Дмитрий Могилевцев - Земля вечной войны

• Название: Земля вечной войны
• Автор: Дмитрий Могилевцев
• Издательство: Крылов
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-9717-0066-9

Молодой художник Юс попал под колпак спецслужб и превратился в объект медицинских экспериментов. Сумев бежать, он ищет спасения на Памире, не подозревая, во что превратился этот край за годы смуты. Местный криминалитет, вспомнивший «славные» традиции басмаческих банд, живет по правилам Ясы — своду законов, составленному Чингисханом. В Ферганской долине теперь быстро проявляются глубоко скрытые качества души. Человек, ступивший на землю вечной войны, может стать великим завоевателем, или святым, или безумцем, одержимым злым ифритом. Невозможно только одно — уклониться от смертельной схватки.

---

— То есть его обучили размеренно двигать руками? Обучили технике, манере, видению? И что? Оценки ему ставили не за талант, а за прилежание.

— Но он же выставлялся.

— На студенческих выставках. А теперь — что он продает? Халтуру? Немногим большее, чем уличные пятиминутные портреты. Эскизики кавказской экзотики. Драки в стиле комиксов. Кому он нужен теперь, бездарный маляр?

— Его ведь рекомендовали в Союз художников.

— Да, за его графику. За умение копировать чужую манеру.

— Нет, что вы! — не вытерпев, выкрикнул возмущенно Юс. — Это моя манера! Мне в Питере за нее дали премию!

— Послушай, он что-то сказал, — заметил мужской голос.

— Я слышала. Так пусть, если он сам способен честно рассказать о себе, скажет, что ему говорили на той выставке. И на кого он едва не бросился с кулаками.

— Я не на кого не бросался. У меня и в мыслях не было, — возразил Юс. — А он сволочь и скотина, он украл мой рисунок из «Монолога»!

— В самом деле? — удивился мужской Голос. — «Монолог». Такой известный журнал. Такая редкая тема.

— Да… то есть нет, — смешался Юс. — Не очень известный, но художники его знают. Многие это рисуют, но ведь сюжет не важен, важно как, и просто внешнее сходство ничего не значит.

— Внешнее сходство, — сказал женский Голос презрительно. — И главное, с чем.

— А может, с кем? — спросил мужской Голос задумчиво. — Был там такой, как бишь его… Джо Колеман, кажется?

— Но мы все, в той или иной степени, зависим от манеры тех, у кого учились, — снова возразил Юс.

— Учились? Так это теперь называется? Просто вы оба бездарно копировали одно и то же. А чуть не подрались потому, что стало невыносимо стыдно, когда об этом узнали все. Кстати, за что именно ему дали премию? И из скольких претендентов его выбрали?

— Кхм, — сказал мужской Голос. Юс мучительно покраснел.

— Любопытно, насколько он был уверен в том, что ее получит? Он же ехал, рассчитывая на нее. И писал специально к этой выставке, разве нет?

— Это неправда, — сказал Юс. — Я старые работы привез. Ну, и пару новых.

— Пару новых? — спросил женский Голос удивленно. — А сколько всего работ выставлялось от участника?

— Я привез хорошие работы и получил премию, потому что мои работы хорошие! — выкрикнул Юс.

— Прекрасно, — сказал женский Голос. — В конце концов, это субъективно: хороший рисунок или плохой. Пусть хороший, и все было прекрасно, и ни за что не было стыдно. Верю. Почему не верить хорошему человеку. Но забавно, как он распорядился премией.

— Как хотел, так и распорядился, — заметил мужской Голос. — Его право.

— А мать ему по-прежнему посылала деньги со своей пенсии.

— Это не ваше дело, — процедил Юс сквозь зубы.

— Но он же помогает матери. Приезжает, — возразил мужской Голос.

— Раз в полгода? Когда он последний раз хоть что-то помог ей сделать?

— Это не ваше собачье дело! — крикнул Юс.

— В самом деле, это совсем не наше дело, — сказал другой Голос, старческий, чуть скрипучий, усталый. — Наше дело — преступление, совершенное этим человеком. Он убийца. Он трех человек расстрелял. Хладнокровно.

— Это неправда!

— Его взяли с поличным на том самом месте, откуда он стрелял. С автоматом, из которого стрелял.

— Это не я! — крикнул Юс, чуть не плача.

— А кто же?

— Наверное, кто-то, улетевший по воздуху, — сказал женский Голос. — Кто-то, кого можно было не заметить рядом с собой на Площади.

— Я не стрелял! Не стрелял! Не стрелял! Не стрелял! — кричал Юс, извиваясь, колотясь головой о подушку. Потом, обессилев, затих.

Голоса некоторое время молчали, пережидая, когда Юс успокоится, потом заговорили снова. Они вытаскивали на свет всю его жизнь, перебирали, показывали ему же — и он видел, что там только грязь, никчемная, жалкая грязь. Они говорили — и Юс корчился, и грозил им, и умолял прекратить, и бился в истерике. А они говорили, пока каждое слово не стало будто толстая тупая палка, тычущая в воспаленный мозг. Пришел рассвет, и в окна под потолком вползло солнце. Но Голоса не исчезли. Сон не ушел никуда, вторгся, подменил собой явь, окружил несчастного Юса.

