Олег Рой - Имитатор. Книга третья. Оправдание невиновных

• Название: Имитатор. Книга третья. Оправдание невиновных
• Автор: Олег Рой
• Жанр: Триллер

Почему Арине оказался так неприятен главный герой ток-шоу, участницей которого она стала против своей воли? Что это: обычная человеческая антипатия или профессиональное чутье, подсказывающее, что смерть маленького Вити Кащеева – еще не разгаданная, при всей своей очевидности, загадка? Такая же, как смерть выпавшего из своего пентхауса бизнесмена, ведь очевидная вина вдовы разбивается о безусловность ее алиби, обнаруженного Ариной при изучении материалов покойного опера Шубина, так и не завершившего свою охоту на неуловимого – или вовсе несуществующего? – убийцу.

---

– Там печка стояла, – осторожно предположила Арина. – Такая… нечто среднее между буржуйкой и голландкой.

– Тоже годится, наверняка там какие-то уголочки-приступочки острые имеются. Хотя дело-то старое, чего ты сейчас там найдешь, там уж двести двадцать раз ремонт сделали и мебель новую поставили. В общем, дело так было: видишь, на левой щеке синячок? Слабенький такой, но разглядеть можно.

Арина вгляделась в снимок:

– Так у него же на виске след, разве не…

Плюшкин укоризненно покрутил головой:

– Торопыга ты, торопыга. С чего бы здоровому мальчишке об угол виском прикладываться? Стукнул его кто-то, ну или оттолкнул, или оплеуху, может, дал, след в области левой скуловой кости как раз об этом нам и говорит. Оплеуха-то так себе, несильная, но пацан упал. И виском о какой-то угол ударился. Смерть наступила от внутричерепного кровоизлияния, явившегося следствием удара. Умер мальчишка быстро. Хотя насчет практически мгновенного наступления смерти я, пожалуй, с коллегой поспорил бы. По снимкам судя, я немного бы его сдвинул. Время то есть, с момента удара до наступления смерти. Не мгновенно мальчик умер. И вот тут еще, видишь… в дыхательных путях следы инородного вещества. И даже обозначено, где и сколько. И заметь, не во рту, не в ноздрях – там тоже есть, конечно, но это и понятно. А вот ниже… М-да.

– Инородного вещества?

– Пепел у мальчика в бронхах, вот что. Тимченко-то, видать, решил, что раз тело в печке лежало, то пепел вполне логичен. Но не в бронхах же! Впрочем, коллега мой разлюбезный на выводы не щедр. А вот следователь мог бы и задуматься.

– То есть… мальчик еще жив был, когда его в печку сунули? – Арина едва сама не задохнулась от такого предположения.

Семен Семеныч пожал плечами:

– Ну а как бы он еще мог пепел вдохнуть?

– Так он задохнулся, получается? – заторопилась она.

Но медик покачал головой:

– Нет, умница моя, признаков асфиксии нет. Если, конечно, Тимченко их не пропустил, но это очень вряд ли. Он, хотя на выводы и не горазд, но мужик дотошный. А уж чтоб асфиксию просмотреть, надо глаза себе завязать, иначе никак. Да и на снимках ничего похожего. Нет, причина смерти действительно удар по голове. Сперва пацан от этого удара сознание потерял. Скорее всего. А несколько погодя умер. Именно от удара по голове, точнее, разумеется, от вызванного этим ударом кровоизлияния. Но, предполагаю, не совсем сразу. Судя по тому как кровоизлияние успело распространиться, цвет опять же… ну за полчаса поручусь. Даже, пожалуй, и час возможен.

– Погодите, Семен Семеныч… но это же значит… мальчишку можно было еще спасти? Ну… если бы его не в печку сунули, а «скорую» вызвали?

– Не знаю, – медик пожал плечами. – Если бы сразу начали интенсивную терапию, да успели довезти до стационара, да к хорошему нейрохирургу повезло попасть… что, сама понимаешь, есть вопрос удачного стечения обстоятельств. Но… да, возможно. И даже вполне может быть. Да ты сама погляди!

Разглядывать снимки Арина не стала – чего их теперь разглядывать, если Плюшкин все сказал. В голове настойчиво билась жутковатая в своей непоправимости – уже непоправимости – мысль: если бы Софьин приятель со смешной фамилией Гулявкин, испугавшись при виде бездыханного детского тельца, не стал бы спьяну и в панике совать это самое тельце в печку – вот уж дурак-то, неужели действительно спрятать хотел? – если бы у него голова в этот момент работала чуть лучше, не исключено, что маленький Витя Кащеев был бы все еще жив.

Безропотная Соня, которую совсем еще недавно Арине было искренне жаль, теперь вызывала куда меньше сочувствия. Если бы ее приятель был не настолько тупым, если бы не напился до отключки мозга, если бы, если бы, если бы… Может, и прав Кащеев, что держит жену в ежовых рукавицах? Есть за что. Правда, это он еще не знает, что Витя мог бы выжить. И лучше бы ему этого так и не узнать…

* * *

Звонок у калитки кащеевского дома был не то чтобы совсем новый, но – чистенький, аккуратный, проводочки спрятаны, из зеленой, под цвет ворот, коробочки весело сияла беленькая кнопочка. Нажатие отозвалось в доме слабой, но мелодичной трелью. Арину накрыло ощущение дежавю: так же она нажимала кнопку звонка у той питерской калитки. Только тот дом подслеповато щурился сто лет немытыми окнами, а этот – бодро сиял прозрачным блеском чистых стекол. Но, как и тогда, в Питере, здесь, в кащеевском доме на звонок никто не отозвался. Калитка, когда Арина ее толкнула, не подалась. Только за тюлевыми шторами мелькнула темная тень.

