Анатолий Дроздов - Лейб-хирург

• Название: Лейб-хирург
• Автор: Анатолий Дроздов
• Жанр: Попаданцы

Анатолий Фёдорович Дроздов – известный писатель-фантаст, пишущий в разных жанрах. Представляем вторую книгу трилогии, ставшей одним из самых популярных литературных проектов автора за последние годы. Роман «Лейб-хирург» написан в лучших традициях попаданчества и альтернативной истории. Мы часто слышим версии о параллельных мирах, где развитие истории идёт по несколько другим сценариям. В один из таких миров и попадает наш современник, майор медицинской службы Игорь Иванов. Попадает, погибнув в мире нашем после подрыва на мине. Идёт мировая война, и России приходится непросто. Во второй книге герой обретает новое тело. Теперь он шляхтич Довнар-Подляский, но мастерство хирурга и честь офицера, как и прежде, при нём. Он продолжает лечить людей и спасать Отечество.

---

Бульон закончился, вкусно, но мало. Добавки я решил не просить – все равно не дадут. Лиза промокает мне губы салфеткой и перемещает поднос на тумбочку. Уходить явно не собирается.

– Спасибо, – благодарю я. – Давно не ел.

– Некоторым стоило позаботиться! – сердито говорит Лиза. – А то гонит всех из палаты, а подумать, что раненый голоден, не удосужилась.

Ясно, на кого этот наезд. Ситуация! Оказаться между ревнивицами… Хотя с Ольгой у меня, наверное, все. Не станет она связываться с мутным попаданцем. Жениться на Лизе? Она меня любит, и женой будет хорошей. Евреи умеют воспитывать дочерей, семья для них главная ценность. Неплохая мысль. Буду ухожен и досмотрен. Отцу Лизы плевать на мое попаданчество. Он предприниматель и ценит людей дела. Я хороший хирург, по местным понятиям – гениальный. Тесть купит мне клинику, буду лечить людей. Обзаведусь детьми, и на семейных праздниках буду танцевать «семь сорок». Большие пальцы в проймы жилета – и пошел. Пам, опа-опа-опа; пам, опа-опа-опа; пам, опа-опа-опа; пам-тара-пам-пам!.. Я невольно представил себе эту картину и засмеялся.

– Что с вами, Валериан Витольдович! – испугалась Лиза.

– Ничего, – успокоил я. – Просто на душе хорошо. Я жив, рана не беспокоит, меня накормили, а рядом сидит девушка неизъяснимой красоты. Отчего не радоваться?

Лиза раскраснелась.

– Я тоже рада, – говорит, придя в себя. – Хотя раньше плакала. Как узнала, что вас ранили…

Договорить она не успевает. Дверь распахивается, в палату входят двое в мундирах военных чиновников. Один из них грузен, у второго – очки с круглыми стеклышками. Знакомые лица! Загряжский Филипп Константинович, начальник госпиталя, и Николай Нилович Бурденко, главный хирург Белорусского фронта. При виде посетителей Лиза вскакивает.

– Покормили? – интересуется у нее Загряжский.

– Да! – отвечает Лиза.

– Тогда оставьте нас!

Лицо Лизы выражает недовольство, но спорить она не решается; молча забирает поднос и скрывается за дверью. Гости подходят к койке.

– Здравствуйте, Филипп Константинович и Николай Нилович!

– И вам здравствовать! – бормочет Бурденко, по-хозяйски устраиваясь на стуле. Загряжский остается стоять. Ай-ай-ай! Никто стульчик начальству не поднес. В моем мире такого бы не простили, а здесь почти генерал стоит и не выражает недовольства.

– Как чувствуете себя, Валериан Витольдович? – продолжает Бурденко.

– Хорошо.

– Голова болит?

– Ночью было. Но я справился. Вот этим.

Протягиваю руку и зажигаю над ладонью свечение.

– Все ваши фокусы, – бурчит Бурденко. Хирург-практик, он со скепсисом относится к чудесам. Я его понимаю – сам такой. Но что есть, то есть. – Посмотрим! – Бурденко достает из кармана слуховую трубку. – Нуте-с…

В следующие пять минут меня выслушивают, выстукивают и щупают. В завершение Бурденко разматывает на моей голове бинт и исследует операционный шов.

– Странно, – бормочет под нос. – Оперировал третьего дня[4], а рана почти зажила. Воспаления нет. Удивительно.

Благоразумно молчу.

– Неплохо, очень даже неплохо.

Бурденко бинтует мне голову обратно.

– Мне можно вставать? – интересуюсь.

– Что вы! – Бурденко крутит головой. – После проникающего ранения в мозг? Осколок я достал, отверстие в черепе закрыл, рана заживает, но что там внутри, неизвестно. Мозг – темное дело. Постельный режим, голубчик! Причем строгий.

– Благодарю, Николай Нилович! Спасли вы меня. Можно сказать: вырвали из лап смерти.

Звучит пафосно, но здесь этого не стесняются.

– Это мой долг, Валериан Витольдович! Что вам объяснять? Сами оперируете, – он встает и поворачивается к Загряжскому. – С вашего позволения удалюсь. Раненый попечения не требует, а у меня дела.

– Спасибо, Николай Нилович! – благодарит Загряжский.

