Джон Маррс - Тьма между нами

• Название: Тьма между нами
• Автор: Джон Маррс
• Жанр: Триллер
• Год: 2021
• ISBN: 978-5-04-156631-9

Вы когда-нибудь злились на родителей за то, что они бесцеремонно лезут в ваши дела? Или думали, что помогаете своим детям, хотя на самом деле портили им жизнь? Вот к чему это иногда приводит… Кажется, расплата Мэгги – ужасна. Кажется, ее вина перед дочерью Ниной – ужасна вдвойне. Тьма пролегла между ними. Каждые два дня женщины ужинают вместе. А потом дочь отводит Мэгги на чердак, в «воронье гнездо», и приковывает цепью к полу. Это – возмездие. Мать сделала то, чего дочь ей никогда не простит. Ни-ко-гда. Пусть до смерти гниет в этой темной каморке с глухими стенами и небьющимися окнами, с тяжелой цепью на лодыжке. Столь велика ненависть дочери. Но есть то, чего Нина не знает. И мать никогда не расскажет ей – даже ценой своей жизни. Ведь в их доме правда опаснее лжи…

---

У меня внутри все холодеет, и к горлу подступает тошнота. Я так быстро зажимаю ладонью рот, что сводит губы. Теперь понятно… На прошлое Рождество миссис Пек вызвала Сару Коллинз к себе в кабинет с урока географии и сообщила, что ее отец попал в аварию на мотоцикле. Так Сара и сидела там, пока мама не приехала и не забрала ее домой. Теперь она наполовину сирота.

Папа – это мой мир, я не хочу – не могу! – жить без него.

– Он умер?

Мама качает головой. Значит, есть надежда.

– Нет. Боюсь, мы больше не будем жить вместе, – говорит она и кладет руку мне на плечо. Даже через футболку я ощущаю ее холод. – Когда ты была в школе, он сказал, что уходит от нас.

– Почему?

Слезы наворачиваются у меня на глаза, а голос дрожит.

– В последнее время мы плохо ладили.

– Но зачем ему уезжать?

– Он считает, что так будет лучше.

– И где он собирается жить?

– В Хаддерсфилде.

– Где?

– В двух часах езды отсюда.

– Когда я его увижу?

– Не знаю. Думаю, не скоро. Он оставил адрес, по которому можно писать.

– Не собираюсь я ему писать! Хочу его видеть, сейчас же!

Мама крепко сжимает мою руку. Я понимаю, что, возможно, она лишь желает меня успокоить, но отчего-то это пугает меня еще больше.

– Вы разведетесь? Родители Марка Ферна разошлись, и теперь он живет с мамой, а отца видит только по выходным. Это несправедливо…

– Знаю, дорогая, знаю.

Мама не может сдержать слез и плачет вместе со мной. Ее рука снова тянется к моей, но я отдергиваю ее, прежде чем она успевает меня коснуться.

– Это несправедливо! – кричу я. – Почему он не дождался меня и не сказал все лично?

– Наверное, побоялся, что не справится.

– Я хочу жить с ним!

Мама вздрагивает, ее глаза темнеют – она явно не ожидала от меня такого удара, а мне хочется нанести его в ответ на ту боль, которую она мне причинила.

– Ты сможешь пожить с ним во время каникул, когда он обустроится на новом месте.

Мой взгляд падает на стол, и я понимаю, что он накрыт на двоих. Не на троих, как раньше! Меня захлестывает гнев, и одним рывком я смахиваю на пол всю посуду и приборы. Они грохочут и разлетаются на осколки. Теперь мама выглядит напуганной.

– Ненавижу тебя! Ненавижу! – кричу я, чтобы хоть как-то выплеснуть боль. – Зачем ты его отпустила? Это ты виновата!

Выбегаю из комнаты и слышу ее шаги у себя за спиной. Не дожидаясь, пока она меня догонит, взлетаю по лестнице и захлопываю за собой дверь в спальню. Падаю на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, разражаюсь слезами.

Она поднимается ко мне лишь через час и стучит перед тем, как войти. Я демонстративно отворачиваюсь, делая вид, что мне совершенно нет дела ни до нее, ни до приготовленного ею ароматного куриного пирога с подливкой. Слежу в зеркале, как мама ставит поднос на стол и поворачивается, чтобы уйти, не сказав ни слова.

– Почему? – не выдерживаю я. – Ведь вы никогда не ссорились, все делали вместе, казались по-настоящему счастливыми…

– Казаться – не значит быть. Вырастешь – сама поймешь. Можно прожить с человеком годы и искренне любить его, но так никогда по-настоящему и не узнать.

Все это пустые фразы. Я чувствую, что она недоговаривает.

– Почему ты не боролась? Ради меня!

– Ничего, мы вместе, и у нас есть наш дом. Наша жизнь останется такой же, как прежде, я обещаю.

– Нет! Без папы все будет не так!

Мама открывает рот, чтобы возразить, но мне надоело ее слушать. Я закрываю глаза и не говорю больше ни слова, пока она не уходит. Потом беру со стола блокнот и пишу папе письмо, требуя, чтобы он немедленно вернулся домой или хотя бы позвонил. Я знаю, он меня послушает, ведь я его «единственная девочка». Сколько себя помню, он всегда меня так называл. Он не оставит свою «малышку» одну.

