Донна Кунер - Худышка

• Название: Худышка
• Автор: Донна Кунер
• Жанр: Современная русская литература
• ISBN: 978-5-386-10334-7

«Я слышу их. Отчетливо. Постоянно. Я знаю, о чем они думают, потому Худышка сидит на моем плече и нашептывает мне их мысли прямо в ухо: толстуха, уродина, фрик, слониха, свинья». Эвер пятнадцать лет, и она весит сто тридцать килограммов. Больше всего на свете девушка хочет петь на сцене. И она готова на все, чтобы осуществить свою мечту. Но для начала ей нужно похудеть. Эвер соглашается на опасную операцию, которая поможет ей сбросить вес. После этого жизнь Эвер меняется, и она верит, что у нее все получится. А потом снова начинает звучать голос Худышки… Это история сильной и смелой девушки, которая не умеет сдаваться и готова следовать за мечтой. «Худышка» – книга о поисках себя и своего счастья.

---

Я побежала, а Джексон кинулся вслед за мной. Он поймал меня за талию у футбольных ворот, и мы покатились по полю. Задыхаясь, мы лежали на спинах, а холод потихоньку пробирался под одежду. Я открыла рот, глядя на небо, и высунула язык. Снежинка с поразительной меткостью приземлилась прямо на его кончик. Я взглянула на Джексона. Он пристально следил за моими действиями. Как-то непривычно. Внезапно он быстро повернулся, и все бесчисленные слои его одежды нависли надо мной. Его руки зарылись в снег по обе стороны от моего тела, не давая мне пошевелиться. Он смотрел мне прямо в глаза.

– И как она на вкус? – спросил он.

Я едва могла дышать, но теперь это не имело никакого отношения к холоду.

– Мокро, – ответила я.

Солнце, сияющее над головой Джексона, мерцало, словно ореол. Я сощурилась, чтобы лучше его видеть. Его лицо было так близко. Ярко-красные щеки, мокрые стрелочки ресниц. Мне захотелось убрать волосы с его глаз, но он прижимал мои руки к земле. А я не хотела, чтобы он двигался. Не хотела делать ничего, что заставит его сдвинуться.

– У меня нос замерз, – сказала я, потому что нужно было что-то сказать. Я думала, Джексон рассмеется и слезет с меня. Я думала, на этом все и закончится. Вместо этого он наклонился ближе. Еще ближе. И затем он поцеловал кончик моего носа. Очень нежно.

Я удивленно моргнула.

А он снова поцеловал меня. На этот раз в губы. Сначала едва коснувшись, а затем немного настойчивее. Наши холодные губы слились в одно застывшее идеальное мгновение.

Теперь я смотрю в заполненный учениками зал и вижу, как он дергает за хвостик белокурую флейтистку, сидящую перед ним. Тот снежный день был давным-давно, но я помню его, словно это было вчера. Каждую деталь, каждую минуту этого дня. И я не могу понять, как об этом мог забыть он.

– Пока мы уверенно движемся к окончанию школы и началу нашей новой жизни… Бла-бла-бла… – Я смутно осознаю, что Трейси все еще что-то вещает в микрофон.

Это происходит абсолютно внезапно, без какого-либо предупреждения. Минуту назад я была на расстоянии в тысячи миль в том заснеженном дне, ловила ртом снежинки и чувствовала губы Джексона на своих. И вот я уже сижу на полу среди обломков деревянного стула. Падая, я больно щелкнула челюстями, моя голова резко запрокинулась.

По залу пробегает всеобщее удушье. Я вижу множество испуганных глаз, уставившихся на меня.

Я больше не на стуле. Я сижу на полу. И пытаюсь понять, что произошло.

Грохот падения разнесся до последних рядов. Речь Трейси останавливается. Шепотки зрителей останавливаются. Мир останавливается. Все взгляды сосредоточены на толстухе, сидящей среди щепок. Кристен смотрит на меня со своего места взглядом, полным ужаса и недоверия. Так как она сидит рядом, она, видимо, думает, что мое унижение распространится и на нее.

– О… Мой… Бог… – медленно шепчет она, готовая провалиться сквозь землю.

Я смотрю на ряды шокированных учеников. Трейси, на мгновение запнувшаяся, продолжает говорить. Я знаю, что она никогда не простит меня за то, что я испортила момент ее триумфа. Один из учителей выпрыгивает из-за кулис и склоняется надо мной:

– Ты ушиблась?

– Нет, – отвечаю я, изо всех сил стараясь подняться. Все в порядке.

Трейси продолжает свою речь:

– Наши жизни навсегда изменятся благодаря опыту, который мы получили в школе.

Да неужели?

Другой учитель пододвигает мне новый стул. Он ставит его у меня за спиной, и мне не остается ничего другого, кроме как снова сесть, хотя теперь я стараюсь не откидываться на спинку.

Я хочу только одного – поскорее уйти отсюда. Убежать так быстро, как только мои толстые ноги смогут меня отсюда унести. Рвануть за кулисы, подальше от всех этих взглядов. Но я не могу уйти. Поэтому я продолжаю сидеть. Мои ноги трясет от напряжения, потому что я стараюсь не опускать весь свой вес на стул. А еще я из последних сил пытаюсь игнорировать голос Скинни у себя в ушах.

