Максим Шаттам - Зов пустоты

• Название: Зов пустоты
• Автор: Максим Шаттам
• Жанр: Детектив
• ISBN: 978-5-17-115015-0

Не успев оправиться от прошлого дела, лейтенант Парижского отдела жандармерии Лудивина Ванкер с головой окунается в новое расследование. На железнодорожных путях найден труп мужчины без ног и верхней части головы. Все попытки обнаружить ДНК убийцы на теле жертвы оборачиваются провалом – кто-то тщательно вымыл несчастного в хлорке, прежде чем положить его на рельсы. Расследование становится еще более запутанным, когда выясняется, что убитый несколько лет назад обратился в радикальный ислам. Странные убийства продолжаются. Некоторые из них несут на себе почерк кровожадного маньяка, другие похожи на религиозный ритуал. Кажется, у зла появилось новое обличье. На этот раз Лудивине вместе со своими соратниками, в том числе и из органов контрразведки, предстоит вступить в неравный бой с организацией, чьи методы столь же ужасающи, сколь беспощадны.

---

Джинн помнил, что в детстве, когда ему приходилось охотиться на крыс в домишке, где он жил с родителями, охота всегда сводилась к краткому, безжалостному преследованию, в конце которого животное оказывалось в тупике – в углу или под диваном. Как только человек заметил крысу и решил ее убить, ей уже не спастись. И все же однажды Джинн не сумел одолеть крыс. Близилось наводнение. Десятки грызунов проникли в гостиную в их доме. Они бегали из угла в угол, взбирались на стол, прыгали по стульям. Джинн с отцом бросались то туда, то сюда, но не смогли поймать ни одной крысы – потому что рассредоточили свои усилия, потому что животных было слишком много, потому что они не выслеживали их поодиночке, а хотели убить всех разом. В результате они не убили ни одной.

Джинну нравилась такая стратегия рассеивания.

У него оставались хорошие связи на юге. Пересечь Синайский полуостров было проще простого, Египет с каждым днем контролировал его все меньше. Преодолеть Суэцкий канал и добраться до Ливии – и вовсе задачка для школьника. Во владениях покойного Каддафи скапливались бесчисленные толпы жаждущих исхода, добравшихся сюда со всех концов страны, а также из-за ее пределов: из Нигера, Чада, Судана, Эритреи и еще более далеких краев. Каждый день набитые беженцами корабли выходили в море и брали курс на север, на надежду.

Джинн помнил о том, что крыса, оказавшаяся среди тысяч других крыс, остается практически незамеченной, а вероятность того, что ее поймают, стремится к нулю. Европейские СМИ с удовольствием распространяли изображения кораблей, везущих мириады людей на медленную смерть, однако гораздо реже печатали фотографии толп выживших, пересекающих поля Южной Италии, чтобы затем раствориться среди жителей европейских стран. На одну остановленную властями баржу приходился десяток проскользнувших сквозь слишком крупные ячейки сети. Джинн делал ставку на этот вариант. За деньги он мог нанять лучших, самых надежных проводников. Лампедуза, этот святой Грааль рядового беженца, не устраивала Джинна, Сицилия тоже: он не доверял островитянам. Нет, единственной приемлемой целью для него была твердая земля, материковая Италия.

Последняя сложность для нелегального иммигранта, наконец добравшегося до земли обетованной, состояла в том, чтобы там остаться. После первой же проверки иммигранта отправляли в центр временного задержания, где он оставался дожидаться высылки на родину.

Но Джинн все предусмотрел.

Фальшивый паспорт и виза в нем не вызовут подозрений при рядовой проверке. Денег у него достаточно для того, чтобы слиться с фоном – обзавестись машиной, поработать над внешностью, чтобы она не вызывала лишних вопросов: не снимать солнцезащитных очков, приобрести беззаботный вид. Он был почти уверен, что выкрутится, даже если его остановят полицейские. Вероятность того, что у него попросят документы на автостраде, стремилась к нулю, а в то, что кто-то решит проверить подлинность его визы, он и вовсе не верил.

Когда Джинн покинул африканскую землю и вступил на палубу небольшого суденышка под мальтийским флагом, он впервые за долгое время ощутил укол сомнения.

Он покидал землю, столь близкую к праху, из которого он появился на свет, отправлялся завоевывать страны, где был никем.

Но все должно было измениться.

Джинн сделал глубокий вдох, наполняя легкие чистым воздухом, и сомнения тут же рассеялись.

Больше за свою жизнь он ни в чем не сомневался.

10

Дождь медленно затушевывал сад за стеклянной дверью, ткал серую завесу между Лудивиной и внешним миром. Девушка непрерывно меряла шагами свою просторную гостиную. Она заварила себе чай с имбирем и расставила по всей комнате зажженные свечи, чтобы вдохнуть в нее жизнь, противопоставить хоть что-то потокам воды, обрушившимся на ее окна. Неохотно попереключала телеканалы, а затем передумала и включила музыку. Нежный голос Дайаны Кролл согрел ей душу, и Лудивина, сама не зная как, вдруг оказалась перед просторным книжным шкафом. Она рассеянно водила пальцами по корешкам книг, словно надписи на них были сделаны шрифтом Брайля. Поплотнее закутавшись в наброшенный на плечи шерстяной плед, Лудивина склонилась над полкой, где стояла ее коллекция старых комиксов про Тентена – в детстве она ими увлекалась, – и задумалась, не развлечет ли ее небольшое путешествие в прошлое, в детские годы, но тут же поняла, что ей этого совсем не хочется.

