?

– Правду рассказали бы.

– Ага. Про двурогого бога Баала, кличка Сатурн, он же Кронос. Меня бы или в дурке сгноили, или чпокнули просто. Запытали бы в подвале, выясняя, в чем дело. Жорес этот серьезный человек был, наверняка много с кем дела вел – по дому видно. Не, мне с этой историей точно вылезать никуда не стоило.