Монс Каллентофт - Смотри, я падаю

• Название: Смотри, я падаю
• Автор: Монс Каллентофт
• Жанр: Триллер
• Год: 2021
• ISBN: 978-5-04-115371-7

Смотри, я падаю» – это триллер нового уровня, шедевр, который парализует всех поклонников жанра и открывает новые стороны художественной литературы. Монс Каллентофт мастерски выворачивает наизнанку души главных героев, а вместе с ними и души читателей, создавая историю, которой невозможно найти аналог. Пропавшая дочь, отец, который поклялся не прекращать поисков, и напряженная погоня на фоне мрачной изнанки сияющего курортного мира. Стокгольм, 2015 год. Тим Бланк отвез 16-летнюю дочь Эмму в аэропорт – она проведет каникулы на острове Майорка, который славится своими вечеринками. Эмма так и не вернулась. Исчезла, выйдя ранним утром из клуба и растворившись в ночи. Три года спустя Тим, оставив работу в стокгольмской полиции, едет на Майорку, чтобы возобновить расследование, прекращенное за недостатком улик. Богатый немец нанимает его, чтобы следить за своей неверной женой. Когда ее любовника убивают, а сама жена бесследно исчезает, немец просит Тима выяснить, кто за этим стоит. В поисках правды Тим погружается в развращенный мир европейской элиты, приподнимая завесу над переплетением политических интриг и неожиданно находит подтверждение того, что его дочь жива. Круг сжимается, и у него остается все меньше времени, чтобы найти дочь и спасти собственную жизнь. Куда бежать – и кому можно верить? Напряженные сцены преследования, удивительная психологическая глубина и стиль, который дышит страстью: эта книга – редкий шедевр.

---

Время вернуло слова, и самые главные несут в себе его боль. На глазах появляются слезы, нет, так не годится, «куда ты пошла?». Один из баров в Магалуфе, камера наблюдения ловит ее в момент перехода улицы. Ночью полно народа. Ноги у Эммы заплетаются. Другая камера захватила ее по пути в сторону гигантской автомобильной стоянки в нескольких километрах от бара. Она возникает у улицы Calle Galió, а потом исчезает. «Вернулась ли ты обратно, Эмма?» Пошла к морю, где сейчас кричат те двое, что занимаются сексом в воде, волны качают одного на другом.

Тим встает, возвращается на машине домой, включает кондиционер. Тот сначала урчит наподобие холодильника, потом начинает тихо бормотать, как ровный звук авиамотора в салоне самолета, где Эмма сидит у прохода и думает, какие все вокруг fucking douche[35]. Откуда взялась вся эта деревенщина? Они же только что закончили гимназию. Один даже дал Софии свой номер телефона, хотел встретиться, «ведь вы же тоже едете в Магалуф?».

Магалуф, Магалуф, Магалуф!

Пентюхи только что хором скандировали это слово.

Они могли быть из Эребру, Сундсваля, Евле или города Бурленге. Что за места такие. Она не может распознать диалекты, но говорят они явно по-деревенски.

Вдруг ее настрой меняется, она чувствует плечами синюю ткань сидений самолета, шероховатых, как кошачий язык, и в ней просыпается сочувствие к этим ребятам. Они такие же, как мы, никакой разницы нет. Они тоже хотят весело провести время. Побыть хоть немного happy[36]. Пить. Попробовать что-то новенькое. Почувствовать, как закружится голова. Потом она думает о том, произойдет ли «это», надо ли, чтобы «это» случилось, ведь «это» обычно и происходит в Магалуфе или в других подобных местах. Но если «это» с ней не произойдет, то ничего. Времени куча.

– Закажем что-нибудь? – спрашивает София со своего места у окна, поправляет свои прямые черные волосы так, чтобы скрыть прыщи на круглых щеках. Она часто забывает это делать, но если кто-то вдруг заметит ее угри, то она просто сходит с ума. Oh, my fucking god[37]. В какую суку она превращается. Totally out of character[38].

Ведь она добрая: Софию удочерили из Китая, из какого-то огромного промышленного города, о котором никто не слыхал. Они подруги, но им совсем не обязательно посылать друг другу сладенькие эмодзи или смайлики. Они могут всерьез поссориться и обзывать друг друга сучками. Но главное в Софии – доброта. У нее еще и хороший вкус, она собирается изучать моду в гимназии, а потом поступить в Beckmans[39]. И она конечно поступит. For sure[40].

Main bitch[41].

Это про Юлию. Они знают друг друга с детсада, дружили все годы, а теперь летят на Мальорку. Ее родителей не надо было даже уговаривать, они где-то на Ривьере, играют в теннис, лакомятся вкусненьким и наверняка рады, что не надо платить еще за одного человека в дорогих ресторанах.

Но Юлии на это плевать. Она мыслит другими категориями.

«Мои родители – это просто мой кошелек», – обычно говорит она.

София изучает меню.

– Белое вино. Сто двадцать девять крон. Черт, как дорого. Это тринадцать евро.

– Мы можем разделить цену на нас троих, – говорит Эмма. – I’m loaded[42]. Еще эти лохи вокруг поют о прелестях секса на лугу за плетнем. И что такое, черт побери, «плетень»?

My god[43], какая скука.

Она нажимает на кнопку вызова стюардессы.

Эти неотесанные мужланы из провинции начали наливаться пивом и виски еще в аэропорту, торопились успеть набраться, как будто отпуск будет длиться всего две минуты. Один из них блевал в пакет на борту, но теперь уснул.

Стюардессы идут по проходу. Вряд ли они будут продавать спиртное тем, кто уже набрался до ушей, но нам, может быть, продадут.