Когда солнечный луч добрался до Юсовой кровати, в комнату вошел Психолог. Был он среднего роста, средней упитанности и средних лет, с дрябловатым, ничем не примечательным лицом и бесцветными, ничего не выражающими глазами. С его приходом Голоса умолкли, и Юс подумал, что наконец проснулся.

— Здравствуйте, Юзеф Казимирович, — сказал Психолог дружелюбно. — Я — ваш психолог. Как вы себя чувствуете?

— Плохо, — ответил Юс. — Мне очень плохо. Меня мучают кошмары. Я не могу здесь. Пожалуйста, выпустите меня отсюда. Мне плохо, плохо!

— Успокойтесь, пожалуйста. Ведь я — ваш психолог, — сказал Психолог. — Я пришел, чтобы помочь вам.

— Мне плохо здесь! — крикнул Юс.

— Успокойтесь, прошу вас. Увидите, все будет хорошо. Я помогу вам. Вы здесь для того, чтобы вам стало лучше.

Юсу показалось, что Голоса тихонько засмеялись.

— Я понимаю, вам ваше положение кажется сложным, почти безвыходным, — сказал Психолог, пристально глядя на Юса мертвыми и гладкими, как объективы, глазами. — Но если вы проявите добрую волю, мы сможем помочь вам.

— Выпустите меня, а? — тоскливо попросил Юс.

— Разве вы не понимаете серьезности вашего положения? Вас обвиняют в убийстве трех человек, — сказал бесцветным голосом Психолог.

Юс закричал.

Затих он только тогда, когда прибежавший парень уколол его в шею шприцем с темно-коричневой жидкостью.

Через две недели Психолог, бывший, помимо этого, майором семнадцатого дробь «В» отдела охранки, сказал собравшимся на совещание коллегам:

— Это брак. Больше работать с ним я не считаю возможным.

— Я прочел ваш рапорт, — сказал начальник отдела. — И кто, по-вашему, виновен в случившемся?

— Те, кто на тестировании не понял, что имеет дело не просто с шизоидом, а с самой настоящей шизофренией. Кто не сравнил показатели с клиническими данными.

— Это прежде всего ваша вина, — сказал заместитель начальника, отвечавший за тестирование. — Материал был перспективнейший. Но работать следовало осторожнее, а вы пустились с места в карьер и все испортили. И не в первый уже раз, между прочим.

— Он же психопат. Он держался только потому, что привык себя дисциплинировать. Работать каждый день. А под стрессом все пошло вразнос. Разве вы не видели?

— Что я видел? Я видел его отклик, я видел тонус на пике, я видел реакцию — это же уникум. Если бы его довели, он не уступил бы Седьмому!

— Седьмой — кэмээс по биатлону. А этот просто психопат. Маломерок. Это не тот отклик. Возможно, на пике он бы и не уступил Седьмому. Но сколько бы он держался там, и контроль над ним — вот в чем дело. Я считаю, что нельзя.

— Теперь нельзя, — вставил заместитель.

— Всегда было нельзя, — сказал Психолог. — И всегда было бы, как сейчас, — пароксизмы истерики с полной ремиссией между. К тому же он патологически боится боли. Он трус. И в истерику его срывают не заложенные ключи, а страх. А боится он всего.

— И в первую очередь вас. Этого у него уж точно раньше не было, — заметил заместитель, усмехнувшись.

— Во всяком случае, вашей обработки он боится тоже. Как только его отвязали, он попытался проткнуть себе барабанные перепонки. И кто же в этом, по-вашему, виноват? — спросил Психолог, глядя на заместителя.

— Стоп, — начальник хлопнул ладонью по столу. — Тут все ясно. Ваши рапорта пойдут наверх. Кому что причитается, решат там. А сейчас нужно решить, что делать с объектом.

— Он не пойдет в доработку. Он ни под какую схему не пойдет. И публичного спектакля с ним не устроишь, — сказал Психолог. — Параноидальная шизофрения. Клиника. Кокон. Его не научить ничему. Он бесполезен.

— Ваши предложения?

— Выпустить и забыть.

— А если он, по вашей же логике, вернувшись в привычный круг, восстановится? Начнет по-прежнему рисовать, искать заработка, тусоваться в привычном богемном кружке — и никто не заметит в нем никаких перемен? — спросил заместитель.

— Заметят, в этом уж будьте уверены. Он не восстановится. А вернется он в эти стены, только двумя этажами выше, куда пускают на практику студентов мединститута. А там ему поставят диагноз «шизофрения» и запрут на всю оставшуюся жизнь.

— Но он туда не попадет. И тогда не только мне, а всем станет очевидно, что вы попросту не сумели его разработать. Художник — не охранник банка. А вы — всех под одну гребенку.

— Так что вы предлагаете? — спросил начальник.

— Поставить на наружную, сперва без вербального, потом, если все будет нормально, снова пустить на вербальное и попробовать вести.

— Нашу наружную?

— И нашу, и обычную. Пусть на него заведут дело в первом отделе.

— Сейчас мы не можем вести больше трех вербальных одновременно. И тратить на это такие силы — нелепо, — сказал Психолог.