Вечером мама надписывает конверт, наклеивает марку и обещает опустить письмо в почтовый ящик утром по дороге на работу. Если папа не позвонит завтра, я напишу ему еще раз. Пусть знает, что еще не поздно передумать и вернуться. Уверена, мама примет его без колебаний.

Когда я ложусь в кровать, мама приходит снова, опускается рядом, обнимает меня, и мы тихо плачем вместе. Последнее, что я помню перед тем, как заснуть, – она целует меня в макушку и просит ее простить.

– Пожалуйста, не надо ненавидеть меня, – шепчет она.

– Не буду, – обещаю я.

Что бы я ни наговорила ей в сердцах, я не могу ее ненавидеть. Она же моя мама.

Глава 7 Мэгги

Я не знаю, во сколько просыпаюсь, потому что еще несколько месяцев назад Нина лишила меня возможности следить за временем: забрала старые наручные часы и массивный хронометр в виде золотой кареты, когда-то принадлежавший моей матери, а потом перешедший мне по наследству (к слову, моей сестре Дженнифер достались фарфоровые статуэтки). Он стоял у меня в спальне на комоде, а однажды вечером, когда я вернулась из ванны, просто исчез, и Нина даже не потрудилась дать объяснение.

Встаю не сразу. Ночь выдалась утомительной. Привычное вечернее чтение из единственного удовольствия превратилось в муку: одной рукой приходилось держать книгу, а другой – прижимать сломанные очки. Пружина, которую я достала из матраса, исчезла с прикроватной тумбочки, и я корила себя за неосмотрительность: надо было лучше прятать. Наверняка Нина решила наказать меня за своеволие, лишив последней оставшейся радости – чтения.

Не спасает даже снотворное. Раньше, приняв таблетку, я сразу отключалась, однако с годами организм привык, и теперь этот препарат на меня не действует. К тому же, как минимум два раза за ночь я встаю, чтобы помочиться в ведро в углу, и уснуть потом – большая удача.

Когда я сажусь, цепь, прикованная к щиколотке, гремит о половицы. Железо ударяется о голень, и я не могу сдержать проклятия. На ногах, пестреющих разноцветными гематомами, появится очередной свежий синяк. Чертовы кандалы! Конечно, за годы я к ним привыкла, но все равно иногда забываюсь.

Потирая ушибленное место, медленно перекидываю обе ноги через край кровати и ощущаю пальцами ног прохладный деревянный пол. Шаркаю к окну, чтобы заступить на свой наблюдательный пост. Уж лучше жить в «вороньем гнезде» и обозревать окрестности с высоты, чем гнить в подвале, как червь под землей.

В первый же день, когда я здесь проснулась, Нина сообщила, что стекло ударопрочное и звуконепроницаемое. Будто я могла добраться до него через плотные ставни. Сколько я ни старалась, ни стул, ни лампа не оставили на их поверхности ни одной царапины.

Встаю, чтобы привести себя в порядок. Протираю лицо и тело влажными салфетками из полупустой пачки. После вчерашней ванны от кожи до сих пор пахнет апельсинами; ненавижу цитрусовые запахи, но они лучше, чем ничего. Снимаю ночнушку и достаю из шкафа розово-красное платье в цветочек. Трусы не ношу, равно как колготки и брюки, – цепь не позволяет. Вся моя нынешняя одежда либо натягивается через голову, либо обертывается вокруг талии. Меж тем в шкафу полно старых нарядов, которыми теперь интересуется моль, а не я. Уверена, Нина оставила их как едкое напоминание о прошлом, вместе с туфлями на каблуках, шалями, перчатками и пальто.

Сейчас в моем гардеробе семь комплектов, по одному на каждый день недели. В пятницу я оставляю аккуратную стопку грязного белья за дверью и через день получаю его обратно, выстиранное и выглаженное. Всё как в отеле. Только съехать нельзя.

На стене под самым потолком висит фотография моего мужа Алистера, наклеенная прямо на обои. Он улыбается в камеру. Когда я впервые здесь оказалась, не могла отделаться от ощущения, будто он за мной следит. Ненавижу такую назойливость. И его самого ненавижу. Однако длина цепи не позволяет добраться до фотокарточки. В первый же день я плеснула в нее апельсиновым соком, но она лишь немного пожелтела, приобретя оттенок сепии, словно была сделана сто лет назад. Собственно, в памяти наш брак ощущается столь же далеким…

Накрываю стульчак полотенцем, чтобы приглушить запах вчерашних нечистот. Нина опорожняет ведро раз в два дня, я уже привыкла. Как-то в самом начале я разозлилась и попыталась выплеснуть содержимое на нее. Но запнулась о цепь, потеряла равновесие и залила пол. Нина хохотала до слез, а потом заявила, что ночевать мне придется с этой лужей – тряпку и моющее средство она принесла лишь на следующий день.

Раньше она оставляла мне баллончик с освежителем воздуха, пока однажды я не попыталась ослепить ее, распылив едкую струю прямо в глаза. В последний момент ей чудом удалось увернуться. Теперь она приносит мне освежители воздуха для автомобилей – естественно, с запахом апельсинов.

У нее есть две цепи разной длины, чтобы все время держать меня на привязи. Я не знаю точно, из какого металла они сделаны, но он явно очень прочный: я много раз пыталась сломать или разбить звенья – все впустую. Цепь крепится к ободу, закрепленному у меня на лодыжке с помощью висячего замка, словно со средневековых гравюр. Единственный ключ Нина всегда держит при себе.