Кейт Расселл - Моя темная Ванесса

• Название: Моя темная Ванесса
• Автор: Кейт Расселл
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2021
• ISBN: 978-5-00131-310-6

Ванессе было пятнадцать, когда у нее случился роман с сорокадвухлетним учителем литературы мистером Стрейном. Сейчас ей тридцать два и их связывают теплые дружеские отношения. Когда одна из бывших учениц обвиняет Стрейна в домогательствах и призывает открыться всех, кто знал преподавателя с этой стороны, Ванесса оказывается перед мучительным выбором: молчать, отказываясь считать себя жертвой и продолжая верить в добровольность и чистоту тех отношений, или переосмыслить события прошлого и столкнуться с безжалостной правдой. Но если не любовь, то что же это было?

---

– Можно ли вообще закончить текст по-настоящему?

Похоже было на вопрос с подвохом. Секунду подумав, я сказала:

– Одни тексты могут быть более законченными, чем другие.

Он улыбнулся; мой ответ ему понравился.

– Так, может, покажешь мне что-то более законченное?

Я ослабила хватку и открыла блокнот. По большей части записи представляли собой полузаконченные стихи с вымаранными и переписанными строками. Пролистав недавние страницы, я нашла стихотворение, над которым работала уже пару недель. Оно было не закончено, но и не ужасно. Я отдала мистеру Стрейну блокнот, надеясь, что он не заметит закорючки на полях, ползущую вдоль корешка цветущую лозу.

Он осторожно держал блокнот обеими руками, и от одного вида моего блокнота в его ладонях по моему телу пробежала дрожь. Никто еще не прикасался к этим страницам, и уж тем более не читал, что там написано. Дочитав стихотворение, мистер Стрейн хмыкнул. Я ждала более определенной реакции, ждала, что он скажет, понравилось ему или нет, но он сказал только:

– Перечитаю еще раз.

Наконец он поднял взгляд:

– Ванесса, это чудесно.

Я громко выдохнула, начала смеяться.

– Как долго ты над ним работала? – спросил он.

Решив, что круче будет показаться гением-импровизатором, я невзначай соврала:

– Недолго.

– Ты говорила, что часто пишешь. – Мистер Стрейн вернул мне блокнот.

– Как правило, каждый день.

– Это видно. У тебя отлично получается. Я говорю это как читатель, а не как учитель.

От радости я снова рассмеялась, а мистер Стрейн улыбнулся своей нежно-снисходительной улыбкой.

– Разве это смешно? – спросил он.

– Нет, просто никто еще так не хвалил мои стихи.

– Ты шутишь. Это ерунда. Я могу сказать еще много хорошего.

– Просто я никогда еще не позволяла никому читать… – Я чуть не сказала «мою писанину», но решила употребить его слово: – Мои работы.

Повисла тишина. Мистер Стрейн снова оперся на ладони и принялся рассматривать открывавшийся перед нами вид: живописный центр города, далекую реку, пологие холмы. Я снова уставилась на свой блокнот. Мой взгляд был устремлен на страницы, но я ничего не видела. Я слишком ясно ощущала близость его тела, его покатый торс и натянувший рубашку живот, длинные, скрещенные в щиколотках ноги. Одна из его штанин задралась, обнажив полоску кожи между краешком ткани и походным ботинком. Опасаясь, что мистер Стрейн сейчас встанет и уйдет, я попыталась придумать, что бы такого сказать, чтобы он остался, но не успела: он поднял с земли кленовый лист, покрутил его за черенок и, на секунду задержав на нем взгляд, поднес к моему лицу.

– Смотри-ка, – сказал он. – Идеально подходит к твоим волосам.

Я замерла, почувствовав, как приоткрывается мой рот. Он еще мгновение подержал кленовый лист у моего лица; его уголки касались моих волос. Затем, чуть покачав головой, мистер Стрейн опустил руку, и лист упал на землю. Он встал, снова заслонив солнце, вытер ладони о бедра и, не попрощавшись, направился обратно к гуманитарному корпусу.

Когда он скрылся из виду, меня охватило помешательство, потребность сбежать. Я захлопнула блокнот, схватила рюкзак и помчалась к общежитию, но, передумав, вернулась и поискала глазами тот самый листок, который мистер Стрейн поднес к моим волосам. Спрятав его между страницами блокнота, я словно бы полетела над кампусом, только порой едва касаясь земли. Только у себя в комнате я вспомнила: мистер Стрейн сказал, что заметил меня из окна, – и зажмурилась при мысли, что он видел, как я ищу кленовый листок.

В следующие выходные я поехала домой на папин день рождения. Мама подарила ему щенка золотистого ретривера из приюта. Указанная причина отказа владельца – «слишком бледный окрас». Папа назвал щенка Бэйб, как свинку из фильма, потому что своим толстым пузиком и розовым носом она напоминала поросенка. Летом умерла наша старая собака – двенадцатилетняя овчарка, которую папа подобрал в городе, так что раньше у нас никогда не было щенка. Я настолько влюбилась в Бэйб, что все выходные носила ее на руках, как младенца, гладила ее мармеладные подушечки на лапках и нюхала ее сладкое дыхание.

