Дмитрий Силлов - Закон Шухарта

• Название: Закон Шухарта
• Автор: Дмитрий Силлов
• Жанр: Боевая фантастика
• ISBN: 978-5-17-115775-3

«СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!!!» Эти слова произнес сталкер Рэдрик Шухарт на дне котлована, найдя Золотой шар, исполняющий любые желания. Так заканчивается знаменитый роман братьев Стругацких «Пикник на обочине». Но что было дальше? Более сорока лет, с момента выхода культового произведения, задают себе этот вопрос поклонники российской фантастики. И вот наконец Дмитрий Силлов написал роман, являющийся прямым продолжением истории Рэда Шухарта. Что ждет знаменитого сталкера после того, как он вернется из Зоны в родной Хармонт? Как его высказанное желание повлияет на будущее далекой Чернобыльской зоны отчуждения и на судьбу Снайпера, хорошо известного поклонникам серий «Сталкер», «Кремль 2222» и «Роза Миров»?

---

Но прятаться от реальности никогда не было в моих правилах. Поэтому я дал себе еще несколько секунд блаженной темноты – и с усилием разодрал слипшиеся веки.

Свет ударил в глаза. На самом деле он был тусклым и безжизненным, этот солнечный свет, с трудом пробивающийся из-за сплошной пелены свинцовых туч. Но для чувствительных глазных нервов, все еще до конца не восстановившихся после яркой вспышки, этого было вполне достаточно. Сразу захотелось вновь смежить веки, но я не дал себе этого сделать. Мгновения блаженного неведения миновали. Наступило время сурового настоящего.

Я медленно поднялся с сырой земли.

Внизу под ногами росла серая, больная трава, чудом выжившая на зараженной земле, а прямо передо мной торчал большой плакат, на котором была начертана надпись, полуразмытая кислотными дождями:

«Увага! Радiацiйна небезпека! ПТЛРВ «Копачi». Територiя ДСП «Комплекс» м. Чорнобиль, вул. Кiрова, 52. Тел. 5-19-24; 5-24-84. B’iзд на територiю ПТЛРВ без дозволу КАТЕГОРИЧНО ЗАБОРОНЕНО!»[2]

Превозмогая боль во всем теле, я до хруста сжал кулаки. Уж лучше б проклятый Тестомес забросил меня в страшный мир Москвы, сожженной ядерной войной. По крайней мере где-то там, среди полчищ кошмарных мутантов, орд ржавых боевых роботов и обширных территорий, усеянных Полями Смерти и другими опасными ловушками, сейчас находилась та, ради которой стоило жить на свете. Здесь же, в мире ежедневной, бессмысленной борьбы за выживание и погони за хабаром, у меня не было иной альтернативы, кроме как выживать и гоняться за хабаром. То есть быть как все. Как же это страшно порой – быть как все. Особенно когда ты никому не нужен и никто тебя не ждет…

Но в то же время я понимал – все эти мысли есть не что иное, как боль, с которой мое тело давно свыклось. Возможно, благодаря гормону смерти, а может быть, оно просто адаптировалось к этой пытке, как привыкает инвалид к фантомным болям на месте давно утраченных конечностей. А это значит, что надо жить, несмотря ни на что. И выживать, даже если тебе этого и не очень-то хочется делать.

– Ну, здравствуй, Зона, – скрипнув зубами, прохрипел я. – Здравствуй. И будь ты проклята…

– Не надо бы так про нее, – раздался голос за моей спиной. – Живая она. Услышит и отомстит.

Я обернулся.

Их было двое.

Голос принадлежал мордатому мужику в сталкерском комбинезоне с крупнокалиберным охотничьим ружьем в руках. Рядом с ним стояла колоритная фигура в пыльнике, направив на меня ствол пулемета ПКМ. Лицо фигуры тонуло в тени глубокого капюшона. На руках пулеметчика были надеты толстые черные перчатки, усиленные кевларовой нитью. Позади вооруженных сталкеров стоял компактный двухместный вездеходик армейской камуфлированной расцветки с прицепленным к нему большим трейлером.

– Здорóво, Жила, – с трудом проговорил я, узнав торговца. – И тебе, Ильюша, не кашлять.

Слова давались с трудом. Похоже, не только лицо подпалил мне чертов Тестомес, но и бронхи задела волна раскаленного воздуха.

Мордатый со своим напарником переглянулись. На лице Жилы обозначилось глубочайшее удивление. Что было под непроницаемым капюшоном Ильюши – одному черному сталкеру ведомо.

– Интересно, откуда ты меня знаешь, парень? – поинтересовался торговец.

Его изумление было искренним. Такое, как ни пыжься, нарочно изобразить не получится, если ты, конечно, не профессиональный актер. Но лицедеям в Зоне не место, как и людям без оружия, кстати. У меня же ничего не было, кроме двух ножей – за что большое спасибо Тестомесу, чтоб его на части разорвало.

Я попытался ответить, напомнить, мол, как же, встречались в Зоне не раз, даже помогали друг другу, но проклятый кашель снова скрутил меня в дугу.

– Хотя какая разница, – задумчиво проговорил Тестомес. – Меня ж каждая собака в Зоне знает, правда, Ильюша? А этот друг свое, похоже, откашлял. И ножи у него неплохие вроде. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок.

И тут грянул выстрел.

Признаться, не ожидал я такого от Жилы. Чтоб он вот так запросто, ни с того ни с сего, в живого человека пальнул. Оказывается, ошибался я в нем сильно. И понял это, лишь когда из ствола его ружья вырвалось пламя…

Удар в живот был сильным. Обычно он таким и бывает, когда в тебя стреляют почти в упор из двенадцатого калибра.

