Алексей Беляков - Письма к дочери

• Название: Письма к дочери
• Автор: Алексей Беляков
• Жанр: Современная русская литература
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-8159-1605-0

Алексей Беляков работал в Vogue, Tatler, Harper’s Bazaar, он автор нескольких книг, первая – «Алка, Аллочка, Алла Борисовна» – бестселлер в жанре нонфикшн в 90-е годы, блогер – яркий, острый, с неповторимым стилем и сугубо своими темами. Отец троих детей, который давно собирался сочинить для них сказочную повесть, а вместо этого написал письма к младшей дочери. И поверьте, это совсем не детское чтение…

---

– Держи, это хрусталь, нормальный подарок.

Мама испугалась:

– Ты что, как это?! (Да, Кирочка, в наше унылое время это было лакшери.)

Тетя Галя нахмурилась:

– Бери, я тебе сказала! И всё.

Потом тетя Галя вышла замуж в третий, кажется, раз и с сыновьями уехала к мужу в Ростов-на-Дону. Мы с мамой к ней приезжали. Мама дико скучала без нее. Ей очень не хватало рядом этой лихой женщины, которая решала проблемы одной сигаретной затяжкой.

Тетя Галя не смогла быть на похоронах мамы: у нее тогда на руках оказалась крохотная внучка, от которой отказалась безумная мать, жена ее сына, и эту рыжую девчонку тетя Галя вырастит как дочь. Но спустя пять лет я сам оказался в Ростове: там еще почти никому не известный Кирилл Серебренников делал сериал «Ростов-папа», я был одним из сценаристов.

Первым делом я бросился к тете Гале. Мы сели на кухне. Курили и выпивали. Хотя тетя Галя перенесла два обширных инфаркта. А потом обнялись и рыдали. «Знаешь, Лёха, – сказала тетя Галя. – Никого ближе твоей матери у меня не было. Никого. Ни одной подруги. Это теперь как дыра в сердце».

Вот это, Кира, настоящая дружба. На всю жизнь. Двух очень разных женщин.

Найти бы тебе подругу, как тетя Галя.

А от всех остальных – скрывайся и ускользай.

Письмо 5 Что случилось на мосту

Кира, дочка, теперь я хочу рассказать о том, о чем говорить с тобой мне труднее всего. О наших отношениях с твоей мамой. Вернее, не так. О том, почему мы оба с ней ошиблись. И о том, как важно отношения вовремя остановить. Разорвать.

Тогда нас буквально толкнуло друг к другу. У нее завершился долгий мучительный роман, со слезами, транквилизаторами, безуспешными попытками вернуться. Собственно, мы и встретились с мамой в театре (о да!), куда она пришла не ради спектакля. А чтобы лишний раз показаться на глаза человеку, который пытался от нее избавиться. Она знала, что он будет на этом спектакле. Нет, мы не познакомились с мамой в антракте, это было бы уж слишком театрально, мы уже были чуть знакомы, много общих знакомых, сталкивались раньше. Не проявляя друг к другу никакого интереса. Спустя время мы даже обнаружим себя на фотографиях, сделанных во время большой тусовки. Я тогда крепко напился и не помнил вообще ничего. А твоя мама, хоть и не напилась, но меня тоже не запомнила на этой вечеринке. Смешно, да? На фотографиях мы будем рядом, но как совершенно посторонние люди.

Итак, после мимолетной встречи в театре мы начали осторожно комментировать друг друга в фейсбуке, но очень чинно, на «вы».

Что до меня, то ситуация была во многом схожей. Меня давно выгнала первая жена, я оказался в маленькой однокомнатной квартире с видом на трамвайные рельсы, старым линолеумом и отваливающейся плиткой в ванной. Я и не пытался что-то менять или ремонтировать, пусть летит к черту эта плитка, раз у меня вся жизнь разваливается. Даже мои дети (Асе было десять, Тиме пятнадцать) общались со мной скорее из жалости. Но про ту мою пропащую жизнь я расскажу тебе отдельно, это будет местами действительно очень смешно. Местами.

Нет, я не был тотально одинок. Пьяные небритые мужчины с глазами умирающего Александра Блока часто вызывают у девушек странный интерес, порочный и мучительный. Ясно, что от этого придурка не будет никаких радостей, кроме пары бутылок пива с утра, которые незаметно перетекают в водку, – однако тянет. Женщинам нравится мужское падение, от этого у них захватывает дух и кровь насыщается пузырьками эстрогена.

Я мог позвонить какой-нибудь девушке и развязным баритоном убеждал приехать ко мне, предаться увлекательным беседам о… слушай, я даже не помню, чем их заманивал! Но самое удивительное – некоторые приезжали, захватив с собой зубную щетку и еду. Потому что еды у меня никогда не водилось. В знак благодарности я исполнял девушкам свой любимый романс «Ямщик, не гони лошадей». Они слушали, им нравилось.

