Екатерина Рождественская - Балкон на Кутузовском

• Название: Балкон на Кутузовском
• Автор: Екатерина Рождественская
• Жанр: Современная русская литература
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-109609-0

Адрес – это маленькая жизнь. Ограниченная не только географией и временем, но и любимыми вещами, видом из окна во двор, милыми домашними запахами и звуками, присущими только этому месту, но главное, родными, этот дом наполняющими. Перед вами новый роман про мой следующий адрес – Кутузовский, 17 и про памятное для многих время – шестидесятые годы. Он про детство, про бабушек, Полю и Лиду, про родителей, которые всегда в отъезде и про нелюбимую школу. Когда родителей нет, я сплю в папкином кабинете, мне там всё нравится – и портрет Хемингуэя на стене, и модная мебель, и полосатые паласы и полки с книгами. Когда они, наконец, приезжают, у них всегда гости, которых я не люблю – они пьют портвейн, съедают всё, что наготовили бабушки, постоянно курят, спорят и читают стихи. Скучно… Это попытка погружения в шестидесятые, в ту милую реальность, когда все было проще, человечнее, добрее и понятнее.

---

Пытались нанять няньку – не продержалась и недели, как мы ее уволили – очень уж грубила и вела себя ужасно. Есть такие люди, которые с радостью идут на конфликт. Получилось, что сверху мило, а снизу гнило. Без няньки, конечно, трудно, достается и маме (больше всех), и бабушке, и мне. Ну, я на работе, так что мне вроде меньше всех. Работа идет. На днях была моя радиопередача. К сожалению, писала за день до трансляции, не успела сообщить вам.

Робка здоров, теперь я бросила курить, не курю уже два месяца, а он все-таки курит. Но он так напряженно сейчас работает, что ничего с ним не поделаешь.

Пишите нам, не обижайтесь, что нечасто удается писать!

Большой привет от мамы и бабушки!

Крепко целую, Алена».

Ева Марковна, «видный педиатр», в свои пятьдесят восемь была похожа на всех женщин, видавших виды. Лицо ее было сглаженным и незамысловатым, словно выдохшейся и уже довольно слабой кислотой подвывели все ее женские черты. Самыми крупными чертами на ее лице были полноводные темные мешки под внимательными мелкими очами, а белесые ресницы ее никогда не знали туши-плевалки. Относилась к себе Ева с юмором, как и ко всему тому, что ее окружало. «Я хороша тем, что за моей красотой совершенно не надо ухаживать – ее надо просто питать подручными средствами!» С этими словами она обычно или закуривала сигаретку, или наливала рюмочку коньячку, подмигивая собеседнику. Еву Марковну издалека, да еще со спины, вполне можно было бы принять за крупного мужчину с небольшими гормональными отклонениями, особенно если соответственно приодеть и остричь волосы, похожие на тощую плакучую бахрому гнедого окраса. Но она не стриглась, а лишь гладко зачесывала волосы назад в тощую фигу. Несмотря ни на что, все эти внешние факторы, фигурные минусы и лишневатость могучего тела компенсировались тем, что язык ее был подвешен под правильным углом, и то, что она говорила, воспринималось почему-то как голос свыше. Умная баба была, что и говорить!

С Лидкой они познакомились в очереди за хлебом, которая выстраивалась внизу в булочной.

Лидка, обычно вместе с Тимкой, старалась приходить утром к открытию хлебного, чтобы успеть отхватить пару свежих французских булок по 6 копеек новыми деньгами, два московских батона по 25, штук пять баранок по 4 и кирпичик бородинского или обычного ржаного. Просто потом все раскупалось, оставался только черствый, ну хорошо, не очень черствый, а вчерашний. Ну и вообще смешно сказать – жить в доме, где есть хлебный магазин, и не есть свежего, а лучше горячего! Ведь хлеба должно быть всегда много, ни о какой диете никогда не думали, ели сытно и обильно, да и гости заходили не просто часто, а постоянно. Поля все причитала, что у нас вечный день открытых дверей, заходите, не стесняйтесь! И все сравнивала снова и снова с житьем на Поварской – ей тогда казалось, что они живут как на вокзале, но нет, настоящий вокзал и проходной двор оказался здесь, на Кутузовском!

Так что даже если в холодильнике уже ничего не оставалось, консервы и хлеб для бутербродов обязаны были быть всегда.

Очередь к открытию магазина выстраивалась каждое утро, народ терпеливо ждал хлебный фургон с завода, вот он въезжал на тротуар, и толпу моментально обдавало запахом свежеиспеченных булок. К открытию приходить было удобнее всего, дефицитные французские булочки тогда доставались точно. Именно они никогда не залеживались, да и привозили их по какой-то причине в магазин всего по три лотка ежедневно, вернее, ежеутренне. Маленькие, особо удобного размера, белой муки высшего сорта, они просто съедались с маслом как самое вкусное пирожное, надо было только сначала аккуратненько препарировать булку, запустив пальцы под румяный гребешок и почувствовав нежную мякоть, рвануть напополам и раскрыть. А там и варенье внутрь запустить или сыр какой-никакой, просто масло с солью шло отлично, все, что было под рукой, и тогда получалась булка с начинкой, свежетеплая, благоухающая, маняще-зовущая, даже если ты только отвалился от стола после сытного завтрака.