– Я знал, что нечто подобное рано или поздно произойдет. Ты только посмотри на эту толстуху. Не могу поверить, что я видел все собственными глазами. Надеюсь, кто-нибудь успел снять это на видео, выложим его в Интернет.

Мои глаза наполняются слезами, но плакать я не буду. На сегодня я уже достаточно привлекла к себе внимания. Но от одного я все же не могу себя отговорить: я бросаю взгляд на Джексона. Он уставился на меня. Как и все в этом зале.

– Он считает тебя жалкой.

Я отвожу взгляд и смотрю на пол перед собой, ощущая огромную красную мишень у себя на сердце.

Я чувствую, как Вольфганг беспокойно ерзает на стуле рядом со мной. Он напряжен и быстро оглядывается по сторонам.

– Каждый охотник знает, что раненое животное нужно добить. Необходимо лишь разобраться, насколько глубока рана, прежде чем решить, станет ли смерть избавлением, тихонько шепчет мне Скинни. – В какой-то момент охотник понимает, что бедное животное настолько пострадало, что уже нет смысла пытаться его спасти.

Я кусаю нижнюю губу, пока не чувствую вкус крови. Это ко мне не относится. Меня еще можно спасти. Я сжимаю руки в кулаки. Внутри меня еще есть что-то живое. Я ощущаю, как это живое бьется в моей груди яркими оттенками рубиновых и аметистовых крыльев. В следующий раз, когда я окажусь на сцене и все взгляды будут направлены на меня, все изменится. Джексон будет смотреть на меня так же, как на Джиджи. Я буду в центре внимания – буду петь для всех и наслаждаться аплодисментами.

– Совсем рехнулась? Для таких толстух, как ты, нет подходящих партий.

Значит, я больше не буду толстой.

Не стоит отвечать Скинни на ее заявления. Я раньше никогда с ней не разговаривала.

Но на самом деле я просто объявила о своем решении. Девочка любит мальчика. Мальчик любит девочку. Девочка толстеет. Мальчик уходит. Девочка уменьшает свой желудок до размеров маленького мешочка, чтобы вернуть мальчика.

– Ты умрешь, – шипит Скинни мне в ухо.

Мне все равно. Умру так умру. Я готова на все. Я готова позволить им разрезать мой живот и заменить органы. Даже если у меня будет желудок размером с яйцо всю оставшуюся жизнь, я не почувствую себя так ужасно, как сейчас.

Я полностью сосредоточиваюсь на попытках не разреветься. Я не слышу речи на трибуне и раздающиеся аплодисменты. Я не слышу, как директор называет имена победителей. Я слышу только один и тот же звук в моих ушах. Я никогда не слышала его раньше, и от него у меня по телу бегут мурашки.

Это Скинни. И она смеется. Смеется. Смеется.

Глава пятая

Спустя примерно две недели после инцидента со стулом у меня назначена первая перед операцией консультация у врача. Папа пошел в больницу вместе со мной. У меня берут кучу анализов, мы заполняем целые тонны различных бумаг, а затем молча сидим в ожидании, пока высокая медсестра с седыми волосами не заходит в кабинет с ноутбуком. На голове у нее повязка с ярко-розовым бантом, которая больше подошла бы восьмилетней девочке, а не пожилой женщине. Она здоровается с моим отцом, но обращается ко мне.

– Ты уже пыталась раньше похудеть? – спрашивает она.

Я киваю.

– Каким образом?

Я рассказываю о том, как мы с мамой присоединились к «Вейт Вотчерс», когда мне было девять, и про поездку в «лагерь для толстяков» в одиннадцать. Я рассказала ей о попытке употреблять меньше жирной пищи и подсчете калорий. Она фиксирует все мои слова в своем ноутбуке. Молча. Я не рассказываю ей о капустной, лимонадной и перцовой диетах, потому что они кажутся очень странными. Папа вспоминает гипнотерапевта из Конро, к которому я ходила, когда мне было двенадцать. Я-то про него совсем забыла.

Я могла бы рассказать ей еще много чего, но она закрывает свой ноутбук и встает.

– Доктор скоро вас примет, – говорит медсестра и уходит.

Через несколько минут в комнату заходит мужчина и протягивает руку моему отцу. Худой, темноволосый, с бородой. Он бы с легкостью мог сыграть Авраама Линкольна[25] в школьной пьесе, если добавить к образу цилиндр.

Доктор садится на стул на колесиках, и мы с папой внимательно слушаем, что же предстоит пережить моим внутренностям. Мне кажется, что мой мозг вот-вот взорвется от количества информации, а папа все время хмурится и задает много вопросов.

– А почему ей нельзя просто посетить уроки здорового питания или что-нибудь вроде того?

Доктор переводит взгляд на меня.

– Сколько калорий в биг-маке? – спрашивает он.

– Пятьсот шестьдесят, – отвечаю я не задумываясь.

Он кивает.

– А сколько калорий тебе нужно съедать в день, чтобы поддерживать вес в сто тридцать семь килограммов?

– Три тысячи двести восемьдесят.

Врач снова поворачивается к моему отцу.

– Ей не нужны уроки здорового питания, – говорит он.

– А она не слишком мала для этого, доктор Вилкерсон?

– Сейчас, когда ожирение у детей становится все большей проблемой, многие врачи начали одобрять операции в подростковом возрасте. Самому молодому из пациентов было двенадцать.