С одной девушкой у меня даже был продолжительный роман. Но примерно раз в неделю она сообщала, что хватит, ей все надоело, забирала щетку и уезжала. Потом возвращалась, ставила щетку на место. Потом снова уезжала вместе со щеткой. Дурацкий роман, у щетки, наверно, уже было нервное истощение. Однако девчонка была очень красивой, вспомнить приятно. (Что, блин, она нашла во мне и еще долго находила – страшная загадка.) Наконец, и этот роман завершился. Я даже испытал облегчение: зашибись, конец нервотрепкам и снующим туда-сюда зубным щеткам, живу спокойно один. Любуясь на старый линолеум.

Но один я быть не хотел. Вечерами, когда возвращался откуда-нибудь на трамвае № 27, я смотрел на парочки, что стояли неподалеку и целовались. Думал: «Блин, вот у них любовь. А у меня что?»

Мне было уже сорок пять, возраст, когда мужчина всего добивается, ему уже лениво знакомиться с гибкими девушками в барах да и в бары неохота, вечерами он смотрит увлекательные сериалы, приобняв жену, с которой они пережили немало кухонных битв, но все позади, и теперь эти двое – как верные боевые товарищи. У меня не было ничего, кроме отваливающейся плитки, а сериалы в одиночестве я точно смотреть не хотел. Водка была моим самым продолжительным сериалом.

Да, судьба нас столкнула в том маленьком театре на Поварской улице. То есть никакой судьбы нет, обойдемся без литературных глупостей, просто были схожие обстоятельства. Одиночество, тоска, разбитое – как его? – сердце. Лошади сдохли, ямщик замерзал на трамвайных рельсах.

Слово за слово, я пригласил твою маму на свидание. Она быстро согласилась.

Я выбрал романтичное место – дешевое заведение в подвале, с японской – хахаха – кухней. Кажется, там питались студенты и небогатые посетители Музея архитектуры, который находился рядом. Из японской кухни того вечера я помню только водку. Потому что какой же японский ресторан без водки в России? Деньги на ветер. Да, ты догадалась, моя умница, твой папа быстро напился.

Однако это был тот случай, когда водка – лучший друг девушки. Потому что твоя мама, уже отправляясь на свидание, чувствовала ко мне неизъяснимую тягу. И даже с волнением сообщила о предстоящей встрече своей маме, твоей бабушке. То есть в ту пору еще совсем не бабушке. (Мы, кстати, с бабушкой ровесники, можно опять усмехнуться.)

Итак, я выпил, мама тоже, но умеренно. И я вдруг ощутил весну без конца и без края. Был действительно март, я сказал твоей маме: «Пойдем теперь в другое заведение!» Она совершенно не возражала, я нравился ей все больше и больше, в этом она сама мне призналась спустя время. И где-то на Тверском бульваре, между заведениями, между десятью и одиннадцатью, я уже стал эту девушку целовать. Потому что мне она тоже нравилась.

В результате мы приехали к ней, где нас встретил щенок джек-рассела по кличке Мотик, которого мама завела, чтобы было не так одиноко, и который всю ночь потом недоумевал: почему хозяйка вместо него пустила в кровать очень большого чужого козла.

Да, все совершилось быстро, как нам обоим в тот момент и хотелось. В конце концов, театр мы уже посетили, культурную программу ухаживаний выполнили.

А теперь я пропускаю сразу несколько месяцев. Даже почти год. Важно лишь, что мама и Мотик переехали ко мне в квартиру, где отваливалась плитка. И что мама задумала сделать ремонт. Я совершенно не возражал.

Может показаться, что вот так и жили, два счастливых человека, планировали ремонт и будущую жизнь. Нет, Кира. В том и дело. И теперь начинается самое трудное.

Все чаще я задумывался, что, наверно, это не совсем те отношения. Что я не могу, например, привыкнуть к маминым внезапным срывам, а она не может переносить мое хмурое лицо по утрам. Хмурое – но не похмельное! Я фактически уже бросил пить, но об этом тоже отдельно. Однако по утрам я мерзок и зануден, как большинство мужчин. И поделать с этим ничего я не мог. В сорок пять лет трудно меняться. То есть бросить пить можно, а вот избавиться от утреннего раздражения – нет. А тут еще, как назло, и мама оказалась такой же утренней «маньячкой». Все главные ссоры у нас происходили именно утром, а это кошмар – так начинать день. Ссорились из-за ерунды, из-за пятнышка на столе (мама ведь чистюля), из-за музыки по радио, из-за некупленного пакета молока.

Ну и много было другого, что приводило меня к сомнениям – не слишком ли быстро я бегу к загсу? Нужна ли мне эта девушка? Готов ли я с ней жить очень долго?

Но вечером мы уже были милые и ласковые, смотрели увлекательный сериал, жуя виноград без косточек. И я думал: «Не, фигня. Мы сможем вместе, мы же любим друг друга, мы подрежем наши колючие части маникюрными ножницами и сложим этот паззл, который называется семья». Что думала мама – я не знаю. То есть, наверно, она просто очень хотела ребенка и весь ее горячий женский организм уверял: «Да он нормальный парень, хоть и немолод, хоть и зануден! Давай, вперед!» Я совершенно уверен, что инстинкты у большинства женщин сильнее рассудка. В этом их сила и слабость, такая крутобедрая диалектика.