Бурденко кивает и уходит. Выглядит он недовольно. Понимаю от чего. Главного хирурга фронта оторвали от дел ради какого-то раненого. Осмотреть меня мог и обычный врач, но я привилегированный больной. Не потому, что меня с Загряжским и Бурденко связывают добрые отношения, отнюдь. На меня положила глаз наследница престола, а это выводит недавнего зауряд-врача в число вип-персон.

Загряжский устраивается на стуле.

– Чем могу быть полезен, Валериан Витольдович? Есть просьбы, пожелания?

Дожил! Начальник госпиталя, статский советник, интересуется у начальника медсанбата и надворного советника его пожеланиями. Это если бы генерал в моем мире спрашивал о том же подполковника. Впрочем, был бы я зятем Путина… Или хотя бы кандидатом в зятья.

– Благодарю, Филипп Константинович, ничего не нужно. Если только газет. Хочу знать, чем живет Отечество.

– А вам можно? – Загряжский задумывается.

С одной стороны, просьба невинная. С другой – перед ним раненный в голову. Неизвестно, как подействует на его поврежденный мозг чтение. Профессор Преображенский в «Собачьем сердце» запрещал прикасаться к советским газетам перед обедом. Но здесь империя, а я уже поел.

– Распоряжусь, – наконец решает Загряжский. – Поправляйтесь, Валериан Витольдович!

Встает и уходит. Остаюсь один, скучаю. На душе погано, думать не хочется. Как скоро Ольге доставят документы? Штаб седьмой дивизии – у линии фронта. Если послать курьера обычным порядком, за день не управится. До этого Ольгу не увидеть, а хочется. Очень…

Открывается дверь, и в палату впархивает Лиза. В руках ее стопка газет.

– Филипп Константинович велел вам почитать! – сообщает довольно.

Ой ли? Наверняка – просто отнести, но Лиза повеление переиначила. Появилась возможность находиться подле предмета обожания и быть ему полезной. Спорить не стану. Будет у меня живая аудиокнига.

Лиза устраивается на стуле.

– Сначала вести с фронтов, – заказываю тему.

Лиза читает. На фронте затишье, даже о перестрелках не сообщают. Хорошая весть: немцы не знают о предстоящем наступлении, иначе зашевелись бы. Или я не прав? Историю Первой мировой войны знаю неважно. Помню, что с соблюдением секретности в Российской императорской армии дела обстояли плохо, а вот немцы были сильны в разведке. Не уверен, что здесь иначе, потому в записке Брусилову напирал на соблюдение секретности. Внял ли он этому? А если внял, то удалось ли секретность соблюсти? Германская шпионская сеть в Минске разгромлена, и я этому поспособствовал. Но шпионы есть и в Москве, не могут не быть. Вдруг пронюхали?

– Валериан Витольдович, вы не слушаете меня! – внезапно говорит Лиза.

– Извините, задумался.

– Может, хотите отдохнуть?

– Нет. Прочтите про международные дела.

– Вести из-за границы?

– Именно. Что там в мире? Английская принцесса замуж не вышла?

– Нет, вроде, – Лиза шуршит газетами. – Да и рано ей – восемнадцати нет. А что это вас интересует?

– Посвататься собираюсь.

Секунду Лиза изумленно смотрит на меня, а затем прыскает.

– Ох, Валериан Витольдович! – Она вытирает выступившие слезы. – Ну, вы и шутник!

– Считаете, не достоин? – держу покер фейс.

– Что вы?! – спохватывается она. – Это она вас не достойна. Какая-то английская селедка. А вы… Вы… – Она не находит слов и внезапно склоняется надо мной. Газеты летят на пол. В следующую миг меня чмокают в губы. Лиза тут же выпрямляется. Грожу ей пальцем.

– Извините, Валериан Витольдович, не сдержалась, – делано смущается Лиза, но в глазах прыгают бесенята. Охмуряет, дщерь Израильская! Вон как смотрит. И глазищи у нее – утонуть можно!

– Я, пожалуй, отдохну, Елизавета Давидовна. В сон клонит. Только вы не сидите здесь, а то мне беспокойно.

Лиза поджимает губы, но послушно встает. Достает из кармана фартука серебряный колокольчик и ставит его тумбочку. Тот успевает издать мелодичный звон.

– Если что, позвоните! Буду неподалеку.

Ушла, про газеты забыла. Свешиваюсь с койки и подбираю их с пола. Некоторое время листаю листы рыхлой бумаги. Ничего интересного. Империя живет своей жизнью, и ей нет дела до раненного в голову попаданца. Это, пожалуй, хорошо. В юности хочется стать знаменитым, чтобы тебя все знали и восхищались, с возрастом приходит понимание: суета сует. Чем меньше тебя знают, тем более свободен ты в своих действиях.

Бросаю газеты на пол – спать хочется…

* * *

– Немедленно выйди отсюда!

– И не подумаю! Я сиделка и должна быть подле раненого.

– Без тебя найдется, кому сидеть!

– Знаю я, как вы тут сидели. Раненого даже не покормили.

– Он не просил.

– А самой догадаться? Плевать вам на Валериана Витольдовича! Вы не знаете, какой он человек!

– А ты знаешь?

– Лучше вас! Он меня от разбойников отбил, медицине учит. Мы с ним стольких прооперировали. Вам этого не понять!

– И не собираюсь! Выйди, не то позову санитаров, и они выбросят тебя из госпиталя. Отправляйся в кагал, где тебе самое место. Нечего разевать рот на моего жениха!

– Это с каких пор он жених?