Или показалось?

Передернувшись, чтобы прогнать неприятное ощущение, Арина позвонила в соседнюю калитку. Открывшая ей полная румяная женщина звалась Тамара Степановна, и поговорить была не то что готова, а прямо-таки рада. Да и то сказать; какие у нестарой еще, но одинокой пенсионерки развлечения – кроме телесериалов да сплетен? Даже если сплетни не злые, а совсем наоборот. Это, наверное, от человека зависит, подумала Арина: кто-то видит грязную лужу, а кто-то – весеннее солнце над ней. И любители перемыть соседские косточки так же: один сосредотачивается на самых неаппетитных подробностях – скажешь гадость, сердцу радость – другой же наоборот, видит в людях сплошные добродетели. Кащеевская соседка относилась к вторым. И рассказывала очень охотно:

– Ой, такой добрый… Хотя и рос не в царских палатах, их дом во-он там, в соседнем переулке, Зинаида там сейчас одна управляется. Отец-то их бросил, когда Фимке лет восемь, что ли, всего было, нашел себе помоложе да покрасивее. Правда, помогать помогал, только Зинаида всегда говорила – копеечки от него не возьму, чтоб он сдох под забором. И ведь как в воду глядела. Он после одной крали другую нашел, потом еще одну – правду говорят, седина в бороду, бес в ребро. Да силы-то уже не молодые, вот у него удар и случился. Прям на улице, а люди думали – пьяный лежит. Под забором, как Зинаида и кляла. Когда поднимать-то его стали, а он уж холодный весь. А дом-то вот этот вот, – она махнула рукой в сторону соседнего дома, – его, раз Федор ни на одной из своих краль не женился, дом Фимке достался.

– Серафиму Федоровичу?

– Ну да. Он как с армии вернулся, так от матери и съехал. Ее-то дом хоть и рядышком, а все ж отдельное жилье. Да и хороший дом, получше, чем у Зинки, Федор-то рукастый был, все сам мастеровал, въехал в халупу-развалюху, а хоронили когда, дом справный уже такой стоял – чисто терем, на загляденье. Да и Серафим Федорович в отца удался, то тут починит, то там приладит чего. Аккуратист!

Бесконечные излияния о том, какой хороший был мальчик Фима, какой тихий, какой вежливый и послушный, каким стал мужчиной приличным, не то что некоторые, казалось, могут тянуться бесконечно. Арина вежливо поддакивала, охала и ахала, кивала и разве что руками, изображая заинтересованность, не всплескивала. Только минут через пятнадцать удалось свернуть разговор в нужную сторону – вставив в одну из кратких пауз сочувственную фразу на тему: вот ведь даже такому приличному человеку и так не повезло, экая трагедия.

Тамара Степановна же вместо ожидаемой порции охов и вздохов поджала губы:

– Переживал он, да, ничего не скажешь… Хотя мог бы и не принимать так-то уж близко. Витя-то ведь, может, и не его был, а он все равно…

– Как – не его? – изумилась Арина.

– Да ну! – соседка пренебрежительно махнула крепкой мозолистой ладонью. – Сонька ж вокзальная, и даже когда Серафим Федорович ее пригрел, отмыл, обиходил – все равно. Ну вы ж понимаете? Свечку я не держала, и вела себя она тише воды ниже травы, да только в тихом-то омуте – знаете, что? Шалава – она всю жизнь шалава. Не везло ему, в общем.

Скрюченная в углу студийного дивана фигурка, которую Арина помнила, была совсем о другом, совсем не о чертях, что водятся в тихом омуте. Но соседям, ясен пень, виднее. Соседи даже не подумают задаться вопросом: а чего это «невезучий» мужик не подыщет себе наконец кого поприличнее, а продолжает пригревать вокзальных побродяжек? Таких, кто, весьма вероятно, станет тянуться к прежней вольнице. Но соседи будут одновременно восхищаться добротой благодетеля, осуждать облагодетельствованных за отсутствие благодарности и прочие, реальные или надуманные грехи. И, разумеется, искренне сочувствовать «невезучему».

– И много таких тут побывало? – поинтересовалась Арина. – Ну раз вы говорите «не везло».

Тамара Степановна углядела в вопросе нападение на обожаемого Серафима Федоровича и рьяно кинулась на защиту. Точно в соответствии с Ариниными размышлениями:

– Что ж ему, век бобылем вековать? И ведь такой добрый, такой заботливый! Приведет бедняжку – голодную, холодную, а то и с синяками, отогреет, откормит, приоденет – ну все для нее. А бедняжка после – фьюить, хвостом махнула и усвистала. И так каждый раз. Сонька-то задержалась, потому, надо быть, что Витенька родился, да толку?

Арина вздохнула: