Ольга Пряникова - Ее внутреннее эхо

• Название: Ее внутреннее эхо
• Автор: Ольга Пряникова
• Жанр: Любовный роман
• ISBN: 978-5-04-113777-9

Некоторые чувства становятся проклятием, роком, фатумом. Любовь, от которой нет спасения – она превращается в болезнь, и ничего не может остановить влюбленных. Такие отношения накрыли бывшую спортсменку Катю. Она влюбилась – отчаянно, безудержно – в милого режиссера Митю, который, увы, не свободен. Но противиться чувствам они не в силах, а тут еще и подруга Соня вмешивается в их отношения…

---

Аня пришла в себя. Объяснение было неминуемо – вот в тот вечер Аня впервые увидела материнскую цыганскую кровь во всей красе.

Ирина стояла на коленях и причитала, выла, простирая в небо руки, как она делала в одном нашумевшем спектакле, а волосы ее выбились из плена заколки и закрывали собой половину кухни, когда она билась лбом о лаковый паркет.

Аня от страха забилась под кровать, пережидая этот неожиданный взрыв. Такой мать она ни разу не видела.

В дверь позвонили соседи.

Спустя две минуты Ирина Васильевна открыла им дверь и строго, подняв бровь, поинтересовалось, что случилось. Ни следа истерики, ни дрожи к голосе, бархатный халат и высокий пучок.

Соседи поняли, что обознались – очевидно, кричали в другой квартире, извинились перед знаменитой дамой за то, что разбудили, и ушли.

До самых родов с дочерью она не разговаривала. Забыл о Анечке и тот самый грузинский актер, на даче которого ее излишняя откровенность привела к таким печальным последствиям.

Все дни она проводила одна в своей комнате – подруг у нее не было, к телефону ее не подзывали, выйти из дома казалось страшным. Тогда все увидели бы ее живот. И узнали бы, что это она, девочка со всенародно-знаменитой фамилией, совершила ужасное преступление, опозорила свою нечеловечески прекрасную мать и память талантливого отца.

Об отце она часто думала, представляла, что он рядом, разговаривает с нею, утешает. В ее книгах была спрятана его фотография – держать ее открыто она не решалась – не знала, какая реакция может быть у матери.

В роддоме она лежала в отдельной палате. Она знала, что ей сделали кесарево, что ребенок родился немного раньше срока, и она должна подписать какие-то бумаги. Она мало что тогда соображала, но, когда прочитала – пришла в ужас. Вопреки всему, она ждала этого ребенка, чтобы избавиться от вечного одиночества, чтобы было кому рассказать о себе, чтобы для кого-то она была главной.

Но в палату пришла мать. Вся в черном, словно в трауре. Корни волос отросли. Появилась новая морщинка.

– Анна, я прощаю тебя. Но ты должна этого ребенка забыть. И отдать другим людям. Нормальным. Ты воспитать его не сможешь.

И Аня послушалась, как слушалась всегда. Из привычки к добровольному, почти восторженному рабству.

– Мама, что же с ним будет?

– Его усыновят, уже есть родители. Вполне достойная семья, я сама все проверила.

– Это мальчик?

– Да, мальчик. Они назовут его именем твоего отца. Они дали слово.

И Аня сдалась. В тот вечер мать осталась ночевать у нее в палате. Легла рядом и, гладя дочь, по волосам, удивлялась, почему они такие жидкие, наверное, в отца, который рано облысел…

Эта история навсегда осталась в Аниной душе, зарубцевалась, как шрам на животе после кесарева. Матери она по-прежнему боялась, но нашла отдушину в путешествиях, и в туристической поездке познакомилась с молодым венгром из местного ансамбля. От него она родила свою первую настоящую дочь, потом родился сын, а последняя малышка родилась от второго, немецкого мужа. Третий был русским, сосватанным матерью, которая, постарев, перестала сниматься, посвятила себя воспитанию внуков, и к дочери больше не имела никаких претензий. Произошедшую трагедию она тоже тяжело пережила, но считала, что делает все ради счастья Ани.

Аня, к слову сказать, не искала своего ребенка, надеясь на то, что мальчик счастлив. Сама она занималась танцами, немного играла в театре, внешне по-настоящему расцвела. Полюбила яркие наряды, часто заказывала себе новые сценические костюмы в прекрасном специализированном ателье совсем рядом с театром, где она работала. Туда ходила уже вся ее труппа, постепенно она приучила и детей шить там сказочные костюмы для новогодних утренников.

Весь магазин на первом этаже пестрел разноцветными тканями и камнями, перьями, бисером, а по стенам были развешаны на продажу уже готовые платья, сшитые, как любила говорить ее младшая, «на принцесс».