Вечером, когда родители легли спать, я встала перед зеркалом в своей спальне, изучая свое лицо и волосы и пытаясь увидеть себя глазами мистера Стрейна – стильную девушку с кленово-рыжими волосами, которая носит милые платья, – но увидела только бледную, веснушчатую девчонку.

В воскресенье мама повезла меня назад в Броувик, а папа остался дома с щенком. В замкнутом пространстве машины грудь у меня разрывалась от желания пооткровенничать. Но о чем тут рассказывать? Что он пару раз дотронулся до моей руки, сказал что-то о моих волосах?

Когда мы проезжали по мосту в город, я как бы невзначай спросила:

– Ты когда-нибудь замечала, что мои волосы одного цвета с кленовой листвой?

Мама удивленно посмотрела на меня.

– Ну, клены бывают разные, – сказала она, – и осенью все они окрашиваются в разные цвета. Есть сахарные клены, есть пенсильванские, есть красные. На севере есть колосистые…

– Неважно. Забудь.

– С каких пор тебя интересуют деревья?

– Я говорила не о деревьях, а о своих волосах.

Тогда мама спросила, кто сказал мне, что мои волосы похожи на кленовую листву, но, похоже, ничего не заподозрила. Голос ее звучал нежно, как будто она умилилась.

– Никто, – ответила я.

– Кто-то наверняка тебе это сказал.

– По-твоему, сама я заметить не могла?

Мы остановились на красном светофоре. Радиоведущий зачитывал сводку последних новостей.

– Я расскажу, если ты пообещаешь не беситься.

– Не стану я беситься.

Я пристально посмотрела на нее:

– Обещай.

– Ладно, – сказала мама. – Обещаю.

Я глубоко вздохнула.

– Мне сказал это кое-кто из учителей. Что мои волосы того же цвета, что листва красного клена. – Выговорив эти слова, я чуть не засмеялась от облегчения.

Мама прищурилась:

– Учитель?

– Мам, следи за дорогой.

– Мужчина?

– Какая разница?

– Учитель не должен говорить тебе такие вещи. Кто это был?

– Мам.

– Я хочу знать.

– Ты обещала не беситься.

Она поджала губы, словно пытаясь успокоиться.

– Я просто говорю, что странно заявлять такое пятнадцатилетней девочке.

Мы проезжали город: кварталы пришедших в упадок и разделенных на квартиры викторианских особняков, безлюдный центр, разросшуюся больницу, усмехающийся памятник Полу Баньяну, который своими черными волосами и бородой немного напоминал мистера Стрейна.

– Это был мужчина, – сказала я. – Ты правда думаешь, что это странно?

– Да, – сказала мама. – Я правда так думаю. Хочешь, я с кем-нибудь поговорю? Пойду туда и устрою скандал.

Вообразив, как она врывается в административный корпус и требует поговорить с директрисой, я покачала головой. Нет, этого я не хотела.

– Да он и упомянул-то об этом между делом, – сказала я. – Не делай из мухи слона.

Мама немного расслабилась.

– Кто это был? – снова спросила она. – Я ничего не сделаю. Я просто хочу знать.

– Мой учитель по политологии, – не моргнув глазом соврала я. – Мистер Шелдон.

– Мистер Шелдон, – прошипела она так, будто глупее имени в жизни не слышала. – Как бы там ни было, тебе не стоит близко общаться с учителями. Сосредоточься на том, чтобы завести новых друзей.

Я смотрела, как за окном бежит дорога. Мы могли добраться до Броувика по междуштатному шоссе, но мама отказалась, заявив, что это гоночный трек, полный озлобленных людей. Вместо этого она поехала по двухполосному шоссе, что занимало вдвое больше времени.

– К твоему сведению, со мной все в порядке.

Она, нахмурив брови, покосилась на меня.

– Я предпочитаю быть наедине с собой, – продолжала я. – Это нормально. Не нужно меня этим доставать.

– Я тебя не достаю, – сказала она, но мы обе знали, что это неправда. Через секунду она добавила: – Извини. Я просто за тебя волнуюсь.

Остаток пути мы почти не разговаривали, и, глядя в окно, я невольно чувствовала, что победила.

Я сидела в кабинке для занятий в библиотеке, раскрыв перед собой задачи по геометрии. Я пыталась сосредоточиться, но мой мозг словно превратился в камешек, прыгающий по воде. То есть нет – скорее в камешек, гремящий в консервной банке. Я достала блокнот, чтобы записать это выражение, и отвлеклась на стихотворение об островитянке, над которым продолжала работать. Когда я в следующий раз подняла глаза, оказалось, что прошел уже целый час, а я еще и не начинала домашку по геометрии.

Я потерла лицо, взяла карандаш и попыталась позаниматься, но уже через несколько минут принялась глазеть в окно. В закатном свете деревья полыхали ярким пламенем. Мальчики в футбольной форме, перекинув бутсы через плечо, возвращались с полей. Две девочки несли футляры со скрипками, как рюкзаки. С каждым шагом их двойные хвостики покачивались.