Шубханги Сваруп - Широты тягот

• Название: Широты тягот
• Автор: Шубханги Сваруп
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2021
• ISBN: 978-5-86471-864-3

Завораживающий литературный дебют о поисках истинной близости и любви – как человеческой, так и вселенской. Действие романа охватывает едва ли не всю Южную Азию, от Андаманских островов до гималайских заснеженных пиков. История следует за ученым, изучающим деревья, за его женой, общающейся с призраками, за революционером-романтиком, за благородным контрабандистом, за геологом, работающим на леднике, за восьмидесятилетними любовниками, за матерью, сражающейся за свободу сына, за печальным йети, тоскующим по общению, за черепахой, которая превращается сначала в лодку, а затем в женщину. Книга Шубханги Сваруп – лучший образец магического реализма. Это роман о связи всех пластов бытия, их взаимообусловленности и взаимовлиянии. Текст щедро расцвечен мифами, легендами, сказками и притчами, и все это составляет нашу жизнь – столь же необъятную, как сама Вселенная. “Широты тягот” – это и семейная сага, и история взаимосвязи поколений, и история Любви как космической иррациональной силы, что “движет солнце и светила”, так и обычной человеческой любви.

---

Однако индийская почтовая служба, эта заправская иллюзионистка, опять взялась за свои фокусы. Усевшись за стол из древесины андаманского птерокарпуса, он обнаруживает, что все страницы журнала склеились вместе и по текстуре похожи на кору. Он поднимает журнал в надежде определить виновника по запаху. Видимо, кто-то пролил на его посылку молоко. Если точнее, банку сгущенки. На острове, где молока не найти днем с огнем, такие банки на вес золота. Но Гириджа не хочет сдаваться. Вооружившись ножом для разрезания бумаги, он начинает аккуратно отделять одну страницу от другой по очереди – сложная и скучная процедура, которая грозит занять целое утро.

Даже в необъяснимом мире его жены то, что случилось сейчас на огороде, выглядит очень странно. Возможно, она просто постеснялась показать ему, куда ее укусили. Или это была не многоножка, а какое-нибудь насекомое. Или она вдруг с ужасом осознала, что, собирая овощи, убивает то, что могло бы стать полноценным растением, а может, и деревом. В любом случае беспокоиться не о чем, думает он. Большинство женщин обладает повышенной чувствительностью, и это происшествие лишь доказывает, что его жена – нормальная представительница своего вида.

Чем дольше он наблюдает со стороны за человеческими особями женского пола, тем более вероятной кажется ему эта гипотеза. Подростком, в Аллахабаде, Гириджа Прасад внимательно отмечал про себя, в каких местах Тулсидасовой “Рамаяны” слушатели плачут[9] сильнее всего. Мужчины старались замаскировать свои слезы чиханием и другими мелкими неприятностями физического характера, тогда как женщины охотно превращали свои в эффектную демонстрацию веры, хотя ему никогда не удавалось понять, что именно вызывает у них эту реакцию. Вроде бы естественно было бы переживать, когда Сита воссоединялась со своим мужем Рамой после ее джентльменского похищения десятиглавым Раваной или когда этот муж изгонял ее из царства только из-за глупой болтовни какой-то прачки, но самые бурные излияния чувств происходили, когда книга закрывалась и объявлялось о завершении очередной встречи. Женщины рыдали без всякой логики и причины.

Чанда Деви, оставшись в одиночестве, вздыхает с облегчением. Только что ей пришлось нелегко. Она защищалась зонтиком от изможденного призрака, завернутого в знамя, который бродит за ней по грядкам и донимает ее дурацкими спектаклями. Взяв два прутика на манер палочек для еды, он показывает ей, чтобы она разбила ракушку и выковыряла оттуда мягкое мясо. Потом выразительно потирает живот. Смерть, надеялся солдат, избавит его от голода, который он испытывал на протяжении целой недели. Однако голод преследует его и в загробной жизни. Окруженный толстыми улитками, японец не способен разбить ни единой ракушки и извлечь из нее питательную плоть своими слабыми пальцами с ломкими, точно стеклянными, ногтями. Он молит миссис Варму о помощи. Как и пенджабский мятежник – тот усаживается на обеденный стол рядом с ее мужем и требует, чтобы горячие блинчики-мальпуа подавали сначала ему, а не “предателю, который одевается и говорит как британец”.

Нет, она-то не безумна. Место, куда привез ее муж, – вот настоящий сумасшедший дом. Но она боится говорить ему о своих трудностях. Мужчин не радует, когда их жены общаются с другими мужчинами, особенно с голыми и отчаянными незнакомцами.

За то время, пока Чанда Деви собирает овощи в огороде, моет их, режет, варит и подает на обед вместе со свежеиспеченными роти[10], Гириджа Прасад успевает разделить все страницы журнала и сталкивается с новой гипотезой своего существования: под действием молока и соленых ветров Пангея превратилась в огромное разноцветное пятно, формой напоминающее женские гениталии.