Одна из стюардесс останавливается возле них, и Эмма заказывает.

– Белое вино, пожалуйста.

Стюардесса улыбается.

– Спиртное только с восемнадцати лет, – говорит она довольным голосом.

– Нам уже восемнадцать, – шипит Юлия. А София у окна краснеет до ушей. Ужасно стыдно, когда тебе говорят «нет», особенно если этот человек обладает властью. Учитель, например, или кассир в магазинчике Seven-Eleven, где ты пытаешься купить «народное пиво»[44].

– Я уверена, что по списку пассажиров вам еще нет восемнадцати, – говорит стюардесса и отходит, а Юлия кричит ей вслед:

– Думаешь, мы никогда не пробовали ничего крепче вина, да? – Девочки обмениваются взглядами, и на какой-то момент в салоне все голоса затихают. Боже, какой позор, все на нас смотрят, думает Эмма. И замечает, что никто не обращает на них внимания, она прислушивается к гулу моторов и думает, что ей не удастся уехать слишком далеко и что Магалуф всего лишь первая остановка на ее долгом пути. Именно так она и думает. О жизни. Что жизнь как дорога. Прямая линия пути, где не существует несчастий и всякой чертовщины. Она понимает банальность такого хода мыслей, но ей нравится так думать. Это подходит шестнадцатилетней девушке.

В самолете есть вай-фай, они летят норвежской авиакомпанией Norwegian. Она посылает СМС папе.

«Спасибо, что отпустил меня».

И одно сообщение маме.

«Спасибо, что ты поддалась на папины уговоры».

Со своего места встает парень постарше, он явно не из группы провинциалов. Высокий, худой, четкий подбородок, симпатичный, very now[45], когда никому не нужны накачанные мачо. Он идет по проходу между креслами, глядя на нее. В руке у него банка пива. Он останавливается рядом с ней, протягивает пиво.

– Я слышал, что вам ничего не продали, – говорит он. – Ты, я имею в виду всех вас, можете взять мое. Оно уже выдохлось, но эффект есть.

Они купили самую большую кровать, на которую хватило денег и места в комнате окнами во двор. Купили за несколько лет до появления Эммы. Они точно знали миг ее зачатия. Это было после обеда у друзей в пригороде Эншеде, после ссоры в такси по пути домой, дурацкой ссоры ни о чем, когда они, наконец, замолчали, смущенные и пьяные, проехав по мосту Сканстуль, и желтый свет фонарей скользил по стеклам машины и их усталым опухшим лицам.

Эмма лежит на кровати. Она спит, ей уже год, она одета в белую ночную рубашку, переходившую из поколения в поколение по линии Ребекки. Хлопок рубашки тонкий, как флер первого облачка перед ненастьем.

Тим ложится в кровать, осторожно придвигается поближе к дочке. Хочет погладить ее покрытую пушком голову, но боится ее разбудить. Его рука такая грубая и такая большая. Больше всего ее лица, линии которого соединяются в такую гармонию красоты, какой ему никогда не понять и не уловить. Она дышит, дрожат розовые сосудики на розовых веках. И он думает обо всем том, что этим глазам предстоит увидеть.

Из кухни доносится осторожный шум. Две кастрюли ударяются друг об друга, металл об металл, вздрагивает уголок рта Эммы, но она не просыпается.

Ребекка чуть неосторожно бросает скальпель в почкообразный лоток, и этот звук удара лезвия о нержавеющую сталь вызывает в памяти звон кастрюль в кухне много лет назад. Возвращает ее в темноту, в воспоминание, как она тогда смотрела в прихожую, на чистый деревянный пол, потом в спальню, где отец и дочь лежали рядом. Взгляд Тима прикован к Эмме, светло-зеленые листья клена машут в окно.

Она смотрит на настенные часы. Ночь. Молодой мужчина на операционном столе, ножевая рана в живот, перфорированная почка, которую надо удалить. Но и с одной почкой он может жить сто лет. Ни сломанных рук, ни проломленного черепа, когда кого-то швыряют в ярости на радиатор.

Ребекка смотрит на глаза других медиков, виднеющиеся поверх зеленых хирургических масок. Глаза уставшие. У анестезиолога очки в модной толстой оправе, он морщит брови, когда в операционной раздается резкий звук удара скальпеля о лоток.

– Sorry[46].

Она поднимает руку, ей молча вкладывают другой скальпель, ни о чем просить не надо.

Худдинге, Бредэнг или Альбю? Кто знает, из какого он пригорода? Откуда берутся все эти молодые темноволосые ребята с татуировками, накачанными, но беззащитными телами? На этот раз обошлось без огнестрела, без пуль, без прикладов, и в какое-то мгновение ей в голову приходит вопрос почему – почему этого парня пырнули ножом именно в эту ночь?

Кровь течет из раны на спине. Кровь Эммы.

Запах железа и еще живых внутренностей, крови, которая быстро меняет цвет от ярко-алой до темно-бордовой, теряя кислород. Дыхательная маска на лице пациента, от нее – толстый серый шланг к аппарату у стены, и дальше тонкая трубочка для дыхания. Все это соединяется со встроенными в стены и скрытыми за обоями кислородными трубами, которые, как капилляры, пронизывают всю Каролинскую больницу. Главные «легкие», гигантские цистерны с кислородом, закопаны в землю под сотнями других комнат.

– Ребекка, ты как, в порядке? – спрашивает Анна, одна из операционных сестер. Голос Анны возвращает ее обратно, к скальпелю. Он блестит в свете бестеневой лампы, попискивают сигналы кардиостимулятора, пациент дышит ровно, пульс под контролем.

– Я в порядке.