Сергей Игнатьев - Зеркало воды

• Название: Зеркало воды
• Автор: Сергей Игнатьев
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-386-12287-4

У воды множество форм. Это и мрачные грозовые облака, и безмятежность заснеженных полей севера, и неудержимый поток горной реки, и первый лёд – прозрачный и хрупкий… Вода – самое беспощадное зеркало, что выявляет и доблести, и пороки. Не клянись на крови, не проливай слёз – вглядись в зеркало воды, слушай её рассказы.

---

А Петра между тем продолжала говорить.

– … и было у меня такое чувство, что та женщина просто свалилась от недосыпа, голода и усталости. Ну, да мы тогда все каким-то чудом держались… Михель слазил наверх, принес в подвал керосинку, бутыль воды и паек солдатский. Берта с Вальхеном пытались пока разбудить ту женщину… Но она лежит себе и лежит, холодная, будто камень зимой. А потом вдруг глаза открыла, вздохнула и говорит: «Ах, как же я устала… Пропади оно все пропадом!». И заплакала. Без звука, только слезы по щекам текли и текли.

Петра замолчала. Урд на коленях у Марисоль свернулась пушистым мурлычущим клубком. Чай давно остыл, а бутылочка с черешневым ликёром так и стояла неоткрытая.

– А что потом-то было?

– Что? – Петра словно очнулась и заморгала часто и сонно. Подслеповатые карие глаза щурились на светлое окошко. Кажется, снаружи начал идти снег. Первый в этом году… – Да ничего не было. Паёк она не тронула, но попила воды – и ещё попросила, словно долго мучилась от жажды. А потом свернулась клубком на глиняном полу да так и заснула. И проспала целых четверо суток. И, ты не поверишь, Мари, за это время в госпитале не умер ни один раненый, да и в городе тоже, хотя бомбежки были каждый день. Мы все по очереди заходили к ней, даже Гарольд, хотя у него- то дел хватало – старший врач, как-никак. А она иногда начинала метаться, как в бреду, и говорить что-то бессвязное: называла имена, а потом вдруг принималась жаловаться на усталость. Мы все чувствовали, что эта странная женщина в синем платье – особенная, но не могли объяснить, почему. Только Берта, похоже, уже тогда поняла что-то и сказала: «Лучше бы она спала подольше»… А когда четыре дня истекли, мы узнали, что союзники перешли в наступление и скоро двинутся на столицу. Наш город остался далеко в тылу. И тогда она проснулась.

Мурлыканье Урд стихло, и в наступившей тишине стало очень-очень хорошо слышно, как тикают большие напольные часы в коридоре.

– … Из города она уходила рано утром, но успела попрощаться с каждым из нас. Благодарила много, улыбалась. И почему-то обещала «не заглядывать подольше». А затем – ушла, оставив на подоконнике одуванчик. Я засушила его в энциклопедическом словаре… Найти бы сейчас, да, боюсь, за шестьдесят лет цветок уже рассыпался в пыль, – Петра подперла морщинистую щеку кулаком и прикрыла глаза. – Вот еще, вспомнила. Берта говорила, что потом прямо на чердаке у нее нашли неразорвавшуюся бомбу. И когда этакая штуковина умудрилась с неба на нас свалиться, каким чудом не взорвалась… Мари, ты слушаешь?

Урд гибко потянулась всем тельцем, спрыгнула с коленей Марисоль и пошла куда-то по своим кошачьим делам. Зато полосатая Скульд наконец проснулась и стала ластиться к ногам, то ли в надежде на подачку, то ли просто так, от щедрости души.

– Слушаю, – Марисоль потянулась к бутылочке, отвинтила крышку и накапала в давно остывший чай ликёру и себе, и Петре. Совсем по чуть-чуть – так, для запаха.

За Берту, за Вальхена, и Гарольда, и Кальвина, и Михеля.

И за всех, кого даже не знала по именам.

– Петра… Ты думаешь, она еще вернется?

– Конечно, – вздохнула та. – Она всегда возвращается. Сколько бы раз мимо ни проходила – однажды на огонек заглянет. Но знаешь, Мари, лично я к старости полюбила одуванчики. Очень они жизнерадостные, – невпопад улыбнулась Петра и вдруг предложила, поднимая чашку: – Знаешь, подруга, а давай-ка выпьем за то, чтобы она больше никогда так не уставала. Давай?

– Давай, – согласилась Марисоль.

Кошки опять мурлыкали – все три. Скульд и Урд – где-то под столом, за плотной шторкой вышитой скатерти. Рыжая Верд сидела у самого кресла Марисоль и довольно щурила желтые, как одуванчики, глаза.

А крепкий чай немного горчил. Даже со сладким ликёром.

