Нуала Эллвуд - Тайны моей сестры

• Название: Тайны моей сестры
• Автор: Нуала Эллвуд
• Жанр: Триллер
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-17-119807-7

Последние пятнадцать лет Кейт работала военным корреспондентом в Сирии, где видела множество смертей и ужасных событий. Сестра Кейт, Салли, ее полная противоположность: она пьет и не придерживается особых моральных норм. Когда их мать умирает, Кейт возвращается домой, но даже в собственном доме ее преследуют кошмары. Однажды девушка видит на соседском участке, принадлежащем одинокой женщине, таинственного мальчика. Теперь ей предстоит отделить правду от лжи, разобраться в себе и понять, что скрывает ее сестра. И что, если единственный человек, которому можно верить, обманывает ее?

---

Ужасно уставшая, открываю дверь в бывшую комнату Салли. Кто-то – скорее всего, Пол – застелил кровать свежими простынями и оставил на комоде аккуратно сложенное махровое полотенце. Вот бы полежать сейчас в горячей ванне, но учитывая, что я приняла снотворное, лучше с этим повременить. А вот душ точно не помешает.

Я беру полотенце и спускаюсь в ванную. Включив свет, я вижу нечто настолько шокирующее, что по коже пробегают мурашки, – мое отражение в огромном зеркале. Вот она я: выгляжу на все свои тридцать девять, а то и старше. Одутловатое лицо бороздят морщины, на голове лохматый пучок седеющих волос. Включая воду, я делаю мысленную пометку, что как только вернусь в Лондон, надо записаться к Антону на мелирование.

Вода обжигает кожу; умывая лицо, я посмеиваюсь, что меня до сих пор беспокоит внешний вид. Что такое пара седых волос по сравнению с ужасами последних нескольких недель? Моя жизнь рухнула, а все мысли только о стрижке и укладке.

Однако затем я вспоминаю Бриджет Хеннесси, мою подругу, наставницу и одного из самых бесстрашных журналистов, которых я когда-либо встречала. Когда мы познакомились, она только-только вернулась из поездки в Косово, где пережила инсценировку смертной казни группировкой боевиков. Десять дней ее держали в заложниках с мешком на голове, а из соседней комнаты доносились выстрелы. Террористы сказали ей, что убили ее водителя и фоторепортера и она следующая. Многие сошли бы с ума от такой психологической пытки, но она выдержала и дождалась освобождения. Помню, после всего этого она сидела в редакции и спокойно печатала свою историю, стуча по клавиатуре ухоженными ноготками с идеальным маникюром. Рядом сидела я, с неопрятными волосами и обкусанными ногтями, и удивлялась, как после всего произошедшего она все еще может думать о ногтях.

– В этом вся суть, моя дорогая Кейт, – сказала она потом, когда я ее об этом спросила. – Жизнь продолжается, иначе эти ублюдки победили.

Я выхожу из душа и закутываюсь в огромное белое полотенце. Тело обволакивает теплом; закрыв глаза, представляю, что нахожусь в нашем любимом отеле в Венеции и в спальне меня ждет Крис. Идя по коридору, я ощущаю тепло его грубых ладоней, его пальцы внутри, вкус глинтвейна на губах. Но в комнате пусто и холодно, и чувство быстро улетучивается; я проскальзываю под синтетическое одеяло и закрываю глаза.

Несколько мгновений спустя я стою посреди магазина. Все вокруг в пыли: она витает в воздухе, забиваясь во все щели, словно ядовитый газ. Продвигаясь дальше, не могу ничего разглядеть из-за плотной завесы пыли. Во рту пересохло от страха, но останавливаться нельзя.

Когда-то здесь было полно покупателей, кипела жизнь. На полках красовались кипы туристических буклетов и контрабандные сигареты, а между рядами бегал мальчонка и рассказывал всем свои истории, однако сейчас здесь лишь руины и тишина.

Земля тут другая, скользкая и влажная; взглянув под ноги, я вижу, что мои ботинки все в темно-красных пятнах. Я больше не перешагиваю через булыжники, а продираюсь сквозь вязкую, липкую кровь.

Слышу щелчок камеры; вспышка освещает помещение. От неожиданности я оступаюсь и падаю прямо лицом в кровь. Подняв голову, вижу кучу камней, крошечный лучик света в океане крови; я ползу к ней, заранее зная, что меня там ждет. Я слышу, как там, внизу, бьется его сердце, и начинаю рыть. Как крот, откидываю булыжники, ногти врезаются в землю. На камнях алеют кровавые пятна, я осознаю, что расцарапала руки до крови, но не чувствую боли. Вот он – лежит на спине, глаза распахнуты, руки подняты к небу – малыш, зовущий маму.

Пытаясь не смотреть на его лицо, наклоняюсь, чтобы его поднять. Вдруг позади меня срабатывает вспышка и освещает лицо мальчика резким белым светом. Хватит, кричу я мужчине с фотоаппаратом, это нельзя фотографировать; голос эхом разлетается по разрушенному зданию, земля сотрясается. Мальчик умоляюще смотрит на меня; я пытаюсь взять его за руку, но она ускользает. Он превращается в пыль и возвращается к земле. Но в последний момент я слышу крик.

– Помоги мне!