Меня швырнуло назад, прямо на щит, предупреждающий о том, что в Копачи соваться не стоит. Несмотря на то, что установлен он был еще в прошлом веке, щит выдержал удар. По нему я и сполз вниз, осознавая, что стремительно теряю силы и что, как ни напрягайся, но до рукоятки ножа мне уже не дотянуться.

– Ну и хрен с тобой, Зона, – прошептал я вслед стремительно угасающему сознанию. – Наконец-то ты взяла своё…

* * *

Те, кто пережил клиническую смерть, говорят, что, когда человек умирает, он видит какой-то тоннель, свет в его конце и другие благостные вещи, настраивающие на умиротворенно-фатальный лад. Мол, все, жизнь кончилась, расслабься, друг, сейчас тебя ждет гладкая финишная прямая и вечный санаторий с крылатым персоналом…

Думается мне, брехня это. Во всяком случае, я точно ошибся адресом. Мой тоннель был темным, хоть глаза коли, а последний путь по нему напоминал путешествие на раздолбанном «Москвиче» по российской дороге.

Меня трясло, подкидывало и эпизодически прикладывало о стены то плечом, то бедром, то головой. Единственное утешение – тоннель был обит чем-то мягким, потому мое путешествие в лучший мир пока еще не ознаменовалось переломами конечностей или сотрясением мозга.

А еще в нем воняло старыми консервами, слежавшейся одеждой и хорошо мне знакомым ружейным маслом.

Последовала еще пара-тройка взлетов и падений носом в мягкое, после которых я окончательно пришел в себя.

Само собой, это была не хрестоматийная кишка со светом в конце, связующая мир живых и последнее пристанище мятущихся душ, покинувших бренное тело. Скорее, трясущаяся хрень, в которой меня мотало туда-сюда, напоминала склад на колесах. Во всяком случае, пахло в ней именно складом, запах которого хорошо знаком любому военному.

Хорошо, что нет у меня морской болезни, а то обблевал бы все вокруг и катался в собственной блевотине. Неприятное занятие, особенно, когда ты умело связан по рукам и ногам так, что и пальцем не пошевелить. Профессиональная вязка сразу чувствуется. Дергаться бесполезно, только устанешь.

Наконец тряска прекратилась. Снаружи послышались шаги, и – о чудо! – свет в конце тоннеля все-таки появился. Только силуэт в нем был неправильный. Вместо крылатого архангела в квадрате двери обозначилась коренастая фигура Жилы, в целом похожая на шар для боулинга, водруженный поверх могильной плиты.

Торговец посветил фонариком.

– Надо ж, живой, – удивленно промолвил он. – А я уж думал тебя на мясо для собачек продать, пока свежий.

– Не стоит, – прохрипел я. – Пожалей животных, передохнут в мучениях.

– Хех, – ухмыльнулся Жила. – Он еще и хохмит. Значит, продадим не на мясо.

С этими словами он нырнул внутрь трейлера, ухватил меня за ноги и выволок наружу.

Я предусмотрительно прижал подбородок к груди и потому не долбанулся затылком вторично, а лишь довольно чувствительно, но в общем терпимо приложился лопатками об землю. Ничего, переживем, бывало и хуже.

Проморгавшись после кромешной темноты, я смог оценить окружающий пейзаж, кстати, довольно унылый.

Прямо передо мной торчала пулеметная вышка. Под ней – типичный советский контрольно-пропускной пункт, коробка из красного кирпича с окнами, забранными решетками. Перед коробкой дорогу перегораживал бруствер, сложенный из мешков. Хочешь проехать, изволь малым ходом съехать с дороги и трюхать себе по обочине. Понятное дело, ежели большое начальство пожалует, мешочный бруствер солдатики мигом раскидают, будто ничего и не было. Да только начальство редко в Зоне появляется, боится радиации, мутантов, явлений всяких гадостных типа того же «жгучего пуха» или «ведьмина студня». А еще сталкерскую пулю словить опасается. И еще неизвестно, чего больше.

За КПП виднелись довольно мощные сварные ворота, на одной из створок которых кто-то криво присобачил бело-синий дорожный знак со стрелками и двумя надписями: «Страхолiсся» и «Чорнобиль». Та, что «Страхолiсся», указывала прямо, та, что «Чорнобиль», – налево, и при этом явно врала. Карта Зоны у любого сталкера в голове сидит накрепко. Таблицу умножения наш брат вспоминает, лишь когда хабар перекупщику сдает, а вот что где в Чернобыльской зоне отчуждения находится, это мы помним круглосуточно.

Значит, это КПП перед въездом в поселок Страхолесье. Говорящее название… Много про это место слухов поганых ходило среди сталкерского люда, а вот что творится за усиленным армейским кордоном на юго-востоке от Чернобыля, доподлинно не ведал никто. Зато все знали точно – проще среди бела дня открыто пройти в Зону через КПП «Дитятки», поплевывая на блестящие гуталином сапоги начкара и его пристяжи, нежели ночью просочиться на запретную территорию в районе Страхолесья. Пропадали там люди, даже плененные в Зоне военными патрулями. Поехал конвой на юго-восток, значит, считай, никто и никогда больше не увидит взятого под белы ручки сталкера-арестанта. Ни писем из тюрьмы не будет, ни на запросы официальные о судьбе преступника никто не ответит. Был человек – и нет человека. Вот такие дела.