2. Облака высоко

Я наблюдал за облаками… Облака – вечные изменчивые странники. Облака – как жизнь… Жизнь тоже вечно меняется, она так же разнообразна, беспокойна и прекрасна…

Эрих Мария Ремарк, «Приют грёз»

Сергей Игнатьев Семь мгновений Ефима Зильбермана

1

Поневоле вздрагиваю, когда вспоминаю, как мы чудили в школе, такое мы там исполняли. Как вообще никто не убился насмерть – это, конечно, непостижимо. Ну и Фимка всегда в первых рядах был. Он был уже тогда оторва. Ему это важно было как-то, будто на прочность все испытывал – себя, мир. Не боялся ничего совершенно. Чего мы не вытворяли только – классе в четвертом на спор прыгали с трансформаторной будки в сугроб. В седьмом ездили зацеперами на электричке. А Фимка – он такой, вот если все прыгнули по разу, ему надо два! Если все проехались один-два перегона, то ему надо весь маршрут так проделать. В восьмом классе был первый наш самостоятельный выезд на экскурсию в Суздаль – выпивали, джин-тоника набрали, дряни какой-то химической, так Фимка и там больше всех отличился, мы его до автобуса тащили на руках буквально. Отчаянный такой был. Безумие какое-то. Помню прицепились к нам двое старшеклассников каких-то за гаражами у школы: «э, слышь, мелочь есть?», слово за слово. А один, мордастый такой, Фимке говорит: «ты, мол, чего мне дерзишь? Чего дерзишь, жид?» Я Фимку никогда таким не видел – ни до, ни после. Он прямо побелел весь. Кинулся с кулаками – какой-то берсерк, блин. Эти парни его отметелили, конечно. И мне досталось заодно. Но как-то перестали гопники наши школьные цепляться с тех пор. Зауважали, что ли, по-своему… Не знаю.

Фимка постоянно чем-то увлекался. Собирал марки, монеты, конфетные фантики… И так же быстро как загорался чем-то, бросал. Постоянно как-то метался… Искал себя.

Он был неспортивный, даже анти-спортивный. Но вот прочел в старших классах у Мураками эту книжку про бег, увлекся… Каждое утро бегал, независимо от погоды, в дождь, в снег бегал… Если вот он загорался чем-то всерьез – сразу непрошибаемый делался, ничем его было не сдвинуть.

Рисовал он потрясно. У нас класс был вроде как не простой, а лицейский, с уклоном в живопись, рисунок. Но Фимка всех просто на голову превосходил в этом. Всегда черкал что-то в тетрадках своих – чертежи каких-то механизмов фантастических. Был у него и свой тайный шифр – как Леонардо да Винчи, в зеркальном отражении писал…

Выдумщик он был! Но усидчивости ему никогда не хватало. Прилежание, дисциплина – это не про него. Помню, какое-то сочинение нам задали, о своем месте в жизни, а Фимка в итоге представил целый рассказ в распечатке страниц на десять. Назывался «У меня нету рогов, поэтому я лось». Литераторша наша его разбору даже отдельный урок посвятила! И мы сидели, слушали, как они с ней спорят, чуть ли не размахивая руками. Она критикует – а он ни в какую, настаивает на своем авторском взгляде. Но потом быстро забросил писанину, наскучила.

После школы наши тропинки разошлись постепенно, сперва созванивались часто, потом перестали, но слухи доходили: три универа Фимка сменил, ни в одном дольше двух курсов не продержался, в армию не прошел по здоровью, устроился куда-то чуть ли не часы ремонтировать в каморке у супермаркета… Ну, кто ж мог предсказать, как все повернется. Я вот с красным дипломом кончил, свой бизнес, семья, дом – но мою-то паспортную фотку люди себе не наносят в виде татуировки… Неисповедимы пути твои!

2

Заяц этот до сих пор перед глазами стоит. Ну, то есть кролик, конечно. Но это Ефим придумал их так называть «зайцами-побегайцами», как, помните, в мультике Татарского. Он постоянно что-то такое придумывал, отчебучивал. Все наши девчонки-лаборантки хохотали от его придумок. Его вообще в нашем Стратегическом Институте любили. Ну, во-первых, он был как бы вне системы этих всех интриг наших научных, вне конкурентной борьбы, сидел там у себя в подвале, паял схемы. Во-вторых такой приколист легкомысленный… Никто и предположить не мог, чем он в свободное время занимается, о чем мечтает.

А когда увидели – это был шок, конечно. Мне вот посчастливилось, судя по всему, первой свидетельницей этого открытия стать. Он специально так подгадал, чтоб начальства не было, собрал нас с девчонками. Заходим – а там заяц-побегаец наш сидит. И мы сначала не поняли – что это за костюмчик у него смешной такой, ярко-оранжевый, дутый, вроде маленького спасательного жилета с рукавчиками. И цифра 7 на боку нарисована. Я потом специально еще спрашивала, а почему именно «семь»? А Ефим рассказал: «Это мое счастливое число. К тому же, это отсылка к «Лосту», который в свою очередь отсылает к кинговским мемуарам, только там у побегайца восьмерка была…» «Лост», Кинг… Для меня это и щаз далекое что-то, чуждое совсем. Никогда я фантастикой особо не интересовалась.

И вот мы с девчонками собрались, смотрим с недоумением на этот кроличий маскарад. А Ефим что-то там нажал, перещелкнул. Костюмчик этот оранжевый так раздулся шире прежнего и тихонько застрекотал, будто кузнечик. И побегаец наш оторвался от стола и стал плавно подниматься к потолку… Ленка, подружка моя, чуть в обморок не хлопнулась, валерьянкой отпаивали ее. Конечно, еще не могли даже предположить, как это все изменит, какого уровня это изобретение вообще…