Ей было скучно. Она не могла ни на миг забыть о работе, не могла отдаться простым радостям жизни. Никаких срочных дел в рамках расследования у нее было, и потому ей пришлось смириться с тем, что воскресенье она проведет дома – вдали от работы, от своего трупа, от разгадки.

В субботу они с Сеньоном побывали у вдовы Лорана Брака в маленькой трехкомнатной квартирке, расположенной в унылом спальном районе Корбей-Эсона. Лудивина решила, что сама сообщит женщине о смерти мужа, предоставив Сеньону осматриваться в плохо убранной гостиной. Вдова много плакала, даже слишком много, и вслед за ней заплакал и ее сын, годовалый малыш, который до этого носился по комнате, преследуя темнокожего гиганта, пока тот медленно ходил от книжных полок к буфету, рассматривая редкие фотографии. Будь Сеньон хоть трижды жандармом, он все равно казался мальчику подозрительным. Сеньон предложил приглядеть за малышом и под этим предлогом исчез из гостиной, чтобы заглянуть в другие комнаты.

Немного успокоившись, жена погибшего – ее звали Малика, одежда оставляла открытыми только ее глаза и кисти рук – согласилась ответить на вопросы Лудивины. Та тут же предложила женщине позвонить родне, попросить их приехать, побыть с ней, но вдова отказалась. А жаль: работать в присутствии родственников следователю сложнее, поскольку все вокруг пытаются защитить свидетеля, но зато правду о подозреваемом уже не так легко скрыть, потому что все слушают, что говорит главный свидетель, и добавляют к его рассказу что-то свое.

Малика отвечала на вопросы очень медленно. Она подтвердила, что муж не поддерживал никаких преступных связей, что пребывание в тюрьме его изменило, что он стал ответственным отцом семейства. Они познакомились, когда он только вышел на свободу: их представил общий друг, это была любовь с первого взгляда, они сразу поженились, вскоре родился ребенок. Лоран потерял слишком много времени, потратил драгоценные годы, разрушая себя преступной деятельностью, и хотел наверстать упущенное. Малика едва сдерживала слезы в течение всего допроса, который Лудивина постаралась провести с особой деликатностью, которой требовала ситуация.

Лоран Брак работал в фирме, продававшей кондиционеры: он их устанавливал. Он нашел эту работу по знакомству, пройдя соответствующее обучение, на которое он поступил сразу после выхода из тюрьмы. Малика уверяла, что он был трудяга, уходил рано утром, никогда не жаловался на сверхурочную работу, поскольку она приносила лишние деньги – это им было на руку, ведь Малика не работала, занимаясь ребенком.

Она едва не вышла из себя, когда Лудивина спросила, встречался ли ее муж или поддерживал отношения с людьми, связанными с оборотом наркотиков. Нет, Лоран не знал даже тех, кто работал в их пригороде. Он вообще почти ни с кем не общался, понимая, что дурное окружение рано или поздно приведет его обратно в тюрьму. Он разорвал все связи с прежними друзьями, хотя те и сочли его дураком и эгоистом. Он стал хорошим, честным человеком, прекрасным мужем, прекрасным отцом, образцовым мусульманином. Отбывая свой последний срок, Лоран принял ислам. Вера дала ему твердость, которой ему не хватало, рамки, которые не сумели установить для него родители. Но прежде всего она открыла ему истинное значение его существования, истинную суть нравственности, и он уже не мог их игнорировать. Отныне он сам отвечал за свои поступки – не перед обществом, которое презирал за то, что оно никогда ничего для него не делало, но перед самим Богом: а перед Ним он обязан был быть хорошим человеком.

Лудивине непросто было проявлять ожидаемое сочувствие, не теряя при этом необходимой дистанции и успевая набирать на ноутбуке, который она держала на коленях, отчет об услышанном. Вдобавок ко всему, ей приходилось вежливо заполнять паузы в разговоре, возникавшие, когда крошечный портативный принтер выплевывал листы, которые вдова должна была подписывать.

Внимательно вслушиваясь в стенания вдовы, Лудивина размышляла, не ведет ли этот путь в тупик. Лоран Брак действительно изменился, вера – и любовь, правда в меньшей степени, – сделали его другим человеком. И все же, когда они с Сеньоном вышли из квартиры и он спросил, что она обо всем этом думает, Лудивина целых три этажа не знала, что ему ответить. Все было слишком гладко. Весь рассказ Малики – она ни разу не сбилась, все аккуратно описала, несмотря на слезы и переживания, – казался заранее подготовленным, заученным. Сеньон согласился. Квартира показалась ему фасадом, за которым явно что-то пряталось. Слишком много религиозных символов: на книжной полке – Коран, на стенах под стеклом – стихи Корана, записанные каллиграфическим письмом, а каждая подушка, каждый лоскуток окрашен в зеленый цвет Корана. Да, Лоран Брак уверовал в Аллаха, но обстановка в его квартире была слишком навязчивой. Все в его доме походило на декорации к хорошо отрепетированной пьесе, которую готовились сыграть, как только полицейские переступят порог дома.