Катя не знала всей этой истории. Знала, кто ее мать, но и эту информацию добыть было очень трудно. По анкете и по возрасту было легко догадаться, почему в пятнадцать лет она отказалась от ребенка. И кто был злым гением – тоже было ясно, не хотели позорить знаменитую фамилию внебрачным отпрыском. Но больше ничего, включая личность отца, Катя не знала.

Не смог этого узнать и Георгий, хотя, при его возможностях он мог бы достать любую информацию и с того света.

Обнаружив такую необычную деталь в биографии девушки, он растерялся, часами сидел над бумагами, пытаясь сопоставить факты. Работа отошла на второй план, Катю он боялся тревожить, а Соня уже давно перестала его интересовать.

Жалость к маленькой сироте вызывала в нем новые, не испытанные раньше чувства. Он представлял ее в больнице, без вещей, в казенных, огромных тапочках, одинокую, решившуюся бросить все ради чего-то, что было для нее важным. Он полагал, что причина в деньгах, хотя, проверка показала нехарактерные прибыли для такого своеобразного бизнеса.

Одним словом, Катя его интриговала.

Жалел ее и Митя.

Она часами корила его за то, что он бросил ее одну в больнице, ни разу не навестил. Он не оправдывался, он был кругом виноват.

Виноватым он от нее и ушел, едва успев в аэропорт к жене, виноватым был и перед Машей, которая нашла дома хаос и голодного кота. Виноват он был и перед старенькой матерью, которая одиноко жила в маленьком поволжском городке, нуждалась в помощи, а после смерти отца – еще и в постоянной компании.

Ничего этого не было – Митя крутился в Москве, утопая в работе, в отношениях со своими женщинами, в собственной бесконечной вине.

Жена предложила приехать всей семьей к его маме на Новый год, который уже совсем подступал. Позвали и взрослого сына – у Маши были с ним прекрасные отношения, может, потому, что они были ровесниками.

Маша была Митиной уже далеко не первой или второй женой, а сын недавно женился сам, поэтому обид на отца не держал.

Словом, это была современная и дружная семья. И только один червь точил его душу – Катя.

Узнав про его отъезд на праздники, она впервые устроила ему истерику.

Нет, она понимала, что Новый год он проведет не с ней, но Митя собрался уехать с семьей на целых две недели.

Она опрокинула елку со всеми игрушками, закрыла за ним дверь и прорыдала до самого утра.

Никогда он не был праздником – Новый год. Но все вокруг подогревало интерес и ожидание чуда.

Чуда не происходило, ожидание закономерно сменялось разочарованием.

Годами Катя не поддавалась на все эти уловки, убеждала себя, привыкала к одиночеству. Но в тот год появление Мити что-то сдвинуло в ее голове. Она почему-то ждала, что он проведет этот вечер с ней. Или приедет ночью, когда его жена заснет. А он собрался уезжать…

Он обещал быстро вернуться, наврав что-то жене, ведь его работа позволяла это. Но сначала он должен был приехать к ней.

Она не умела готовить, поэтому всю еду просто заказала в ресторане на первом этаже. Вместе с посудой.

Тридцать первого она с раннего утра собирала разбитые игрушки, пытаясь вернуть елке былую красоту. Продуманно оделась сама, накрыла на стол.

Его все не было. Но всего полчаса опоздания.

Она очень хотела позвонить, но боялась окончательно все испортить.

Потом уже не боялась, но его телефон был отключен. Катя еще не поняла. Не могла поверить, надеялась, как любая наивная женщина, придумывала массу оправданий и обстоятельств.

Звонок раздался за полчаса до боя курантов. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда она бежала к двери, надевая туфли.

В дверях, как безбородый Дед Мороз, стоял Георгий. И по ее лицу сразу понял, что очень зря пришел. Для него этот новогодний вечер не был большой жертвой – еврейский Новый год давно прошел в кругу семьи, а первое января не значило ничего абсолютно. Но он чувствовал, что эта грустная девочка хочет праздник, она его заслужила, и ему ничего не стоило этот праздник подарить.

Она явно ждала другого человека, Георгий понял это, как только прошел в комнату, и смутился. Он был мужчиной основательным, семейным и даже пожилым. Любовницы у него были, но он их не искал, страстно не увлекался, скорее, встречался с ними для смены обстановки. Но Катя что-то затронула в его душе, какие-то особенные струны, молчавшие много лет. Это было приятно. Приятно было мысленно называть ее «ребенком», хотя своих детей у него было шестеро. Все они, как и он сам, жили на три страны, были разбалованы, плохо воспитаны, страдали от вседозволенности. Катя же виделась ему совсем другой. Она явно ничего не хотела от него, была равнодушна к его деньгам, власти, не стремилась его соблазнить, заполучить.

Наоборот, как настоящий обиженный ребенок, она видела, что Дед Мороз – фальшивый. Стояла в коридоре, надув губы, почти готовая заплакать.

Надо было уходить. Он почему-то медлил, хотя ситуация была пошлейшая, очень неловкая. И сказать было нечего.