Чанда Деви знает, что ее присутствие отвлекает его. Это видно по тому, как он ерзает, как беспокойно подергивает ногой. Она знает, что ее вид заставляет его нервничать. Это улавливается даже в запахе пота – она ведь ежедневно нюхает его белье. Его носки пахнут копытами. От рубашек идет тяжелый, землистый дух – словно листья, траву и фрукты вдавило в темную почву ногами животных, дождями и ветром. Даже в его запахах она не находит передышки. Несмотря на приятную ночную прохладу, от простыней пахнет тревожным потом вперемешку с тропической сыростью.

Сегодня в эту смесь добавился новый смертоносный аромат – от единственной капли мангового сока, угодившей на его рукав прошлым вечером. Накануне корабль с материка привез для Чанды Деви корзину отборнейших манго, заказанных ее мужем, их вырастили на другом конце Индии, на красноземе западного побережья. В июне плодами манго наслаждается вся страна, от самого южного ее кончика до границы равнин. И Гириджа Прасад твердо намерен испробовать эти плоды во всем их царственном разнообразии, особенно после своего обращения. Сорт, который прежде назывался “альфонсо” в честь португальского генерала, новоизбранные представители свободного народа переименовали в “шиваджи” – по фамилии национального героя, отважного борца с иноземными захватчиками.

Чанда Деви тронута. Она моет и вытирает манго, кладет их в стеклянную вазу и ставит ее в центр стола. Потом смотрит, как муж затыкает за ворот салфетку наподобие слюнявчика, закатывает рукава и при помощи ножа и вилки ловко разделывает манго на кубики. Однако случайная капля все же соскальзывает с его вилки на мизинец, а оттуда – на рукав. Будь Чанда Деви в одиночестве, она откусила бы черенок, сняла пальцами кожицу и впилась зубами в мякоть, не посадив себе на сари ни единого пятнышка. Но в его обществе она робеет и потому берет кубики, нарезанные мужем.

– Когда я ел их в последний раз, они назывались “альфонсо”, – говорит он. – А теперь “шиваджи”. Кто бы мог подумать, что в эпоху независимости даже манго почувствуют себя другими?

Чанда Деви, воспитанная в прямолинейном духе санскритской литературы, не ведает об английской одержимости остроумием как высшей формой интеллекта. Она понимает замечание мужа буквально.

– Мы дети почвы, а они – плоды, – говорит она. – Они более чуткие. Перемены в правительстве, нападки на их веру – все это сильно на них действует, сильней даже, чем саранча или червяки. – Она ощущает его удивление. – Когда я ем индусские овощи, фрукты и стручки, мне не так плохо, – продолжает Чанда Деви. – Другое дело мусульманские или христианские – они ведь живут только раз.

– Но смерть грозит всем живым существам, независимо от их религиозных убеждений, – отвечает Гириджа. – Христианские манго могут надеяться на рай, мусульманские – на воскрешение в Судный день. Во всех теологических спорах человеку дано только рассуждать, но не судить. Этой привилегией обладает лишь предмет изучения – то самое бесформенное, бесполое всемогущее начало.

Защищая мусульманские манго, Гириджа Прасад создает прецедент и для себя, особенно для кулинарных предпочтений, с которыми его вынудили распрощаться.

Хотя Чанда Деви сидит с абсолютно невозмутимым видом, в душе она глубоко взволнована. Пусть ее муж не замечает призраков, устроившихся с ним рядом, пусть не помнит других случаев, когда он и его нынешняя жена вместе ели манго в своих предыдущих жизнях, он тоже способен видеть вещи, которых не видит она.

Позже в тот же день, когда муж оставляет Чанду Деви с призраками Бунгало Гуденафа, она закрывает дверь своей спальни, чтобы ей не мешали. Воспитанные в старых традициях, призраки ни за что не войдут в комнату, если ее дверь закрыта, и не станут подглядывать в окно с задернутыми занавесками.

Уединившись, она достает кожуру манго, так тщательно очищенного ее мужем полчаса тому назад. Эта скользкая тряпочка – напоминание о ярко-оранжевой мякоти, съеденной ими вместе, о мыслях, которыми они обменялись. Она гладит кожуру пальцами, легонько потирает и нюхает. Влажная и волокнистая изнутри, гладкая, блестящая и ароматная снаружи. Интересно, думает она, человеческая кожа тоже такая?

Восьмилетней девочкой Чанда Деви однажды спросила у матери: “Мама, как получаются дети?” Мать покраснела, отчитала дочь и велела ей никогда больше об этом не спрашивать, особенно у отца.

Затем, терзаемая своими неразделенными тревогами, мать Чанды Деви отправилась за советом к приречному святому. В ту пору он еще считался молодым – всего сто два года.

– Баба́, – сказала она, преподнеся ему цветы и фрукты, – моя маленькая дочь задает ужасные вопросы. На днях… но как объяснить тебе? Мне стыдно даже повторить ее слова. – Она поправила сари, чтобы как следует прикрыть волосы, и оглянулась – не подслушивает ли кто-нибудь? – Она спросила, как получаются дети. Я мать и не могу от нее отречься. Но кто возьмет ее замуж, баба́, если она будет и дальше задавать такие вопросы?

Баба́ сосредоточенно раскладывал цветы и фрукты по размеру. Один цветок календулы оказался больше яблока. Это вызвало у него улыбку.