Ольга Савельева - ПлоХорошо. Окрыляющие рассказы, превращающие черную полосу во взлетную

• Название: ПлоХорошо. Окрыляющие рассказы, превращающие черную полосу во взлетную
• Автор: Ольга Савельева
• Жанр: Самосовершенствование
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-113512-6

Что такое кризис? Это переломный момент, крутой поворот. У этого слова нет негативного смысла, им его наделили мы сами. А ведь переломный момент – это всегда надежда, новые возможности и мечты. Так как же выбрать правильный «поворот»? Как найти в себе силы не цепляться за рухнувшее прошлое и смело взглянуть в будущее? И, в конце концов, как прожить любые трудности так, чтобы они стали точкой отсчета в новой, лучшей жизни? Ольга Савельева собрала множество идей, чем можно заняться в кризис. Каждый из рассказов этой книги назван глаголом и потому не может не побуждать к действиям: мечтать, любить, искать! А с какого глагола начнете вы?

---

Ведь нет того телефона, позвонив по которому можно сказать, что по вот такому адресу нечего есть, и тебе привезут пельмени.

И почему-то я четко помню, что мне было очень стыдно. Хотелось скрыть, что денег нет, изображая беззаботность. И как-то особенно обидно было замечать у одноклассников новые портфели, сапоги и кофты.

Меня это триггерило. Слово такое модное – триггер. В переводе означает: цепляло, било по мозолькам.

Помню, что было самое начало февраля.

Я смотрела в окно на угрюмую бесснежную мглу и чистила картошку.

Почистила девять картофелин. По три на каждый рот. И поставила варить.

И тут…

Я импульсивно решила пересчитать оставшуюся картошку. Чтобы понять, сколько времени у нас на неголод.

И пересчитала.

Получилось что-то около трехсот картофелин.

Если есть только картошку каждый день, то хватит на целый месяц. А если есть не по три, а по две картошки, то на два. А если есть не каждый день…

Меня это успокоило. Два-три месяца гарантированно есть, что есть.

Это хорошо. Это время, за которое что-то непременно изменится к лучшему.

Обстоятельства. Или я.

В ту ночь я заснула легко и крепко.

Дальше я стала думать.

Мне пятнадцать. Кто может взять меня на работу? Неофициально.

Помыть пол (я умею), принести что-то (я сильная), присмотреть за кем-то (я ответственная) или что-то в этом роде. Может, на рынке?

Маме говорить ничего не стала. Скажу, если найду подработку. А если не найду, зачем ее расстраивать?

Я стала искать. И пересчитывать дни в картошки.

Я была очень стеснительная девочка, сложно вступала во взрослую коммуникацию, плюс подростковые прыщи, щедро и хаотично заполонившие мое лицо, заставляли меня ходить, низко опустив голову.

Но картошки каждый день оставалось все меньше. И это заставляло меня стучать в палаточки на рынке и спрашивать:

– А вам не нужны помощники?

Когда картошек осталось чуть меньше двух сотен, я нашла тетю Клару. Она работала на Домодедовском рынке, торговала конфетами. Не самый ходовой, но веселый товар.

У тети Клары был роман с грузином, который торговал овощами на другом конце рынка.

Тетя Клара бегала на свидания, а меня оставляла дежурить вместо себя.

Платила конфетами и сезонными овощами от ухажера. В зарплату входило условие – хранить тайну. Если спрашивали про Клару, полагалось отвечать, что у нее крутит живот.

Клара обесценивала любовь до диареи, чтоб никто не догадался. Но рынок – это маленькая мафия, там ничего не скроешь, и, когда я на вопрос соседок отвечала про живот, все понимающе хмыкали и шутили, что живот ее болен гогиной (производное от ангины и Гоги).

Меня устраивало. Я сидела в теплой палаточке с обогревателем и делала уроки. С карамелькой за щекой. Домой приносила шоколад, зелень и иногда мясистые помидоры.

Сначала врала маме, что угостили.

Потом призналась.

Мама рыдала в голос: «Моя дочь – отличница, идет на красный диплом – на рынке! В грязи!»

– Почему в грязи? – защищала я чистоплотность тети Клары. – Там чисто и тепло.

Я проработала там сто картошек. Ой, то есть чуть меньше месяца. Потом мама нашла работу, а тетю Клару уволили за то, что она крутит хвостом, а конфеты не продает.

А еще мы с мамой поехали на дачу и рано посадили новую картошку. Потому что была ранняя весна.

А я еще, хоть и ненавижу возиться в земле, посадила грядочку с укропом.

Я очень благодарна тому опыту и мешку картошки.

Я так много поняла в свои пятнадцать.

Неопределенность пугает сильнее, чем голод.

Если я не могу изменить общую неопределенность, я могу создать прямо в ней островок определенности, например, посчитать свою картошку.

Картошка – это ресурс.

Плохая новость: он ограничен. Мешок, всего мешок.

Хорошая новость: он есть. Мешок! Целый мешок!

Можно учиться питаться меньше и реже – и растянуть свой мешок картошки на подольше.

А можно искать возможности дополнить мешок новой картошкой, превозмогая комплексы и обнаруживая в себе смелость, о которой раньше даже не подозревал.