Это последнее, что я слышу, перед тем как проснуться.

Я лежу, скрючившись, на полу, вцепившись ногтями в ковер, и хотя знаю, что все позади, что это всего лишь очередной кошмар, во рту до сих пор ощущается привкус пыли. С трудом поднявшись, замечаю, что комната залита холодным голубоватым светом. Я так устала, что даже забыла задернуть занавески.

Подхожу к окну. Небо ясное и чистое. Совсем не похоже на привычное лондонское небо, затянутое смогом. Глядя на луну и мерцающие приморские звезды, я думаю о Сирии. Там всегда темнело очень быстро. Быстро, как опускается гильотина, говорил Крис. Я сбита с толку. Словно все это – Сирия, Лондон, Крис – произошло с кем-то другим, а вся моя жизнь сомкнулась вокруг этого городка на берегу моря. Нет больше бесстрашного журналиста, осталась лишь напуганная девчонка, прячущаяся за занавеской, не в силах закрыть глаза в ожидании кошмаров.

3

Полицейский участок Херн Бэй

10 часов под арестом

– Давайте вернемся чуточку назад, – говорит доктор Шоу, – к тому моменту, когда вы приехали в Херн Бэй. – Она бросает взгляд на лежащий перед ней листок бумаги. – Давненько вы тут не были. Что вас сюда привело?

Я сижу и наблюдаю, как Шоу скрещивает и выпрямляет ноги, потягивает чай из одноразового стаканчика, вытирает рот и ставит стаканчик на пол. Тишину нарушает только мерное тиканье огромных овальных настенных часов, висящих у нее за головой; одна из нас обдумывает вопрос, другая – ждет ответа. Ответа, который ей уже известен.

Через пару месяцев мне стукнет сорок, и, сидя в этой тесной, освещенной люминесцентными лампами комнате, я вижу торт с начинкой из масляного крема, покрытый лимонной глазурью. Вижу, как мама носится по крошечной кухне, разбивая яйца в миску размером больше ее головы. Мне четыре года, я балансирую на краешке кухонного стола и не отвожу от нее глаз. «Хочу торт цвета солнца», – заявляю я. И мама исполняет мое желание: после всего, что мы с ней натерпелись, она не в силах меня огорчить. Раз мне хочется солнечный торт, она из кожи вон вылезет, но его мне достанет.

Я слышу, как Шоу покашливает, и поднимаю голову; мамино лицо растворяется в деревянной стене.

– Захотелось подышать морским воздухом, – отвечаю я.

Шоу наклоняется вперед и достает из сумки картонную папку.

– Мы пообщались с Полом Шевереллом, – начинает она, вытаскивая из папки лист бумаги. – Он ведь ваш зять?

Я киваю. У меня сдавливает грудь. Что Пол им наговорил?

– Он сказал, что вы вернулись, потому что в семье случилась беда, – говорит она, читая свои записи. – Ваша мать?

– Да.

Уставившись на стену за головой Шоу, я отчаянно пытаюсь выкинуть из головы мысли о маминой могиле, но тщетно.

– Вы с матерью были близки?

Я перевожу взгляд на Шоу и говорю себе, что чем быстрее отвечу на ее вопросы, тем быстрее отсюда выберусь. Надо притвориться, что я на работе, что сижу не в полицейской камере, а в переговорной, и мы обсуждаем кого-то другого – какую-то абстрактную маму, которая не печет торты, не называет дочку «душечкой» и не плачет над стихами Элизабет Барретт Браунинг. Надо представить, что мы говорим не о моей маме, а о какой-то другой женщине, и тогда я смогу это выдержать.

– Да, мы были близки, – отвечаю я с улыбкой. Улыбайся своим противникам. Вотрись в доверие.

– Вы часто ее навещали?

– Не так часто, как хотелось бы.

– Почему?

– Ну, из-за работы я редко остаюсь в Великобритании больше чем на пару дней, но даже когда я здесь, дел невпроворот.

Знаю, как неубедительно звучит мое объяснение, но не могу же я сказать Шоу, что у меня не хватало сил заставить себя приехать; что мне было невыносимо видеть мою любимую мамочку в доме престарелых.

– Она ведь страдала старческим слабоумием?

– Да.

Я стараюсь думать о какой-то абстрактной женщине, чьей-то гипотетической матери, но этот образ дает трещину, и я вижу, как мама склонилась над кучей разложенных на кухонном столе бумажек в попытке найти ту, на которой записан номер телефона тети. Эти бумажки заменили ей память, стали спасательным кругом, но рано или поздно она их теряла и приходила в еще большее замешательство. Дошло до того, что я прислала ей диктофон; помню, как она сидела на диване в полном недоумении, не в силах разобраться с кнопками. Она никак не могла взять в толк, что делать с этой штуковиной.

– Как долго она находилась в доме престарелых?

– Недолго, – отвечаю я. – Всего пару месяцев.

– Значит, ей быстро стало хуже.

– Да, – говорю я. – Но Пол сказал, что она не мучилась – умерла во сне.

– От сердечного приступа, так?

– По крайней мере, мне так сказали, – пожимаю я плечами. Мне хочется сменить тему.

– Ваш зять сказал, что вы не смогли приехать на похороны.