Так вот, однажды Лидка с Евой, хотя Лида не знала еще, что это Ева, заспорили о чем-то в очереди, так, вполне по-доброму, чтоб время скоротать, не просто же так молча стоять в тупом ожидании, как стадо коров на дойку. Сначала об Утесове речь зашла, мэтре, благородном и достойном, несмотря на его хулиганствующий глаз, потом об интеллигентном и благообразном душке-Бернесе и, наконец, о молодежи, повылезавшей из всех щелей на советскую эстраду, по словам Евы, о Мулермане, Ларисе Мондрус, Тамаре Миансаровой и других. Лидку это сравнение сильно возмутило.

– Как неинтеллигентно вы выражаете свои скудные мысли, – Лидка вскинула на нее черную бровь, заступаясь за молодых. – Что за выражение – повылезали! Они с хорошим будущим, я уверена!

– Гражданочка, выше Бернеса все равно никто не прыгнет, уж поверьте врачу со стажем! – Ева по привычке взяла Лидку за запястье, словно нащупывая пульс.

– При чем тут врач? – непонимающе спросила Лидка, выдернув руку.

– Врач всегда и при всем! Вот подумайте сами, когда вы смотрите в телевизор и видите спокойного красивого мужчину, у которого за спиной чувствуется немереный опыт и который в этот момент смотрит прямо на вас, что у вас внутри происходит? – Она заглянула своими маленькими глазками Лидке в душу и почти сочувственно улыбнулась.

– Мадам, да у меня все нормально внутри! – Лидка даже взмахнула руками, чтобы показать, насколько все внутри у нее было в порядке, Тимка чуть даже отошел в сторону, чтобы не ограничивать хозяйку в жестах.

– А почему вы меня называете так по-капиталистически – мадам? – подняла невидимые бровки Ева.

– Так обращаются, чтоб вы знали, к пожилым и достойным женщинам, – не моргнув глазом, резанула Лидка.

– Ладно, мадам так мадам, мне даже приятно! – смирилась Ева. – Так вот, дорогая моя, продолжаем разговор! Объясняю неискушенным: у вас происходят вполне ощутимые изменения – учащается пульс, сердце начинает биться веселей, ваши мелкие артерии расширяются, усиливается приток крови к коже и, соответственно, гиперемия. – Женщина увидела слегка удивленное лицо Лидки и перевела на человеческий язык: – Ну, вы слегка краснеете, горячеете, можете даже начать гримасничать, не замечая этого. Иными человеческими словами – вы испытываете радость и начинаете румяниться на огне желания, как дичь на вертеле! А эти мальки невнятные, которые, опять же повторюсь, повылезали на эстраду, пока не обладают таким даром, вот что я хочу сказать! И не надо мне тут махать руками, я знаю, что говорю!

– Позвольте встрять, и я вам отвечу, положа руку на это самое место! – продолжила серьезный научный разговор Лидка. – Вы женщина потрясающего удивления, образованная и умная, я же вижу! Но вы мне сейчас вот так научно доказываете, что Бернес, которого я сильно уважаю, – это царь горы, а молодые и талантливые, которые идут ему на смену, – это говень малознакомая! Что ж, может быть, пока и да, малознакомая, и уровень, вполне возможно, не бернесовский! Но это наша новая поросль, они талантливы и свежи, как тюльпаны, уж вы поверьте мне, я сорок лет на сцене и прекрасно во всем этом разбираюсь! Они себя еще покажут! И я не очень понимаю, в чем, собственно, тут у нас предмет спора? Одни приходят, другие уходят, это жизнь.

К разговору вяло прислушивались женщины, стоящие в очереди, но никто особо не встревал, хотя Ева иногда и стреляла глазами по толпе, чтобы найти поддержку, и говорила вроде тихо, но как бы на большую аудиторию.

– Гражданочка, – продолжала она убеждать Лидку, – я просто немножко понимаю жизнь и могу зуб дать, что равных Бернесу нет и никогда не будет! Но очень мило с вашей стороны так защищать молодежь, очень по-нашему, по-советски, – Ева закатила глаза и сглотнула слюну.

– Господи, вот последнее, что мне в жизни нужно, так это ваш зуб! – хохотнула Лидка. – Но, с другой стороны, я очень рада, что мне удалось вас умилить! Согласитесь, это была непростая задача при вашем недобром нраве. В преклонном возрасте люди обычно становятся мудрее и добрее. Но к вам, видимо, это не относится.

– Добрее меня, да еще при такой страшно нервной работе, сложно найти человека! – вскинулась Ева и заморгала, как голубь. – И что вы от меня хотите, гражданочка? Что вы на меня словесно наскакиваете? Вы еще скажите, что лично я распяла Христа и сосу кровь его малолетних потомков!

– А что это вы на себя сразу столько берете? По вам совсем и не скажешь, что это сделали именно вы! Вы тут меня по-свойски решили на место поставить? Ну так не получится, уймите свою напускную спесь и не нарывайтесь на грубость, что ж вы такая душная-то… Что ж вы не умеете признать, что не правы! Успокойтесь, мадам, а я за это готова простить вам ваш драчливый темперамент! – На этих уже накаленных нотах пожилая продавщица очень кстати открыла дверь магазина, спор мгновенно завял, а толпа стала протискиваться внутрь.