Чем меньше картошки, тем ты смелее и находчивее. Тем яростнее ты решаешь проблемы, открывая себя для самого себя. Я и не подозревала, что я такая крутая, в относительной сытости это было неочевидно.

Когда совсем сложно, открывается второе дыхание и дополнительный ресурс. Я знаю это точно, я несколько раз проходила точку предельной паники и неподконтрольности ситуации.

Лучший в мире финансовый коуч – жареный петух.

И пустой мешок картошки.

И понимание, что ты можешь больше, чем кажется.

Двадцать лет прошло, а меня до сих пор успокаивает мысль о том, что внутри живет суперсила, просто ее нельзя использовать вхолостую.

Это как поливать грядку с укропом в дождь. Глупо же. И перелить можно. Лучше дождаться, когда земля засохнет – и полить благодарную почву. И наслаждаться тем, как воспрял укропчик.

А еще… Я ведь именно тогда научилась готовить. Стотыщмильонов блюд из картошки.

Вареная, жареная, тушеная, печеная, в мундире…

Потому что фишка в том, что назло любым обстоятельствам нужно уметь вкусно жить. Поджаристо, с маслицем сливочным, податливо обволакивающим шероховатую горячую картофелину, с укропчиком.

Кстати, тем летом был какой-то сильнейший ураган и катаклизм с заморозками летом. Мы боялись за урожай и за картошку. Но все обошлось.

И мой укроп выстоял и даже прическу не испортил. И был зелененький, веселый и лохматый, вопреки всем обстоятельствам.

Я, наверное, с тех пор по жизни и сама немножко укроп…

Бороться

Сева и Мила переехали жить из города в село. С детьми и пожитками.

Они с момента появления детей мечтали об этом шаге: им обоим казалось, что земля – это надежность и сила. Она всегда прокормит и спасет.

А еще – природный простор, не заставленный коробками новостроек: бегай – не хочу.

Сева, эмигрировав в деревню, сразу устроился работать на молочно-товарную ферму пастухом, хотя до этого всю жизнь ходил в море.

Из моряков в пастухи – карьерный рост кардинальный, но Сева искренне радовался таким долгожданным переменам.

Он по жизни был очень упрямым и целеустремленным человеком, с крутым нравом и неоспоримым лидерством в семье. Поставил цель – сделал, без всяких-яких.

Через неделю Сева привел в семью телочку. Ну, в смысле корову.

Корова в семье – это кормилица. Особенно в семье с тремя детьми.

Мила была очень рада. Дети – тем более. Нового «члена семьи» назвали неоригинально – Буренка.

Мила слышала от людей, что собаки обычно похожи на своих хозяев. Но не знала, что коров это тоже касается.

Буренка по характеру была вся в Севу: своенравная и целеустремленная.

А еще эта корова, видимо, решила, что она кошка и может гулять сама по себе. И гуляла.

Ее напрягали только окружающие люди, которые ничего не подозревали о ее кошачьем характере и решали за Буренку, куда ей нужно идти, например, вечно толкали в стадо.

Еще чего! Нашли дуру!

Буренка права свои отстаивала рьяно.

Дело в том, что стадо пасется на холмах, там, где растет полынь. Вы пробовали полынь на вкус? Горькая, кислая, острая. Тьфу! Ну, гадость же!

А коров заставляют это есть. Изверги!

Это притом, что рядом – колхозное поле люцерны, вкусной и сочной, которую почему-то есть нельзя.

Значит, наливной фиолетовый клевер нельзя, а полынь можно?

Это кто так решил? Привет ему!

Буренка сама в состоянии определить свой рацион.

Корова жевать полынь отказывалась категорически и ущемлять свое право на люцерну никому не позволяла: постоянно сбегала из стада.

Уж и гоняли ее, и свистели, и кричали, и грозили. Буренка плевала на правила, придуманные для других коров, и весело жила по своим.

Сева, сколько себя помнил, с момента появления коровы только и делал, что тащил ее в полынь. Сначала сам, один (приговаривая «Ядрёна-корова!»).

Потом с братьями («Ребят, подсобите!»). Потом с соседями, потом с вилами и мотыгами всем селом.

Шесть половозрелых вооруженных мужиков с трудом под конвоем доставляли эту своенравную корову туда, где ей место.

Буренка протестовала, отбивалась, сбегала. Сева понял, что за лидерство в семье еще придется побороться.

Но есть одна проблема: Сева – бывший моряк. Он ничего не знает про коров. И погуглить негде: нет в селе интернета, да и нигде еще нет – история случилась 30 лет назад.

Сева пошел к дедушке, живущему на краю деревни. Дедушка был сельский мудрец и эксперт по всем вопросам. Экспертность его была обусловлена опытом и возрастом.

– А что советовать-то тут? Обвяжи ей рога веревкой да тащи, как собаку. По-другому никак, – постановил дедушка.

Сева послушался.

На следующее утро все село наблюдало акробатический номер: как Буренка тащит Севу за собой как куль с картошкой. Для сюжета хорошо бы было красочно описать, как она раскручивает на веревке, привязанной к рогам, Севу, а тот летает по кругу и орет, а потом красиво отстыковывается и мастерски улетает в кусты смородины.